Гроза над Миром - Венедикт Ли

– Нат, я приглашаю тебя посетить мою столицу.

– Принимаю.

– Ты видишь, что спокойно теперь можешь покидать Тир?

– Вижу.

– У меня к тебе будет просьба. Да садись, Бога ради!

Я сел, но не рядом с ней, а в плетеное легкое кресло. Кивнул, дав понять, что внимательно слушаю.

– Мне нужен новый глава поселения.

– Нет.

– Подожди, не горячись. Ты – честен, лидер по натуре. По хорошему честолюбив – такие люди мне нужны.

– Не намерен быть главным надсмотрщиком над толпой несчастных, полуголодных рабов.

– Не руби с плеча. Подумай. Все получат свободу. Пока в пределах создаваемого протектората Тир. Работать за плату, часть ее я резервирую за каждым на его личном счету в банке Вагнока.

– Только сними охрану – народ разбежится.

– Нет. Куда бежать? В Эгваль – путь далек и труден. На территориях, подвластных Острову – везде, кроме Тира – беглец будет нищ и бездомен. А в Тире – у него есть дело, каким можно гордиться – я позабочусь создать подходящее общественное мнение.

Ты будешь хозяином Тира! По своему согласию и волею его жителей. Думаешь – у меня есть другое население для него?

– Я понимаю замысел. Возможно, с него что-то выйдет. Желаю удачи Хозяйке Острова. Но, лично я – не собираюсь принимать в этом участия – душа не лежит. Оставляю за Хозяйкой право – согласиться с моим отказом спокойно или вышвырнуть меня за борт.

Хозяйка дотронулась до кнопки на крышке столика в изголовье дивана. Вошел офицер.

– Приведите Реджину.

Ригли вошла, вытирая подбородок тыльной стороной ладони.

– А я какао не допила!

Хозяйка огорчилась:

– Ох, прости меня! Ладно, ступай, приканчивай какао – он у меня вкуснющий. Я позову тебя потом.

Ригли уже уходила, когда ее догнал вопрос Хозяйки:

– Хотела бы ты пожить в Вагноке?

– А после Вагнока – вернемся домой?

– Конечно, Реджина.

Ригли ушла. Хозяйка долго изображала задумчивость, пока я не смекнул, что первой она не заговорит.

– Черт с тобой! Я согласен. Не ради тебя.

Она не выказала никакого довольства тем, что меня утоптала.

– Хорошо. Не буду больше тебя доставать.

(Аудиенция окончена…)

Я все же не удержался от вопроса:

– Так понимаю – тормоз в моей башке исчез?

– Да, после того, как ты услышал от меня ключевую фразу.

– Какую?

– Неважно. Не думай о пустяках. Обед – через час. Ступай.

Обедал я один в своей каюте, расслабленно следя за морским пейзажем. Внизу крошечная черточка корабля оставляла за собой ясно видимый кильватерный след. Скоро оживиться морской путь между Вагноком и Тиром. И я подумал, что если восстановить дорогу от Тира на Эгваль, то моя родина получит долгожданный выход к морю.

«В моих мечтах – жив Тир и многое другое…»

Какао, кстати, здешний кок, в самом деле, умел готовить.

За иллюминатором уже стемнело, когда тихий скрип замка выдернул меня из дремоты. Кто-то осторожно пытался открыть дверь моей каюты.

Ключ был у меня – Хозяйка вернула его, давая понять, что не покушается больше на мою свободу, и я перед сном закрыл замок на два оборота. Теперь я терпеливо ждал, когда незваный гость добьется успеха.

Дверь медленно приоткрылась и Ригли проскользнула в каюту со смущенной улыбкой. Пару отмычек она торопливо упрятывала в пояс.

– Я думал – такой замок нелегко открыть.

Ригли хихикнула. Я отодвинул шторку со световой панели, чтобы получше разглядеть плутовку.

То, что было для Хозяйки коротким светло-зеленым халатиком – на Ригли смотрелось платьем – ей пришлось запахнуть полы его чуть ли не вдвое. Обуви на ногах больше не было. Только старый матерчатый пояс она сохранила из прежней одежды.

Тонкие руки уперлись мне в грудь. Ригли забралась на мою постель, толкаясь теплыми острыми коленками. Ее длинные волосы влажно блестели.

– У нее такой душ! – Ригли не скрывала восторга. – Она сказала, будет меня с песочком драить, но пока сойдет…

– Она знает, что ты здесь?

– А! Все спят, а кто нет, подумают – в туалет пошла. – Ригли избавилась от пояса и пыталась выскользнуть из платья. Я решил не дать ей этого сделать и привлек к себе, обнимая за худенькую спинку… Что понимает в физической любви девочка неполных двенадцати лет? Ригли напряглась, пытаясь вернуть себе свободу движений, я поцеловал ее, она отвечала неумело, но с большим энтузиазмом. Зажмурилась, мягко щекотнув мою щеку длинными ресницами.

Меня вдруг всего пронзила истома, когда Ригли заерзала по мне голым плоским животом. Совсем не желая доводить дело до крайности, я приподнял юную грешницу за осиную талию, заставив встать надо мной на коленях. Платье упало с ее плеч. Ригли на коленках подползла ближе и сильно прогнулась назад, взявши себя, для упора, за щиколотки. Грива волос ее разметалась в беспорядке.

Покрытый нежным пушком предстал передо мной ее бугорок любви с ложбинкой посредине. И я приник к нему губами, стараясь достать языком как можно глубже. Ригли начала тоненько скулить, я придерживал ее за ягодицы, пока она не задергалась, как на угольях.

Вскрикнула, запустила два пальчика в свое узкое отверстие.

– Сейчас, Нат! Сейчас… сейчас!

Ригли захватила в себя кончик моего ствола, помогая себе руками. Я сохранял еще остатки самообладания и хотел помешать Ригли, пожертвовать мне свою девственность. Но она вцепилась в меня, стремясь подвинуться вперед, несмотря на испытываемую сильную боль. Я тоже ощущал невыносимое напряжение в чреслах и, сдерживаясь из последних сил, стал пробиваться в тугую глубину короткими толчками.

Ригли с силой подалась ко мне, я услышал ее вопль. Задыхаясь, вся в слезах, она поспешила успокоить меня:

– Не бойся! Все хорошо, я сама этого хочу! Бери! Бери, не бойся!

И я взял ее. Тонкие руки девочки-женщины обвивали мою шею с неожиданной силой. Больше она ничего не говорила, дышала тяжко, со всхлипом, и, обнимая ее, я слышал бешеный стук маленького сердца.

Новое утро наступало белесое и пасмурное. «Ариэль» уже снизился ниже облаков. Ригли тихо посапывала в подушку. Будить ее было жалко, но – пора. Она приподнялась и сладко зевала с закрытыми глазами, потом внезапно очнулась:

– Здравствуй!

– Доброе утро, Реджина! Пора соблюсти конспирацию.

Мы долго прислушивались у приоткрытой двери, потом Ригли молча быстро поцеловала меня напоследок и выскользнула в коридор. От ее вчерашней обиды на меня за то, что в последний пронзительный миг я быстро вышел из нее и выстрелил своим добром вхолостую, не осталось и следа. Она поняла, что я берегу ее и еще больше преисполнилась благодарности.