Независимость Грузии в международной политике 1918–1921 гг. Воспоминания главного советника по иностранным делам - Зураб Давидович Авалов

Предъявленный уполномоченным турецкого султана 9 мая, подписанный в Севре 10 августа 1920 г., договор этот не только создавал независимую Армению, но также впервые вводил в международное право Европы, в качестве формально признаваемых величин, Грузию и Азербайджан.

Ст. 92 проекта предусматривает порядок определения границ между Арменией и соседними с ней Азербайджаном и Грузией. Границы должны быть приняты по обоюдному соглашению. Если оно не последует к тому моменту, когда установлена будет граница Армении с Турцией[194], в этом случае пограничная черта между Арменией и Грузией, а также Азербайджаном будет определена главными союзными державами (Англией, Францией и Италией), которые равным образом озаботятся проведением ее на месте. Батум провозглашался портом международного значения, открытым для свободной торговли и для флотов всех государств, участников Лиги Наций. Режим свободного порта, под высшим наблюдением Лиги, описываемый в Севрском договоре (ст. 335–346), относится к Батуму так же, как к Константинополю, Гайдар-паше, Смирне, Александретте, Хайфе, Басре, Трапезунду. Впрочем, относительно Батума делается оговорка об «условиях, имеющих быть установленными впоследствии» (ст. 335).

Вопрос о суверенитете остается открытым. Редакция ст. 351 («свободный доступ к Черному морю через порт Батум предоставлен Грузии, Азербайджану и Персии, а равно и Армении») отражает еще лондонские идеи (февраля-марта 1920 г.), отделявшие Батум от Грузии. Такой же «отсталой» является ст. 352, говорящая о выходе Армении к Трапезунду. Во всем этом много недомолвок и неясностей, ключ к которым лежит в безуспешности наших переговоров в Сан-Ремо[195].

10 августа 1920 г. Аветис Агаронян от имени Армении подписал Севрский договор, которым освящалось наконец существование независимого армянского государства. Какой несоизмеримый шаг вперед сравнительно с пресловутой ст. 61 Берлинского трактата 1878 г.! К сожалению, успех чисто бумажный и чисто словесный: и недаром имя Севра так тесно связано с хрупкостью его фарфоровых изделий!

К 10 августа 1920 г. ответственные правители и уполномоченные представители Армении и Грузии уже сделали все, что могли, чтобы со стороны Закавказья обеспечить торжество русско-турецкой оппозиции Севрскому договору. Ни в Сан-Ремо, ни в Тифлисе, ни в Эривани, не говоря уже о Баку, не обнаружено было ни способности к единению, которое требовалось для создания закавказского блока, ни даже сознания его необходимости, хотя бы как одного из практических условий осуществления Севрского договора. Зато Турция и Россия сумели согласовать свою работу настолько, что на протяжении нескольких месяцев от закавказского «фронта» ничего не осталось. Несогласие и слабость великих держав, поведение Греции, окончательный отказ Соединенных Штатов от поддержки Армении привели затем (в 1920–1923 гг.) к таким переменам на Ближнем Востоке, которые были равнозначны полному крушению хрупкого севрского создания.

86. Западнические иллюзии и Восточная действительность

Передачу Батумской области в распоряжение грузинского правительства в Грузии сочли большим его успехом. Видели в этом победу демократии над империализмом и так далее.

Осенью 1920 г., когда Советская Россия вместе с Турцией уже являлась решающим фактором в кавказских делах, а великие державы Запада, главным образом Англия, уже отказались здесь от деятельной политики, то есть когда не от Лондона и не от Парижа, а от Москвы и от Анкары зависела война или мир в Закавказье и будущность Закавказских республик, грузинское правительство, игнорируя Москву и Анкару, сосредоточило на Западе главные свои усилия. Три министра (Гегечкори, Гогичайшвили, Канделаки), председатель Учредительного собрания (Чхеидзе), особый чрезвычайный и универсальный уполномоченный (Церетели) подвизались в столицах западных держав в то время, когда конъюнктура, обратив было на мгновение к Грузии свой благожелательный лик, повернулась к ней спиной. Создавалось демонстративное впечатление близости к великим державам, которой на деле вовсе не было, и давалась пища притворным опасениям Москвы относительно «базы для европейского вмешательства», что не соответствовало действительности.

Эта фальшивая дипломатическая позиция (вовсе не согласованная с обстановкой) дополнялась еще несчастным и несвоевременным вовлечением Грузии как социал-демократической будто бы республики в распрю социал-демократов и коммунистического Интернационала.

Грузия, некогда «удел Божьей Матери», делалась теперь уделом 2-го Интернационала. В сентябре 1920 г. «осмотр на месте» Грузии деятелями последнего (Р. Макдональд, Вандервельде, госпожа Э. Сноуден, Ренодель, Каутский, Гюнсманс и др.) получил значение какой-то идейной демонстрации, направленной против 3-го, то есть коммунистического, Интернационала. Эта прогулка видных европейских социалистов, – в их числе трех статс-дам 2-го Интернационала (госпожи Каутской, Вандервельде, Сноуден), с любопытством лорнировавших «эту милую, живописную Грузию» и встреченных в Грузии с официальными почестями, к которым они не были столь привычны у себя на родине, имела большое значение для внедрения в их умах идеи независимой Грузии как демократического «оазиса». Для упрочения же этой независимости «в трудных условиях нашего времени» экскурсия эта никакого значения, конечно, не могла иметь: она даже вызвала или усилила, крайне некстати, иллюзии относительно «поддержки западной демократии», окончательно сбивая с толку народ, которому остался, конечно, непонятным действительный смысл ухода англичан из Батума, как непонятным было для него сравнительное значение для независимости Грузии в 1920 г. «Верховного совета великих союзных держав» и «амстердамского Интернационала». Впрочем, в этом отношении, то есть по части непонимания, пастыри были единодушны с паствою.

Между тем по соседству с Грузией советская власть не только укрепилась прочно в Азербайджане (летом 1920 г. ввиду русско-польской войны и присутствия в Батуме англичан большевики произвели давление в направлении Персии, а не к Черному морю), но и подготовляла капитуляцию Армении – предложением ей помощи в ее стесненном положении и политикой «коридора» для примыкания к Турции через Карабах.

Но и в самом Тифлисе подготовительная работа советской миссии была в полном ходу: помимо агитации и идейной борьбы коммунизма с социал-демократией исподволь производилось наблюдение и «внутреннее освещение» старыми средствами и опытными специалистами.

Тем временем пребывавшие в Европе грузинские сановники совещались о том, как наилучшим образом устроить заграничное представительство Грузии (парижская делегация подлежала упразднению с конца октября 1920 г.). Министр иностранных дел Гегечкори, оставив эти дела на попечении совершенно случайных людей, терял время на дальнейшее, по стопам делегации, «хождение по делу» о юридическом признании Грузии. Имел он в Лондоне разговоры и относительно Батума – но с апреля 1920 г. вопрос этот потерял уже практическое значение; о нем еще говорили – так как «заведено» было соответствующее «дело».

Вопрос же о формальном признании Грузии катился теперь по торной дороге, вслед за вопросом о признании Балтийских республик.

Русско-польский кризис завершился поражением России – после того как она была, казалось, на волосок от победы.

Сбросить войска генерала Врангеля в море становилось теперь для советской власти главной задачей: это был последний «фронт» в Европейской России.

Англия окончательно избрала стезю разговоров о возобновлении торговли с Россией и готовилась предоставить последней свободу действий в республиках Закавказья. Она