Гарри Поттер и Реликвии Смерти - Джоан Роулинг

На следующее утро, прежде чем проснулись Рон и Гермиона, Гарри выбрался из палатки и обошел ее окрестности в поисках самого старого, самого сучковатого и самого крепкого на вид дерева. Найдя такое дерево, Гарри захоронил под ним глаз Психоглазого Хмури и пометил это место, нанеся на кору дерева маленький крест своей волшебной палочкой. Конечно, это было немного, но Гарри казалось, что Психоглазому это понравилось бы больше, чем торчать в двери кабинета Амбридж. Затем он вернулся к палатке и ждал, пока его спутники проснутся, чтобы обсудить с ними, что им делать дальше.

Гарри и Гермиона считали, что лучше всего не оставаться подолгу на одном месте, и Рон согласился, с единственной оговоркой, что следующее их место назначения будет где–нибудь поблизости от сэндвича с беконом. Поэтому Гермиона отправилась снимать заклятья, наложенные ей на поляну, в то время как Гарри и Рон уничтожали все следы на земле, которые могли бы показать, что они здесь останавливались. Потом они Дезаппарировали к окраине маленького торгового городка.

Как только они натянули палатку в укрытой от посторонних глаз маленькой рощице и окружили ее свеженаложенными защитными заклятьями, Гарри под плащом–невидимкой совершил вылазку в поисках пропитания. Вылазка, однако, прошла совсем не так, как было запланировано. Едва он вошел в город, как застыл на месте, ощутив неестественный холод и увидев спускающийся туман и внезапно потемневшее небо.

— Но ты же делаешь классного Патронуса! — протестующее воскликнул Рон, когда Гарри вернулся в палатку с пустыми руками, едва дыша, и с трудом выговорил единственное слово: «дементоры».

— Я не мог… его вызвать, — выговорил он, глотая воздух и прижимая руку к боку. — Он… не пришел.

При виде испуга и разочарования, написанных на их лицах, Гарри ощутил стыд. Это было просто кошмарно: видеть дементоров, выскальзывающих из тумана вдалеке, и осознавать, ощущая парализующий холод в легких и слыша далекие вскрики, что он не в состоянии себя защитить. Вся гаррина сила воли потребовалась ему, чтобы выйти из столбняка и убежать прочь, оставив безглазых дементоров скользить между муглями, которые не могли их видеть, но, несомненно, ощущали исходящее от них ощущение безнадежности.

— Стало быть, у нас по–прежнему нет еды.

— Да заткнись ты, Рон, — отрезала Гермиона. — Гарри, но что случилось? Почему ты думаешь, что ты не мог вызвать своего Патронуса? Вчера тебе здорово удалось!

— Я не знаю.

Он плюхнулся в одно из старых кресел Перкинса, чувствуя еще большее унижение, чем раньше. Он боялся, что что–то неладное происходит в нем самом. Вчерашний день, казалось, прошел вечность назад; а сегодня ему словно опять было тринадцать лет, и он был единственным, кто потерял сознание в Хогвартс–экспрессе.

Рон пнул ножку стула.

— Ну что? — рявкнул он на Гермиону. — Я помираю с голоду! С тех пор, как я истек кровью до полусмерти, я съел только пару поганок!

— Тогда иди и сам проходи через дементоров, — предложил уязвленный Гарри.

— Я бы пошел, да у меня рука на перевязи, на случай если ты не заметил!

— Это очень удобно.

— И что ты этим хочешь?..

— Ну конечно же! — вскричала Гермиона, хлопнув себя ладонью по лбу и мгновенно заткнув их обоих. — Гарри, дай мне медальон! Ну давай же, — нетерпеливо добавила она, щелкая пальцами, когда увидела, что он не реагирует. — Хоркрукс, Гарри, он все еще на тебе!

Она вытянула вперед руки, и Гарри стянул золотую цепочку со своей головы. В тот момент, когда медальон отделился от гарриной кожи, Гарри ощутил в теле свободу и странную легкость. Он сам не сознавал, каким он был заторможенным и какой тяжелый груз давил ему на живот, пока оба эти ощущения не прекратились.

— Лучше стало? — спросила Гермиона.

— Да, намного!

— Гарри, — произнесла она, склонившись над ним, таким голосом, словно была у постели тяжело больного, — ты не думаешь, что он тобой овладел, нет?

— Что? Нет! — оправдывающимся тоном ответил он. — Я помню все, что мы делали, пока я его носил. Если бы мной овладели, я бы не знал, что я делал, так? Джинни говорила мне, что в некоторые моменты она вообще ничего не помнила.

— Хм, — сказала Гермиона, глядя сверху вниз на тяжелый медальон. — Что ж, похоже, нам нельзя его носить. Мы можем просто оставлять его в палатке.

— Мы не будем оставлять Хоркрукс где–либо, — твердо заявил Гарри. — Если мы его потеряем, если его украдут…

— Ох, ну ладно, ладно, — Гермиона надела медальон себе на шею и спрятала под рубашку. — Но мы будем носить его по очереди, чтобы никто не держал его при себе слишком долго.

— Отлично, — раздраженно произнес Рон. — А теперь, когда мы решили этот вопрос, нельзя ли нам достать немного еды?

— Конечно, но нам придется для этого пойти куда–то еще, — ответила Гермиона, покосившись на Гарри. — Нет смысла оставаться здесь, где мы точно знаем, что вокруг полно дементоров.

В итоге они остановились на ночь в отдаленном поле при одинокой ферме, в которой им удалось достать хлеба и яиц.

— Это ведь не кража, нет? — озабоченным голосом спросила Гермиона, когда они уничтожали омлет с тостами. — Я же оставила немного денег под курятником, верно?

Рон закатил глаза и промычал сквозь набитый рот:

— Эмыона, ‘ы шлышком мноа бешпакоыша. ‘Ашшьябша!

Действительно, теперь, когда они насытились, расслабиться стало намного проще. Воспоминания об их спорах касательно дементоров утонули в смехе, и Гарри заступил на первую из трех ночных вахт в приподнятом настроении и даже с чувством надежды.

Это был первый раз, когда они ощутили на себе, что сытый желудок означает хорошее настроение, а голодный — уныние и стычки по пустякам. Гарри был этому удивлен меньше других, поскольку у Дурслей ему случалось голодать довольно продолжительные отрезки времени. Гермиона в те ночи, когда им удавалось перехватить лишь ягоды или черствые бисквиты, держалась более–менее неплохо, разве что была чуть более вспыльчивой, а ее молчание — более угрюмым. Рон, однако, привык вкусно питаться три раза в день благодаря кулинарному искусству его матери и хогвартских домовых эльфов, и от голода становился раздражительным и безрассудным. Всякий раз, когда отсутствие пищи совпадало с очередью Рона носить Хоркрукс, он был совершенно невыносим.

«Ну и куда теперь?» стало его постоянным рефреном. У него самого, судя по всему, идей не было, но он требовал, чтобы Гарри и Гермиона обсуждали свои планы, пока он сидел и мрачно размышлял о плохом питании. Соответственно, Гарри и Гермиона проводили многие часы в бесплодных попытках определить, где они могут найти другие Хоркруксы и как уничтожить тот единственный, который у них уже был. Вскоре разговоры их стали все больше и больше повторяться, ибо новой информации у них не было.