Москва акунинская - Мария Беседина

«…Сегодня с утра все повторилось. Доктору Линду достался эгрет-фонтан из бриллиантов и сапфиров…»

Деньги на строительство огромного храма собирали всей страной. В кружки для пожертвований падали и крупные купюры богатых людей, и жалкие гроши, выстраданные бедняками… Храм Христа Спасителя был поистине народным храмом. Ничего не помогло.

«Переустроители мира» заявляли, что храм безобразен, похож на «чернильницу», что он построен на деньги, «отобранные у эксплуатируемых». Всем известно, что решено было возвести на его месте — исполинский Дворец Советов, увенчанный многометровой статуей Ленина. Воспитанный советской пропагандой Егор Дорин размышляет об этом «величайшем сооружении в истории человечества. Через несколько лет оно вознесется над Москвой, накрыв полгорода тенью каменного Ильича» («Шпионский роман»). Десятки маститых архитекторов боролись за честь стать авторами проекта… Первенство досталось Б. М. Иофану. Общая высота здания (вместе со статуей) должна была достичь 420 м. Для того чтобы каркас гигантской конструкции не рухнул, был разработан особый сорт хромомедистой стали. Ничего не вышло. Все время возникали неполадки, не выдерживал грунт… Прекратила строительство война. Однако Дворец Советов не исчез бесследно — он, как зеркало Снежной королевы, разбился на множество осколков. Мы видим следы замысла Иофана в архитектуре «сталинских высоток». Предназначенный для каркаса рецепт высокопрочной стали был использован для обновления московских мостов. А на месте храма в 1956 г. выкопали уникальный для наших широт открытый бассейн «Москва» (с 1960 г. переименованный почему-то в «Чайку»). До 1957 г. название так и не появившегося на карте города Дворца Советов сохраняла нынешняя станция метро «Кропоткинская». Так она названа и в «Шпионском романе».

В 90-е гг. XX в. русский народ снова начал собирать деньги на храм Христа Спасителя. Помните, как в романе «Ф. М.» Николас постигает разгадку тайны Олега Сивухи, увидев его фотографию на фоне строящегося Храма? Вот уже несколько лет, как снова открылись его двери… Конечно, проект слегка осовременили. И, глядя на его купол, мы с вами можем вспомнить очень христианский поступок неверующего Фандорина, говорящего о добытом у Ахимаса портфеле с деньгами:

«— Собираюсь в городскую Думу переслать. Крупное пожертвование от анонимного дарителя, на завершение устройства Храма.

— И сильно крупное? — внимательно взглянул на молодого человека камердинер.

— Почти миллион рублей».

Поступок Эраста Петровича особенно контрастирует с описанным не без доли сарказма скептицизмом иных персонажей романа, живущих в мире расчетов и придворных интриг.

«— Как вам наш Володя Большое Гнездо? — внезапно спросил обер-полицеймейстер.

Поколебавшись, Эраст Петрович ответил:

— По-моему, его сиятельство не так прост, как кажется.

— Увы. — Генерал энергично пустил вверх густую дымную струю. — В свое время князь был непрост, и даже очень непрост. Шутка ли — шестнадцать лет держит Первопрестольную железной рукой. Но расшатались зубы у старого волка. Чему удивляться — восьмой десяток. Постарел, утратил хватку. — Евгений Осипович наклонился вперед и доверительно понизил голос. — Последние дни доживает. Сами видите — вертят им как хотят эти его помпадуры Хуртинский и Ведищев. А пресловутый Храм! Ведь все соки из города высосал.

Зачем, спрашивается? Сколько приютов да больниц на этакие деньжищи можно бы построить! Нет, наш Хеопс новоявленный желает непременно пирамиду после себя оставить».

Остоженка

Мы сворачиваем на эту улицу от Пречистенских ворот. Трудно поверить, что эта оживленная, нарядная, людная магистраль когда-то была даже не пригородом — здесь в XIII–XIV вв. были покосы, на которых москвичи заготавливали сено для своих лошадей и коров. Усеянный сметанными стогами, луг так и назывался «остожьем». От этого слова и пошло древнее название улицы (в советское время успевшей побыть Метростроевской).

Под этим названием мы встречаем ее в «Шпионском романе» — здесь, «рыча 85-сильным мотором», проносится «шоколадный «ГАЗ» Октябрьского».

В XIV в. здесь уже жили: на лугу поднялись дворцовое село Семьчинское и женский Алексеевский монастырь, о сносе которого рассказывалось в предыдущей главе. В 1584 г. был построен еще один монастырь, Зачатьевский. В XVII в. на Остоженке находился Конюшенный двор. А в XVIII–XIX вв. на улице расселилась знать.

Многие остоженские переулки названы в память живших в них дворян: Хилков, Лопухинский, Всеволожский…

Там, где на Остоженку выходит уже упомянутый Еропкинский переулок, стоял дом, который, собственно, и дал ему название (Остоженка, 38). П. Д. Еропкин построил его в конце XVIII в. А с начала XIX в. и до 1917 г. в доме Еропкина помещалось то самое Коммерческое училище, в котором так и не доучился Сенька Скориков: «В малолетстве Сенька всегда одет-обут был. Как говорится, брюхо сыто и рожа мыта. Грамоте и арифметике в положенный срок обучен, даже в Коммерческое училище полгода отходить успел, но как осиротел, учение кончилось» («Любовник Смерти»).

Но я несколько забегаю вперед. Самый ближний к началу улицы «акунинский» адрес — дом № 3 на правом углу Хилкова переулка. Когда-то здесь стоял просторный дом, в котором находилась лечебница Лодера. Во «Внеклассном чтении» «московский губернатор князь Давыд Петрович Долгорукой» рассказывает Митридату и Даниле Фондорину последние новости.

«— Нынче мы все воды пьем и моционом увлекаемся, — говорил он, сардонически поджимая углы рта. — Слыхали ль вы о водяном заведении доктора Лодера? Нет? А между тем в Петербурге о нашем поветрии осведомлены. Третьего дня прибыли на инспекцию сам лейб-медик Круиз и адмирал Козопуло, а сие означает августейшее внимание. Правда, инспекторы переругались меж собой, не сошлись во мнениях.

— Что за водяное заведение? — заинтересовался Данила. — От каких болезней?

— А от всяких. Герр Лодер раскопал на Воробьевых горах магический минеральный источник, вода из которого, по его уверению, творит чудеса.

Особенно ежели сопровождается трехчасовой прогулкой по проложенной для этой цели аллее. Старцам сия метода возвращает аппетит к радостям жизни, дамам — молодость и красоту. От подагры, правда, не спасает. Я выпил ведра два и отхромал по треклятой дорожке Бог весть сколько часов, но, как видите, по-прежнему ковыляю с палкой. Простонародье глазеет, как баре безо всякого смысла шпацируют по аллее взад и вперед, потешается. Даже новые словечки появились: «лодера гонять» и «лодерничать». Каково?»

«Водяное заведение» Лодера называлось «Заведение искусственных минеральных вод» и возникло как дешевая альтернатива модному Карлсбаду (ныне Карловы Вары, Чехия). Немец по происхождению, X. И. Л одер ловко подогревал интерес публики — он не просто торговал газировкой, а предлагал своим клиентам гимнастику и уроки спортивной ходьбы. Считалось, что посещение «вод Лодера» способствует снижению веса и улучшению цвета лица.

Практичный немец учел и другую потребность, которая гонит отдыхающих на курорт: при лечебнице была устроена крытая галерея, где молодые люди и барышни могли без стеснения знакомиться и кокетничать. Верно и то, что «заведение» на Остоженке обогатило русский язык словом «лодырь». Но… «Водяное заведение» было организовано лишь в 1828 г., и слышать о нем в 1795 г. гости Павлины Аникитишны никак не могли. Не выдерживает проверки и рассказ об источнике на Воробьевых горах — Акунин смешивает два реальных, но разных «заведения минеральных вод». На Воробьевых горах (точнее, в Нескучном саду) действительно функционировало подобное предприятие, но ни о каком источнике речь не шла — все прекрасно знали, что вода берется из обыкновенного колодца и искусственно насыщается углекислотой и солями. На этих «водах» престарелый генерал-губернатор тоже не мог «гонять лодера»: во-первых, физкультурные упражнения в Нескучном саду не предусматривались, а во-вторых, быстро закрывшиеся «воды» функционировали в 20-х гг. XIX в. Никакой популярностью это начинание не пользовалось. «Первая попытка завести в Москве искусственные минеральные воды не имела никакого успеха», — свидетельствовал Загоскин в «Москве и москвичах».

В конце XIX в. Остоженка была необычайно «урожайна» на доходные дома. Как часто бывает с адресами, Акунин конкретизирует их лишь намеком. Практически невозможно, например, установить, в каком доме жил Петр Кокорин («Азазель»), — известно лишь, что это был «дом Бомзе». («Квартира из восьми комнат в новом доме на Остоженке, и прешикарная».) Следует учитывать, что многие дома на Остоженке, которые кажутся вполне подходящими, для того чтобы занять свое место в «Азазеле», несмотря на свой солидный вид, построены гораздо позже 1876 г. (время действия романа), а то и вовсе принадлежат советской эпохе. К тому же в некоторых действительно старых домах до революции находились меблированные комнаты. Может быть, это построенный в 1839 г. и реконструированный в 1850 г. дом № 4? Подобная неясность тем более обидна, что «дом Бомзе» возникает у Акунина и в «Алмазной колеснице». «У нас в Москве тоже квартира, на Остоженке… Дом Бомзе», — похваляется «Рыбникову» петербуржанка Лидина. Понятно, что дом должен быть исключительно комфортным. Но после 1876 г. на Остоженке возникло несколько новых доходных домов — дорогих, построенных с применением всех появившихся технических новинок (№ 7,17,19, 37). Среди них есть и «шикарные, четырехэтажные», как охарактеризовал дом Бомзе «Рыбников». Впрочем, почти все они подверглись в советское время переделке.