Москва акунинская - Мария Беседина

Мария Беседина

Борис Акунин и его Москва

Пожалуй, в наши дни трудно отыскать человека, совершенно незнакомого с творчеством Бориса Акунина. Не ставя себе задачей литературоведческое исследование, скажу лишь, что помимо мастерского следования законам всегда популярного детективного жанра у книг Акунина есть и другие неоспоримые достоинства. Во-первых, импонирующая думающим людям философская наполненность внешне легких текстов, а во-вторых, романы Акунина — блистательная историческая реконструкция. С литературной точки зрения ценно уже само воссоздание языковой среды ушедших эпох, но Акунин, не ограничиваясь этим, проводит читателя вслед за своими героями по улицам безвозвратно изменившихся российских «городов и весей», превращая, таким образом, свои детективы в своеобразные учебники истории.

Именно поэтому книги Акунина не оставляют равнодушными никого. Среди его читателей встречаются и настоящие фанаты, перечитавшие все книги и с нетерпением ожидающие продолжения циклов об Эрасте Фандорине и его потомках или о монахине-детективе Пелагии. Есть те, кто, не считая романы Акунина для себя культовыми, тем не менее с удовольствием отдает должное творчеству талантливого и эрудированного писателя.

Есть и еще одна категория читателей Акунина — их можно назвать «антипоклонниками». Они неравнодушны настолько, что чтение детективов с исторической окраской превращают в некую одностороннюю полемику с писателем. В Интернете, в основном в пресловутом «Живом Журнале» (а порой и прямо на форумах акунинских фанатов), часто натыкаешься на тирады таких самодеятельных критиков. Сначала недоумеваешь: в чем дело, книги-то хорошие — ловко закрученный сюжет, четко прослеживающиеся ассоциации с классикой… Что вызвало этот водопад ехидных «комментов»?

Два основных обвинения, которые предъявляются Акунину: уже упомянутые литературные реминисценции (чуть ли не прямые заимствования из классики — в основном отечественной, но и зарубежная не обойдена вниманием) и, главное, несоответствие упомянутых в его романах топографии и архитектуры исторической Москвы тем описаниям, которые известны по дошедшим до нас источникам.

Опровергнуть обвинения в плагиате достаточно легко — Акунин и не думает скрывать своих заимствований. Да, он берет в невольные «соавторы» Гиляровского, Чехова, Куприна, полузабытого Загоскина, великого Льва Толстого… Становится на короткую ногу с Диккенсом, Эженом Сю, Понсон дю Террайлем. Ценители манга наверняка узнают и демона Инуяши (у Акунина — Инуяса), приключения которого угадываются в романе «Ф. М.» — даже загадочный колодец на месте! Но весь этот материал писатель использует лишь как канву для собственных произведений. Ну признайтесь, разве, отложив в сторону только что прочитанную хорошую книгу, вы не придумывали порой продолжения? Кроме того, литературная расшифровка бестселлера сама по себе увлекательна, она добавляет к удовольствию от чтения круто сваренного авантюрного детектива элемент утонченной интеллектуальной игры. И разумеется, обращает на себя внимание еще один аспект: Борис Акунин пользуется чужими текстами как свидетельствами современников описываемых эпох. В самом деле, классики ходили по бульварам и площадям Москвы, что называется, вживую, а Загоскин и особенно Гиляровский и вовсе проводили настоящие социологические исследования — к кому же и прислушиваться, воссоздавая аромат эпохи, как не к ним?

Итак, Москва. Можно сказать, что для Акунина этот город не просто место действия книг, а полноценный персонаж. Ее характер многогранен, ее облик непрестанно меняется, и автор дает нам возможность проследить этот генезис из романа в роман. При этом особенно ценно, что писатель не позволяет себе скатываться в поучающий тон, не насыщает свои тексты отступлениями и пояснениями относительно реалий прежней Москвы. Искусно владея темой, Акунин дает читателю возможность увидеть город глазами персонажей своих романов, почувствовать их восприятие столицы — порой диаметрально противоположное.

Начиная экскурсию по акунинской Москве, сперва скажем о тех, кому предстоит стать нашими «спутниками». Все эти персонажи различаются социальным положением, образованием, возрастом, и каждому присущ свой взгляд на Москву, собственные отношения с ней.

В первую очередь это, разумеется, элегантный и находчивый Эраст Фандорин. Само его имя сразу напоминает об одном из литературных памятников, связанных с Москвой, — «Бедной Лизе» Карамзина. Впрочем, на своего литературного тезку Фандорин похож только красивой внешностью и щегольством. Судьба акунинского Эраста начинается вовсе не празднично. «Девятнадцати лет от роду остался круглым сиротой — матери сызмальства не знал, а отец, горячая голова, пустил состояние на пустые прожекты, да и приказал долго жить. В железнодорожную лихорадку разбогател, в банковскую лихорадку разорился. Как начали в прошлый год коммерческие банки лопаться один за другим, так многие достойные люди по миру пошли. Надежнейшие процентные бумаги превратились в мусор, в ничто. Вот и господин Фандорин, отставной поручик, в одночасье преставившийся от удара, ничего, кроме векселей, единственному сыну не оставил. Мальчику бы гимназию закончить, да в университет, а вместо этого — изволь из родных стен на улицу, зарабатывай кусок хлеба». Так в самом начале первого романа серии, «Азазель», рассуждает о своем юном помощнике другой персонаж — «Ксаверий Феофилактович Грушин, следственный пристав Сыскного управления при московском обер-полицеймейстере».

Сейчас нам важно мнение самого Эраста о Москве, его отношение к Первопрестольной. «Москва — это мой город. У меня здесь много знакомых, причем в самых неожиданных местах», — говорит он в другом романе, «Любовница смерти». Уголки дореволюционной Москвы, по которым проводит читателя Акунин, действительно самые разнообразные — то это хамовнические «пыльная мостовая, сонные особнячки с палисадниками, раскидистые тополя» («Азазель»), то «богатая, красивая улица, сплошь застроенная дворцами и особняками» («Коронация»), например Тверская, по которой «сплошным потоком катили экипажи» («Пиковый валет»), а то и вовсе «зловонные закоулки Хитровки или Грачевки, где гнездятся мерзость и порок» («Декоратор»).

Точно так же разнообразны и персонажи — жители и гости огромного (по меркам того времени) города.

Эраст Фандорин и его учитель в ремесле детектива Грушин, знакомящий ученика с городскими «джунглями», как характеризует Москву уже сам автор в «Смерти Ахиллеса», воспринимают город таким, каков он есть. Их любовь к Москве естественна и не требует обоснований. «Эраст Петрович решил пройтись до Покровки пешком. Ах, до чего же хороша была Москва после дождя. Свежесть, розовый флер занимающегося утра, тишина.

«Если умирать — то только в такое божественное утро», — подумал коллежский регистратор и тут же отругал себя за склонность к мелодраматизму. Прогулочным шагом, насвистывая, вышел на Лубянскую площадь, где у фонтана поили лошадей извозчики. Свернул на Солянку, блаженно вдохнул аромат свежего хлеба, донесшийся из окон полуподвальной пекарни.

А вот и нужный поворот. Дома стали победнее, тротуар поуже, а на самом подходе к «Троице» пейзаж и вовсе утратил идилличность: на мостовой лужи, покосившиеся заборы, облупленные стены» («Смерть Ахиллеса»). Но ни эти малоэстетичные подробности, ни прогулки по многочисленным «пыльным немощеным улицам, застроенным одноэтажными домиками» («Любовница смерти») не могут повредить этой любви — Москва привлекает писателя и его героев не внешним блеском, а тем «особым отпечатком», о котором говорил еще Грибоедов.

Москва присутствует и в тех произведениях Бориса Акунина, действие которых происходит в других местах, присутствует как некая реальность, постоянно живущая в сознании персонажей. «Столица не столько средоточие общественной жизни, сколько некий ее символ», — говорится в романе «Белый бульдог» о «богомольной Москве», «легкомысленной Москве». И все же это «средоточие общественной жизни» удостаивается не то чтобы заочной любви, а скорее готовности сразу по приезде подпасть под ее обаяние — увидеть и полюбить, вплоть до «запаха Москвы — цветочного, мазутного, бубличного» («Любовница смерти»). Героиня этой книги, Маша Миронова, заставляет вспомнить «Капитанскую дочку», — возмечтав «превратиться из серого провинциального мотылька в яркокрылую бабочку» и «назваться каким-нибудь особенным именем», покидает родной Иркутск, чтобы приобщиться к московской жизни под именем Коломбины, благо «достигла совершеннолетия и может устраивать жизнь по собственному разумению. И наследством своим, доставшимся от тетки, тоже вольна распоряжаться». И вскоре Акунин делает вывод: «Оба — и Москва, и Коломбина — произвели друг на друга изрядное впечатление».