След грифона - Сергей Максимов

– Ну что ж, давайте знакомиться и начинать работать. Зовут меня Павел Михайлович Фитин. С сегодняшнего дня я, как и мой товарищ Павел Анатольевич Судоплатов, являюсь куратором вашей деятельности. Вы, в свою очередь, являетесь нашим представителем там, где вам предстоит работать. Сейчас вас туда отвезут. Где Эйтингон? – обратился он к хозяину кабинета.

Павел Анатольевич, не воспользовавшись телефоном внутренней связи, вышел в приемную. Его помощник куда-то отлучился. А рядом с его столом сидел человек в форме сотрудника НКВД с четырьмя шпалами в петлицах. Судоплатов забрал у ожидавшего охранника пропуск во внутреннюю тюрьму. Расписался на нем. Сделал еще какую-то пометку. Затем спросил:

– Где прежняя охрана?

– Все откомандированы в Куйбышев, товарищ майор госбезопасности.

– Можете идти.

– Есть! – Охранник козырнул и, повернувшись кругом, вышел из приемной.

– Здравствуй, Наум Исаакович, – протянул руку Судоплатов. – Чего не проходишь?

– Да виделись же сегодня, – улыбнулся полковник, но пожал протянутую руку.

– Так это когда было!

– Утром, – продолжал улыбаться посетитель. А входить без спроса за свою «отсидку» разучился. Когда походишь в сопровождении конвоира, начинаешь иначе смотреть на начальство.

– Голова кругом идет. Ну, пойдем, будешь знакомиться со своим подопечным.

Наум Эйтингон был выбран для предстоящей работы с Мирком-Суровцевым совсем не случайно. Только недавно сам освобожденный из тюрьмы по ходатайству Судоплатова, он обладал знаниями, которые могли помочь ему понять психологию вчерашнего арестанта. Но определяющим было другое: в настоящий момент Эйтингон являлся дважды заместителем – Судоплатова, главы Особой группы НКВД и начальника 4-го управления, и Фитина начальника 1-го Разведывательного управления НКВД. С началом войны Эйтингон оказался крайне востребованным для двух управлений и, что особенно важно, устраивал в этом качестве обоих своих начальников. Как бывший агент советской разведки во Франции, Бельгии, как резидент этой разведки в Китае и Испании, как создатель базы разведывательной работы в США, он был незаменим для Фитина. А Судоплатов уже потому хотя бы не мог не уважать Эйтингона и не хлопотать за него, что именно Эйтингон был непосредственным организатором убийства Троцкого. К этому еще нужно добавить, что в двадцатые годы Эйтингон лично разрабатывал, а затем участвовал в поимке известного авантюриста Оперпута, то есть непосредственно ликвидировал савинковское подполье. То самое, которое предположительно также помогал чекистам ликвидировать бывший царский генерал Степанов.

Когда Судоплатов вместе с Эйтингоном вошли в кабинет, то застали следующую картину: Суровцев чертил на бумаге какую-то схему и комментировал кружки и квадратики, соединенные между собой линиями и стрелками, а Фитин заинтересованно слушал.

– Мне кажется, в силу известных вам причин советское руководство вряд ли рассматривало этот компонент. Назовем его по имени страны. Мне кажется, я мог бы быть полезен в этом вопросе. Но мне как минимум нужны списки высших офицеров и генералов. Сами понимаете, речь идет о Министерстве обороны и Генеральном штабе. Хорошо бы также иметь подобный список из Министерства иностранных дел. Опять же соответствующей возрастной категории. Не может быть, чтобы среди них не оказалось знакомых мне имен.

– Это интересно, – ответил Фитин и, несколько раз сложив лист бумаги, исчерченный Суровцевым, спрятал в нагрудный карман гимнастерки. – Ну что ж, вот товарищ, который станет вашим спутником на два ближайших дня, – кивнул он на Эйтингона, с интересом рассматривавшего Суровцева.

Суровцев встал из-за стола. Судоплатов уже новыми глазами посмотрел на своего бывшего подопечного. Нельзя сказать, что он был рад неожиданной реабилитации Мирка-Суровцева. О симпатии тоже не приходится говорить. Но уважение к противнику сейчас превращалось в уважение другого рода. Не то было время, чтоб поддаваться чувствам, но люди есть люди и наличие у них души не отменяет никакой атеизм. И эта душа ведет себя порой самым неожиданным образом, вдруг заявляя о себе своим расположением или же неприятием, когда окружающая действительность требует совсем другого отношения.

– Почему вы до сих пор ни разу не спросили о том, чем вам предстоит заниматься в самое ближайшее время? – поинтересовался Павел Анатольевич.

– Я понял, что у меня есть возможность послужить своему Отечеству. Более того, есть огромное и искреннее желание. Мне сейчас кажется, что я последние годы подсознательно только этого желал и к этому готовился.

– И вы думаете, что готовы к этому? – в свой черед спросил Фитин.

– Генерал, имя которого я сегодня несколько раз вспоминал, в пору моей юности говорил мне многое, что я помню до сих пор.

– Вы имеете в виду генерала Степанова? – давая понять, что от Эйтингона у него секретов нет, спросил Фитин.

– Так точно! – впервые за последние два десятка лет по-военному ответил Суровцев.

– Продолжайте, – кивнул Фитин.

– Офицер разведки не имеет права на провинциальное мышление. Даже если он заброшен судьбой на необитаемый остров.

– Кто бы сомневался, – согласился Фитин. – Ну что ж, ступайте.

Фитин пожал Суровцеву руку. То же самое впервые за все месяцы знакомства сделал и Судоплатов. У Павла Анатольевича было желание что-нибудь сказать на дорогу. Глядя в глаза Суровцеву, он понял, что и тот испытывает похожее желание. Но они просто пристально посмотрели в глаза друг другу и промолчали. Эйтингон взял Суровцева за плечо и так же молча увлек к выходу. Уже в дверях Суровцев все же оглянулся, совсем не в своей манере то ли кивнул, то ли так поклонился и чуть слышно произнес:

– И все же спасибо...

Фитин и Судоплатов некоторое время молчали.

– А знаешь, что он, по сути дела, тебе сказал? – вдруг спросил Фитин.

– Спасибо.

– Вот именно. Ты думаешь, он тебя поблагодарил за что-то? Это не совсем так. «Спасибо» – в русском языке это два слова, слившиеся в одно. То есть «спаси Бог!». Как тебе это нравится? Мне это только что сказал наш подопечный.

– Иди к черту, – беззлобно и второй раз за эту ночь ответил Фитину Судоплатов.

– Ты мне лучше вот что скажи... Откуда он знает о начавшейся войне? В то, что он это установил, как он сказал, по «нервозности охраны», я лично не верю. Кто с ним общался, кроме тебя?

– Мой помощник, но он строго предупрежден. По его словам, арестованный к нему иногда обращался. Три или четыре раза. Просьба была одна: давать ему больше бумаги для его писанины. Вопросники составлял ему я. Ты их видел. Правда, с начала войны ему перестали давать газеты. Это уже я распорядился. Может быть, он поэтому предположил? Потом, охрана у него до последнего времени была глухонемая.

– А сейчас говорящая?

– Я и сам это только что выяснил. Прежних охранников командировали в Куйбышев.

Фитин понимающе кивнул. Там, в районе Куйбышева и в самом городе, проводились мероприятия по возможной эвакуации правительственных и военных учреждений страны в случае угрозы взятия столицы. Фитин, как и Судоплатов, знал об этих сверхсекретных работах на берегу Волги.

– И все же он располагал какой-то информацией. Хотя, как генштабист, он-то знает, что агрессор к нам традиционно идет через Смоленск. Наполеон тоже вышел к Смоленску в середине июля.

– Только через Березину переправился чуть раньше.

– Что ты хочешь? У Наполеона была только конная тяга. Кстати, мне уже передали. Товарищу Сталину нравится сравнение Отечественной войны 1812 года с войной нынешней. Все нравится, кроме эпизода с оставлением Кутузовым Москвы. Но не об этом речь. Наш подопечный, а теперь и наш подчиненный, и вправду не простой. Я с ним в твое отсутствие с минуту только поговорил, и он мне подкинул не на один день информации для размышления. – Фитин похлопал себя по нагрудному карману гимнастерки, в котором находился листок с какой-то схемой, составленной Суровцевым.

– Прямо так серьезно?

– Ты знаешь, он подсказал мне интересную схему, которая была неприемлема до сих пор, но может очень интересно работать в нынешних условиях. Я подумаю, а потом поделюсь. А ты все же проверь, не общался ли он с внешним миром. Я сам иногда поражаюсь, но интуиция меня до сих пор не подводила, – сказал он и сплюнул три раза через левое плечо.

– Суровцев должен находиться под постоянным наблюдением. Глаз с него не спускать. Честно говоря, я как-то не особенно верил, что он может быть интересным для нас.

– А теперь?

– А что теперь? – в свою очередь, спросил Фитин. – Если сам товарищ Сталин и Генеральный штаб им интересуются, то нам остается только признать это.

– Дело не в Генеральном штабе. Дело в маршале Шапошникове. Шапошников и Суровцев знакомы еще по Первой мировой войне. Я, кстати говоря, так и не выяснил подробности их знакомства. Просто руки не дошли. Знаю только то, что встречались они на той войне не один раз.