Еврейское остроумие - Зальция Ландман

— Янкель жалуется, что ты ложишься не так, как он хочет. Почему?

— Нет, пусть не просит, я ни за что этого не сделаю!

— Еврейская женщина должна ложиться так, как хочет ее муж.

— Но этого он от меня требовать не может.

— И чего же он требует?

— Чтобы я лежала в трех метрах под землей.

Трое евреев беседуют.

— Мне уже шестьдесят лет, но я все еще могу выполнять свои супружеские обязанности два-три раза в неделю, — говорит первый и трижды стучит по дереву.

— А мне шестьдесят пять, — говорит второй, — но примерно раз в неделю я еще могу иметь это удовольствие! — и тоже трижды стучит по дереву.

Третий, которому уже стукнуло семьдесят, вздыхает и говорит:

— Постучать по дереву я тоже могу…

Шлезингер застал свою дочь и Шмуля на месте преступления. В бешенстве он хватает парня за лацканы пиджака и трясет изо всех сил:

— Вы соблазнили мою дочь, негодяй, и вы мне за это заплатите… Скажите, а сколько вы заплатили за материальчик на этот пиджак?

Супруга на смертном одре признается:

— Не могу унести эту тайну с собой в могилу. Знай же: Исаак — не твой сын.

— Чушь! От кого же он может быть?

— От нашего конторщика Гиршфельда.

— Не верю ни одному твоему слову! Такой красавчик, как Гиршфельд, и такой мордоворот, как ты…

— Я заплатила ему две тысячи франков.

— И где же ты взяла столько денег?

— Из твоей кассы.

— Ну вот, я и говорю: Исаак — мой сын!

— Говорят, Ашерзон стал богатым рантье?

— Это верно. Одни говорят, он хорошо зарабатывает на своих гешефтах и может кое-что себе позволить. А другие утверждают, что его жена кое-что себе позволяет и может на этом хорошо заработать.

Старик Кон распекает своего сына за то, что он целыми днями шатается без дела и домой является только на рассвете.

— Я хочу насладиться радостями жизни, — защищается юноша.

— Ну что ж, — резонно замечает старик Кон, — почему бы и не насладиться? Но делай это так, как я, — днем в лавке, а ночью в своей постели, как все порядочные люди.

Моисей Штейнпильц, находясь в деловой поездке, привел к себе в номер гостиницы девицу легкого поведения. Вдруг стук в дверь: пришла телеграмма. Штейнпильц вскрывает конверт, бросает взгляд на строчки, видит сообщение о внезапной смерти супруги, быстренько прячет телеграмму и говорит:

— Ты будешь смеяться! Завтра утром я так перепугаюсь и зарыдаю…

Тфилт, коробочки с пергаментными текстами для утренней молитвы, обычно хранят в красивом бархатном мешочке.

— Куда ты собрался? — спрашивает Исидор своего приятеля, который в пять часов вечера шагает по улице, помахивая бархатным мешочком для тфилин.

— В бордель — отвечает тот.

— В пять вечера и с тфилин?

— А может, я задержусь там до утра!

Привратница богатого еврейского дома ждет ребенка и спрашивает хозяйку, нельзя ли ей взять детскую коляску, десятилетиями стоящую на чердаке без всякого употребления.

— Даже не знаю, что вам сказать, — ломается хозяйка. — Может быть, она еще мне самой понадобится.

Мимо проходит ее супруг, он слышит разговор и бросает на ходу:

— По мне — так вряд ли.

Кан пригласил на ужин своего приятеля Леви. Госпожа Кан, у которой с Леви любовная интрижка, старается ногой дать ему знак под столом. Но Леви никак не реагирует.

Внезапно Кан, багровый от злости, оборачивается к жене:

— Розалия, перестань наступать мне на ногу! В присутствии единоверца я ем так, как мне нравится.

Раввин проповедует:

— Жена должна быть бережливой, спокойной и молчаливой. Такая жена — образец для всех.

А Шварц размышляет про себя: "Моя-то как раз такая! Она так бережлива, что по шесть недель не меняет полотенца. Так спокойна, что ее ничем с тахты не сгонишь. И так молчалива, что до сего дня мне еще не сказала, от кого наш Давидка".

Казаки вламываются в квартиру Хаима, крадут все драгоценности, вытаскивают его из кровати, мелом рисуют на полу круг, ставят Хаима в середину и предупреждают:

— Если выйдешь из круга, пристрелим!

После этого насилуют Сару.

Когда они уходят из квартиры, Сара говорит:

— Ты трус, не решился хоть как-нибудь мне помочь!

— Почему это я трус? — возражает Хаим. — Ведь я все время стоял одной ногой по эту сторону круга!

Галицийский раввин ненадолго вышел из дома. А вернувшись, заметил на свежем снегу перед домом слова "барух або" (формула приветствия — "благословен входящий"), начертанные мочой.

Войдя в дом, он спрашивает супругу, кто это написал.

— Наш шамес, — отвечает жена.

— Но ведь он не умеет писать!

— А я водила его перышком…

Йосель приезжает к родственникам в Кротошин на праздник обрезания.

— На кого похож мой сын? — спрашивает гордый отец.

— Почем я знаю? — отвечает Йосель. — Ведь я всего полчаса как приехал в Кротошин.

Леви, оптовый торговец, пишет некоей певице: "Ваше душевное пение от 30-го числа прошлого месяца все еще звучит у меня в ушах, и мои чувства к Вам с последней декады июля до сего дня остались неизменными".

Ландсбергер застает свою жену на месте преступления с конторщиком и бросает ему с королевским достоинством:

— С конца месяца эти отношения должны быть закончены!

Но спустя несколько недель он опять застает эту парочку. Дело доходит до драки, и более сильный конторщик швыряет своего шефа под стол. Тот с трудом поднимается с пола и произносит:

— Ваши полномочия с сегодняшнего дня прекращаются.

Шеф застает бухгалтера со своей женой. И молча выходит из комнаты.

В день выдачи жалованья шеф говорит бухгалтеру:

— Я вычел у вас десять франков. И вы знаете почему!

Глава фирмы говорит кассиру:

— На прошлой неделе я увидел вас в постели с моей женой. Одно это мне уже не понравилось. Сегодня в кассе недостает ста злотых. Если теперь случится хоть что-нибудь, я вас уволю!

Хозяин застает в своем кабинете собственную жену с делопроизводителем в весьма пикантной ситуации. Задыхаясь от злости, он вопит:

— Финкельштейн, когда вы были у меня учеником, то имели кое-что из кассы почтовых сборов. Потом вы служили на складе и имели кое-что из товаров. И вот теперь вы стали делопроизводителем, и я нахожу вас в собственной конторе с моей женой — и прекрати сейчас же, когда я с тобой говорю!

Шлезингер едет к своему приятелю Гринбергу в какой-то галицийский городок. По дороге с вокзала Гринберг приветствует некую даму и шепчет на ухо Шлезингеру:

— Эту вы можете заполучить за два гульдена.

Потом им попадаются еще полдесятка других дам, которых Гринберг оценивает в сумму от трех до пяти гульденов. Наконец Шлезингер спрашивает:

— Скажите, Гринберг, а что, в этом городке вообще нет порядочных женщин?

— Конечно, есть, — отвечает тот. — Только они очень дороги.

Абрам с приятелем сидят в оперетте.

— До чего же прелестна эта малышка Жерар, — мечтательно вздыхает Абрам. — Как бы мне хотелось еще раз провести с ней часок-другой!

— Разве у тебя с ней уже что-то было?

— Нет, но пару раз уже хотелось.

Гиршфельд в рабочее время неожиданно возвращается домой. Он пробегает мимо своей смертельно испуганной жены, влетает в спальню, распахивает дверь гардероба — и видит перед собой своего компаньона Блау!

— Что ты здесь делаешь, черт тебя побери? — ошалело спрашивает он.

— Ты будешь смеяться, но я жду трамвая.

— Привет, Цукерман! Ты идешь на работу? А разве ты не знаешь, что твоя жена как раз в это время принимает у себя молодого офицера?

Цукерман тотчас бежит домой, врывается в квартиру, пролетает мимо перепуганной жены, ищет во всех комнатах, непрерывно восклицая: "Тут его нет… И тут его нет…" Наконец он распахивает дверцу гардероба — а там стоит офицер с пистолетом в руке. Цукерман быстренько закрывает дверцу шкафа, запирает ее на ключ и объявляет:

— Тут его тоже нет!

Тайтелес неожиданно возвращается домой из деловой поездки. Пройдя в спальню, он находит свою жену совершенно голой и лежащей в кровати.

— Дорогой Мойшеле, я вся горю! — объясняет она. — У меня жар, я больна!

Он хочет повесить свое пальто в шкаф, открывает дверцу — внутри стоит, тоже совершенно голый, его сосед Кац.