Еврейское остроумие - Зальция Ландман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дрейфус соглашается. Когда он через полчаса является домой, жена удивленно спрашивает:
— Так быстро?
Исидор честно рассказывает ей, как все случилось.
— И ты в самом деле отдал ей пять марок?
— Ну конечно же!
— Фу, — возмущается жена, — как ей не стыдно! Когда Вормс приходит ко мне, он никогда мне ничего не дает.
Мориц идет по улице и видит на балконе Сару. Мориц кричит ей:
— Сара, Исаак дома?
— Нет.
— Я могу подняться к тебе?
— Ну что ты, Мориц! Я ведь не проститутка.
— Ну что ты, Сара! Разве кто-нибудь говорит об оплате?
Еврей приезжает в Кротошин.
— Не скажете ли мне, где живет раввин?
— Вон там.
— Не может там жить ребе, там же бордель!
— Нет, бордель вот тут, слева.
— Спасибо. — И идет налево.
— А я и не знала, что у твоей дочери родился ребенок.
— Что за вранье! Никогда у нее не было ребенка.
— Да я своими глазами видела ее в парке: она сидела и кормила грудью.
— Ну а как по-вашему, почему бы ей и не покормить ребенка? Время у нее есть, молоко тоже…
Венский профессор анатомии еврей Юлиус Тандлер в одной из лекций говорил о мужской силе и делал вывод, что в этом отношении негры намного сильнее белых. И позволил себе довольно рискованную шутку:
— Об этом я упомянул специально для вас, дорогие мои слушательницы!
Одна студентка в сердцах вскочила и демонстративно покинула зал. Тандлер крикнул ей вслед:
— Коллега, не надо так торопиться — следующий корабль приходит только через две недели!
Тот же профессор Юлиус Тандлер спрашивает студентку:
— Коллега, какой орган человеческого тела в возбужденном состоянии увеличивается в восемь раз?
Студентка краснеет до корней волос и бормочет, запинаясь, что-то нечленораздельное:
— Это… оно…
— Вы ошибаетесь, — говорит Тандлер, — на самом деле это зрачок. А вам я рекомендую, когда будете выходить замуж, попрощайтесь заранее с преувеличенными ожиданиями!
Мать приводит дочь к профессору Фингеру (кожные и венерические заболевания). Профессор осматривает девушку и говорит:
— Мне очень жаль, сударыня, но у нее сифилис.
— Ах, бедная моя девочка! Наверное, она подхватила это на унитазе.
— Не исключено. Хотя поза не слишком удобная.
Комиссар полиции:
— Господин Зауэртайг, у нас имеется заявление о том, что вы, очевидно, живете в конкубинате.
— А что это такое — конкубинат?
— Ну, это означает, что вы живете с чужой вам женщиной, как со своей женой.
Зауэртайг, восторженно:
— Ну что вы, это намного, намного лучше!
Вена. Госпожа Блау встречает господина директора Грюна и рассказывает ему, дрожа от возмущения:
— Представьте себе, господин директор, на Кертнерштрассе за мной бежит целая орава мальчишек и все кричат: "Шлюха! Шлюха!"
— Успокойтесь, сударыня, — отвечает Грюн, — и берите пример с меня: я уже двадцать лет на пенсии, а все по-прежнему обращаются ко мне "господин директор".
Мандельбаум вместе с помощником приезжает в Берлин. Поскольку им удалось быстро уладить все дела, он предлагает своему служащему перед отъездом домой сходить в бордель.
Спустя два часа они встречаются в вестибюле, и Мандельбаум говорит своему спутнику:
— Не знаю, что и сказать… Моя жена умеет это все гораздо лучше!
На что служащий отвечает:
— Намного лучше, господин Мандельбаум!
Что общего у хорошего векселя и плохой жены? И его, и ее никогда не потеряешь.
А какая разница между ними? По векселю сразу видно, в чьих руках он побывал, а по женщине — разве узнаешь?
— Папочка, объясни мне, что это такое: просперити (англ. prosperity — процветание) и кризис?
— Проще простого, сынок. Просперити — это шампанское, собственное авто и женщины. А кризис — это кока-кола, метро и твоя мамочка.
Господин Хирш, отправившись в деловую поездку, узнает, что его жена изменяет ему с компаньоном. Он не может в это поверить, но все же возвращается домой без предупреждения — и действительно застает компаньона в комнате жены. Хирш долго мотает головой в недоумении и наконец говорит компаньону:
— Ну, я-то обязан, а тебе зачем?
После Первой мировой войны, когда остро не хватало жилья, чиновника, ведающего расселением, посылают на виллу Мандельбаума, чтобы выяснить, действительно ли хозяевам нужно так много комнат. Мандельбаум водит чиновника по дому и объясняет:
— Это моя спальня, это покои моей супруги, здесь ее будуар, а здесь — ее гардеробная.
— Господи Боже! — восклицает чиновник. — Разве вы не можете обойтись без второй спальни, будуара и гардеробной?
— Минуточку, — просит Мандельбаум, открывает дверь и зовет: — Розалия, выйди, пожалуйста, к нам!
Чиновник бросает один-единственный взгляд на входящую и тут же заявляет:
— Разрешается.
Агада, которую читают в Песах, начинается словами: "Что отличает эту ночь от всех прочих ночей?" На иврите первые два слова звучат так: "Ма ништана" (какое различие)…
Если кто-нибудь после многолетней связи все-таки женится на той же женщине, друзья присылают ему телеграмму: "Ма ништана".
Паперник влюбился в очаровательную супругу своего компаньона Бяльского. Но ее добродетель несокрушима. И лишь когда он предлагает ей тысячу, она соглашается уступить. Завтра ее муж уезжает, так что компаньон может прийти…
Утром в день отъезда Паперник просит у Бяльского:
— Одолжи мне тысячу марок! Всего на несколько часов! Я верну их твоей жене сегодня же.
Вернувшись ночью, Бяльский первым делом спрашивает:
— Паперник приходил?
— Да, — смущенно отвечает жена.
— Принес тебе тысячу марок?
Жена, побелев от страха:
— Да…
— Вот видишь, — говорит довольный Бяльский, — какой порядочный человек! Сегодня утром обещал, что вернет, — и сдержал слово!
Жена приходит к раввину. Она хочет развестись.
— А в чем причина? — интересуется раввин.
— Подозреваю, — мрачно изрекает она, — что наш последний сын не от него.
Хорошенькая хозяйка гостиницы готовит комнату для постояльца. У нее болит зуб, и поэтому щека повязана платком.
— Я знаю верное средство от зубной боли, — говорит постоялец и, прежде чем она успевает увернуться, целует ее в щеку.
Хозяйка стремглав убегает. Вскоре она возвращается вместе с мужем.
— Жена рассказала мне, — вежливо говорит хозяин, — что вы знаете верное средство против боли. Может быть, вы сумеете и мне помочь? У меня геморрой.
Ициксон — правая рука настоятельницы женского монастыря. Но вскоре его прогоняют. За что? Во-первых, за то, что он, несмотря на многократные замечания, вешал свою шляпу на распятие (на это еще можно было бы посмотреть сквозь пальцы). Во-вторых, за то, что приставал к самым хорошеньким монахиням (если бы только это, не стоило бы и говорить). Но то, что он постоянно называл настоятельницу "матушкой Шапиро", положило конец его жизни в монастыре.
Лазарштейн и Маркус имеют общую любовницу. У нее рождается двойня. Выяснять, кто отец, нет смысла, поэтому они решают платить алименты совместно. И вдруг один из близнецов умирает.
Лазарштейн со слезами сообщает Маркусу:
— Мой бедный ребеночек умер!
В Кельне все знали, что нельзя приставать на улице к еврейским девушкам. Если пристанешь к христианке, она завопит во весь голос: "Иисус, Мария и Иосиф!", но никто не прибежит на помощь. А еврейская девушка крикнет: "Мама!" — и та сразу же является.
Посреди пфальцской деревни под липой сидят несколько женщин. Старый еврей идет мимо и говорит:
— Могу заполучить любую за пять пфеннигов.
Его дочь кричит:
— Отец, ведь и я тут!
— Ну, если бы я тебя заметил, я бы и пяти пфеннигов не предложил…
Переписка.
"Милостивый государь, я только что узнал, что моя жена изменяет мне с Вами. Призываю Вас немедленно прекратить отношения с ней".
"Милостивый государь, отвечая на Ваше циркулярное письмо, имею честь сообщить, что лично я буду впредь руководствоваться Вашими пожеланиями".
Еврей из галицийского местечка, побывав в Берлине, рассказывает:
— Отель был шикарнейший! Рядом с кроватью целых шесть кнопок. Нажмешь на первую — приходит горничная, не девушка, а ангел небесный, нажмешь на вторую — является кельнер во фраке, нажмешь на третью — приходит девица для мелких поручений, лет этак шестнадцати. А если нажать…