Да, я там работал: Записки офицера КГБ - Е. Григ

Мы снова обсуждали вопрос о косвенной поддержке проекта через поступления от каких-либо сделок с нашими внешнеторговыми организациями. Этот вопрос оказался невероятно сложным. Торгпредство в Афинах было «завязано» на многолетних испытанных партнерах, и ставить под угрозу связи, наработанные за долгие годы, никто из внешторговцев не хотел. Наши первые попытки прощупать руководство МВТ на уровне заместителей министра внешней торговли тоже не внушали оптимизма: как и по всей стране, все было спланировано — и надолго, согласовано — и со всеми, с кем положено. Любые слишком настойчивые или просто бестактные попытки ничего, кроме вреда, не принесли бы.

Боболас сделал нам королевский подарок — отправил всю делегацию в сопровождении Марии Бейку в трехдневную поездку по Греции.

Рассказывать о Греции — дело неблагодарное и для большинства желающих сделать это — непосильное. Во-первых, сочетание необыкновенной природы, почти всюду звучащей музыки, мучительно непонятного, но какого-то близкого славянину языка, памятников самой изысканной из когда-либо существовавших цивилизаций пробуждает в вас неведомые чувства, полностью осознать которые вы сами не в состоянии. Во-вторых, и слушатели, и читатели настолько уже заморочены описаниями и рассказами о нью-йоркских небоскребах и площади Пигаль в Париже, что неброские красоты Греции редко находят отклик в их сердцах. Грецию все мы «проходили» в школе и запомнили изображения каких-то слепоглазых статуй с обломанными руками. А узнав о том, что в Греции «ничего такого нельзя купить», советский слушатель теряет к ней интерес почти сразу. А зря…

Полюбить Грецию и хоть немного понять ее можно, только увидев. Ни кино, ни телевидение, ни рассказы опытных путешественников не в состоянии передать ни облик, ни дух этой страны. Греция может стать частью вашей судьбы. Либо вы попадете туда и навсегда останетесь там душой и сердцем, либо не увидите ее и проживете всю жизнь, не понимая, чего вы лишились.

Слава Л. получил орден Красной Звезды.

Мы сидели за вечерней трапезой в нашей крошечной квартирке на Комсомольском проспекте — Слава, Люся, его жена, я и моя «половина». Много лет спустя я узнал (не от Славы, конечно), что он со своими коллегами крепко прихватил американских разведчиков на тайниковой операции… Вот где была настоящая-то работа.

Словом, орден был обмыт и запит, как полагается. Все были относительно молоды, твердо стояли на ногах, впереди — интересная работа, новые города и страны, жизнь улыбалась всем нам широкой открытой улыбкой. Интересно, только ли во мне в то время поселилась суеверная тревога, а не придется ли когда-нибудь заплатить за все эти прелести? И какова будет цена? Но тревога эта была глухая, ненадоедливая — ведь до 1991 года было почти 11 лет. Крупные неприятности, как я уже знал, никогда не длятся долго, а на мелкие не стоит обращать внимания…

Мы тогда еще много шутили, смеялись, веселились от души.

Я вышел на балкон покурить, ко мне присоединился и Слава.

— Знаешь, мы с руководством недавно у Андропова были на докладе.

— Ну ты даешь, старик!

(Я-то многочисленных председателей видел только на фотографиях.)

— Да, в общем, чепуха — показывали ему видеозапись, было задание снять потихоньку очередную демонстрацию на Пушкинской площади. Там ведь каждый год правозащитники собираются. У председателя и ваше большое начальство было — извивались, как червяки.

— Почему?

— Да мы ведь каждый год ведем эту съемку. Вот они и пытались Андропову пудрить мозги — дескать, в этом году народу гораздо меньше, чем в прошлом.

— Ну а на самом деле?

— Да какое-там меньше. Еще как больше… Что они все замазывают-то, ведь себе дороже обойдется. Или уговаривают друг друга, что ли…

Итак, только через Министерство внешней торговли можно было хоть немного помочь «Бобтрейду» с выпуском БСЭ. А министерство, естественно, занималось своими делами и ничуть не интересовалось ничьими и никакими идеологическими экзерсисами. Даже роскошно изданная в «Акадимос» книга Брежнева «Мир — бесценное достояние народов» вызвала в министерстве только вежливый интерес, не более.

Боболас и его друзья ничего не знали о наших бюрократических играх и несколько были озадачены «потеплением» в МВТ. Впрочем, оно постепенно сошло на нет: МВТ вовсе не собирался в ущерб своим прежним связям и партнерам в Греции расширять торговые операции с «Бобтрейдом».

Казалось, что греческая компартия должна бы принять участие в кампании по подписке на БСЭ и в работе по ее распространению? Ничуть не бывало. В подписной кампании коммунисты принять участие не захотели, от поддержки проекта по изданию БСЭ практически воздержались. Большой помощи от них никто и не ожидал. Но все равно их позиция озадачивала.

Как-то раз «Дед» вернулся из ЦК, пригласил меня зайти.

— Вишь ты (иногда он любил подпустить славянизмов), я там заглянул в международный отдел и попробовал нашу греческую тему «потрогать», заручиться какой-никакой поддержкой.

— Ну и что они?

— Таким, понимаешь ли, холодом подуло… И даже намек тонкий подпустили, мол, не вовремя, не стоило бы… А один вообще болтнул, что трудно, мол, нейтрализовывать последствия неправильных действий. Ты как думаешь-то?

— Ну, мне бы еще свои уши в такие эмпиреи просовывать (а я любил притвориться этаким туповатым фельдфебелем).

— Вот и зря не просовываешь. А я-то подумал вот что. Видимо, эти ребята у Флоракиса почитывают западную прессу. Да и в греческой все эти материалы перепечатываются — насчет «руки Москвы», «кремлевских денег» и прочая чушь. Вот они и решили, что эти мнимые миллионы не из тех ли денег «выделены» Боболасу, что идут на поддержку компартии Греции? Вот почему они и не хотят ни шиша Боболасу-то помогать — ревнуют. Они же еще в Международный отдел и настучать на него могут с три короба.

Что ж, сейчас видно, что могло быть и такое…

В год 100-летия со дня рождения Ленина, особенно богатый на святотатственные анекдоты об основателе нашего государства, я лежал в комитетском госпитале, ожидая очень неприятной операции. Ее то назначали, то отменяли: то температура накануне повысилась, то с кровью что-то не то… Я приуныл. Соседи по палате сочувствовали.

Один из них, Петро, красавец хохол с традиционным чубом и тонкими чертами лица, пограничник, лежал с множественными осколочными ранениями. Его сослуживец по заставе решил уйти через «зеленку» в сопредельное государство, но уйти неординарно. Когда личный состав заставы собрался в красном уголке то ли на занятия, то ли на собрание, мерзавец бросил в окно связку гранат и только после этого ушел.

Покосило многих, а Петруха получил десятка два крошечных осколков, и почти все легли неудачно, засели в опасных местах. Врачи колебались — вырезав несколько кусочков металла, остальные они предпочли бы оставить, если бы время от времени те не причиняли Петру невероятные страдания. Ток крови передвигал то один, то другой, а иногда и несколько сразу, железо цеплялось за нервные стволы и окончания… Петр кричал страшно, врачи не могли помочь ничем, а держать парня на морфии опасались — мог неисправимо привыкнуть.

Выход нашла санитарка, здоровенная тетя Нюра. Она пользовалась нехорошей славой в связи с многократными и успешными вмешательствами в личную жизнь пациентов. Любимым трюком тети Нюры было подойти к группе больных, собравшихся у телевизора, а еще лучше — к парочке, уединившейся в уголке, и, поигрывая наконечником клистирного прибора, трубным голосом объявить: такой-то (или такая-то) — на прямой провод! Это был госпитальный эвфемизм промывания желудка. Мало какой флирт не разрушался таким грубым вторжением в область нежных чувств.

В очередной приступ у Петра, когда всех трясло от его криков и врачи в очередной раз колебались, давать ли морфий, тетя Нюра вбежала в палату, сгребла кричавшего парня в охапку и на руках понесла в процедурную. Там она плюхнула его в налитую для кого-то горячую ванну, и через минуту Петр замолчал — разогретая кровь опять подвинула осколки, и они перестали на что-то давить…

Роберт Максуэлл никогда не был агентом КГБ. Легкость, с которой это принялись приписывать покойнику, еще раз подтверждает невероятный цинизм и дешевизну «свободной прессы», а больше всего — ее неустанное стремление забить еще один гвоздь в крышку гроба Комитета.

Максуэлл приехал в Москву для переговоров с ВААПом году примерно в 1976–1977-м. Я еще работал в протокольном отделе Агентства, Максуэлла в лицо не знал, и встречать его в Шереметьево со мной поехал замечательный человек — начальник отдела США Юрий Николаевич Градов, ветеран войны, ветеран «Межкниги», энергичный ваапмэн, а впоследствии — представитель «Межкниги» в Китае.