Рождение чудовища - Гульнара Черепашка

флейте, - чиновник нарушил молчание, откидываясь на подушки. – Нет мира и спокойствия в краю бренном, - посетовал он. – Только музыка и может подарить немного отдыха…

Накато взяла флейту, тщательно скрывая вздох облегчения.

Хвала богам и духам – они поверили в ее неуклюжее вранье! И она может теперь снова играть на флейте. С одной стороны – из-за этой татуировки у Изубы, видать, пропала охота, и это вызывало досаду. С другой – да и хорошо, что так вышло. Накато не горела особенным желанием греть ложе чиновнику. Не то, чтобы это вызывало у нее какое-то отвращение. Скорее – она равнодушно согласилась с неизбежным.

ссссссХотя такое ли уж неизбежное?

ссссссМузыка лилась, почти не требуя участия сознания. Мысли лились вместе со звуками, сами по себе. Выгонят ее все-таки из дома. Не сумеет она помочь Амади.

Да, может вернуться Иму. Но быть может, она сумеет найти другого колдуна, заплатить ему за амулет вроде того, что вручил ей Эну? Деньги у нее есть – ей и тратить некуда то, что платят в доме Изубы. То, что она могла купить, здесь называли негодной дешевкой. И вручали то, что, по мнению хозяина и его домоправительницы, подходило для служанки высокого чиновника.

К тому же оставались еще деньги в тайниках Амади. И в городе она снова найдет работу. Учитель сказал, что кто-то еще, кроме Изубы, хотел заполучить ее себе?

А ведь о такой возможности она и не думала. Да, ей забредали мысли, что можно не торопиться и не лезть вон из кожи, чтобы освободить колдуна, который доставляет хлопоты и неприятности. Но чтобы просто так отказаться от него…

А что – он в заточении, ничего ей сделать не сможет! Даже через печать.

Правда, он может и вырваться. Не через год-другой, так лет через десять. Десять лет это, конечно, немало. Но они пройдут.

Да, от того же Иму можно откупиться кристаллами. Наверняка они где-то в тайниках Амади. Вот только что сделает колдун, когда вернется? А в том, что он рано или поздно вырвется из заточения и вернется, Накато отчего-то не сомневалась. Уж тут-то от него снисходительности ждать не придется! Одно дело – слабость или случайная промашка. Совсем другое – предательство.

- Что-то ты сбиваешься, - прервал ее Изуба.

- Прости, господин. Я плохая ученица, наверное. У меня мелодии порою путаются в голове, - повинилась девушка.

- Воля тебе, - он поморщился. – Можешь идти.

- Ты меня прогоняешь, господин? – Накато похолодела. – Я… должна покинуть твой дом?

- Что ты еще выдумываешь?! – вспылил Изуба. – О Умм великая, дай мне терпения! Эта горская девица невыносимо тупа. Отправляйся к себе в комнату, - повторил он раздельно. – Отдыхать. Упражняться на флейте.

- Прости меня, господин, - она склонилась, чуть не стукнувшись лбом в пол.

Кажется, лучше ничего больше не говорить. Слишком он взвинчен. Накато поднялась и заторопилась прочь из комнаты.

Чиновник только рукой махнул. Девушка выскользнула прочь, гадая: как это понимать? Ее не выгоняют, держат в доме. Хотя пользы от нее, судя по всему, никакой нет. И хозяин то и дело ею недоволен. И хлопот она ему доставляет немерено. И расходов – страшно даже представить, сколько стоила эта удивительная флейта!

Не разберешь этих высоких чиновников. Что ж поделать. Все, что остается ей – продолжать учиться музыке, играть, сидя у себя в комнате. И ждать. Ждать, хоть она и сама не знала, чего.

*** ***

Грохот. И крики.

Кажется, такое уже было. Давно-давно, но было. А может, не так-то и давно.

Накато приподнялась на ложе, не слишком соображая спросонок, снится ли ей давний случай, или все происходит на самом деле. Спорящие голоса далеко разносились окрест, вселяя тревогу.

Нижняя часть перегородки, служившей окном наружу, подсвечивалась алым. Внизу горели факелы. И темно – ночь еще не кончилась.

И во всем доме темно и тихо. Если не считать перепалки внизу. Кто мог посреди ночи разжечь факелы перед домом и так громко браниться? Может, пожар? Хотя нет, тут бы всех в доме подняли. Вроде бы и не касалось ее, что происходит – а сердце защемило от беспокойства. Накато вслушивалась в ругань, но та стала затихать. Потускнел и свет факелов, пляшущих по бумаге перегородки теней стало меньше.

Утих и невнятный бубнеж внизу. Девушка лишь слышала, что люди никуда не разошлись – так и стояли внизу, ожидая чего-то, сопели и топтались.

А еще по дому кто-то шагал. Уже без грохота и ругани, не торопясь, но целенаправленно. Должно быть, и ругались-то совсем недолго. А куда они идут? Накато снова насторожилась. Поднялись на второй этаж и шагают по коридору! Тихо, но быстро. К ее комнате…

Что снова происходит?! Вроде бы у хозяина не было в последнее время причин быть недовольным ею.

Она почти не удивилась, когда перегородка рывком сдвинулась и внутрь ввалилась толпа народу со светильниками. Накато не сразу сообразила, что одеты люди как-то не так: на них была не такая одежда, как на стражниках в доме Изубы. Ее подхватили под руки, подняли и поволокли прочь. Все это – ни слова не говоря. Только один из стражников рыкнул на нее – не дергайся, мол, когда она, растерявшись, заартачилась было.

Пришлось идти. Удирать следовало раньше. Стражники дома Изубы попадались в коридорах. Вид у них был хмурый.

Так вот что за перепалка доносилась от входа! Накато недоумевала все больше. Кроме нее, незваные гости не забрали никого и ничего. И на что она им понадобилась? Кто они вообще такие?! Хозяина не видать – знает ли он, что в его дом вломились с немирными намерениями?

На первом этаже, уже неподалеку от выхода, она увидела бледную встрепанную Курушу. Та судорожно цеплялась за полы большого палантина, накинутого поверх белой шелковой туники.

Накато подтолкнули в спину. Она беспомощно оглянулась на домоправительницу – но та выглядела растерянной и явно не знала, что делать. Девушку вывели на крыльцо и повели тропами через сад, вглубь его. Если вначале путь еще выглядел знакомым, то вскоре она совершенно потерялась, где находится. По саду она особенно не ходила – если не считать той вылазки с учителем, когда ходили за тростником. А темнота не способствовала узнаванию и тому, чтобы запомнить дорогу. Держали ее крепко.

Из густых зарослей выросла неожиданно стена. Что это – ее вели через сад, чтобы привести к городской