КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены - Галина Львовна Кузичкина (Кокосова)

одном месте большой участок улицы был покрыт толстым слоем расплавленного металла пивных банок. Запах алкогольного перегара здесь был невыносим.

Впервые мы все чисто физически ощутили, что несет с собой будущий исламский режим. Было ясно, что совершением это акта погрома оппозиция перешла от мирных демонстраций протеста к открытой конфронтации с режимом. Несколькими днями позже Хомейни заявил, что это была акция отмщения безбожникам за расстрел на площади Жале. Всему западному в Иране была объявлена война.

Мирный период был окончен. Представители высших чинов военных пришли к шаху и потребовали введения военного положения. Шах согласился. Военные предложили на пост премьер-министра командующего Тегеранским военным округом генерала Овейсси. Человек жесткий и решительный, он считал, что волнения еще можно было подавить, арестовав всю верхушку оппозиции. Однако шах колебался с назначением Овейсси и в конце концов его отклонил. Вместо этого он назначил премьер-министром генерала Азхари, человека мягкого и противника применения силы для подавления оппозиции. По имевшимся в резидентуре данным, назначению Азхари способствовали американские советники шаха. Азхари планировал умиротворить мулл путем переговоров.

С введением военного положения в ноябре 1978 года в Тегеране сразу же был объявлен комендантский час с 9 вечера до 5 часов утра. Однако этот комендантский час постоянно нарушался. Вечерние молитвы в мечетях специально затягивались муллами до позднего вечера, и после выхода толп из мечетей начинались столкновения с войсками. Особенно много мечетей сосредоточено в восточной части Тегерана. Именно там и разыгрывались основные события после начала комендантского часа. Выходящие из мечетей толпы народа начинали устраивать демонстрации и с криками «Алла о акбар!» двигались по улицам. Солдаты открывали огонь, в основном в воздух, чтобы разогнать толпу. Толпа, как правило, разбегалась, но только для того, чтобы вновь собраться в другом месте. Так продолжалось почти каждый вечер. Военный премьер-министр часто выступал по телевидению с «последним предупреждением», но это не помогало.

В то время я жил в городе недалеко от посольства. По вечерам мы выходили на крышу дома «наблюдать события», а скорее слушать, что происходило в восточной части Тегерана. Вскоре после десяти часов вечера начинался этот гулкий стон «Алла о акбар» и затем стрельба, сопровождавшаяся еще более усиливавшимися криками толпы. Мы уже научились различать по звуку применяемое оружие. В основном это были стандартные полуавтоматические винтовки иранской армии, но иногда воздух прорезал сухой и более частый треск автомата Калашникова, который был мне хорошо знаком. Калашникова на вооружении иранской армии не было. Нам было совершенно ясно, что оппозиция начала вооруженное сопротивление. Наши ночные бдения продолжались до того момента, когда однажды поздно вечером мы услышали над нашими головами странные звуки, напоминавшие жужжание пчел — «ззззз, ззззз». Но ведь пчелы ночами не летают. И тут я сообразил, что это были пули, летящие рикошетом над нашими головами. Мы сразу же ушли с крыши и больше там уже не появлялись.

Я сказала:

— Птички летят…

— Какие птички?! — Володя среагировал моментально, сгреб меня в охапку и втолкнул в дверь, ведущую с крыши вниз.

Из Москвы в Тегеран я вылетела 28 декабря. Это был последний «теплый» день той знаменитой зимы 1978 года. На следующий день в Москве было уже –29 мороза, а новый год москвичи встречали с температурой воздуха –38.

Рейс «Аэрофлота» был удивительным — в самолете было всего пять человек: я и чета иранцев с двумя взрослыми дочками. При подлете к Тегерану они буквально прилипли к иллюминаторам и восклицали одно и то же: «Хейли гашанге!» («Очень красиво!». Наверное, они давно не были на родине и очень радовались возвращению.

У меня огни Тегерана такого восторга не вызывали. Хотя особенно жаловаться мне было не на что. В квартире в городе у нас образовалась своя очень хорошая компания. Наши соседи по лестничной клетке Николай и Наталия Иночкины и живущие в отдельном доме в нашем тупике (улица Газали была тупиковой) семья Гребенщиковых — Володя, Татьяна и двое малолетних детей. Мы все были почти одного возраста, москвичи. А главное, они не имели никакого отношения ни к КГБ, ни к посольскому болоту, так как являлись сотрудниками Комитета по экономическим связям. Иногда мы собирались вместе на обед-ужин. Стол был общий, разговаривали, спорили, выпивали и… танцевали. Моим партнером был Володя Гребенщиков, он тоже любил танцы. Модные в то время мелодии «АББА», «Бонни-М», Хампердинка, Тома Джонса очень способствовали нашим музыкально-танцевальным вечерам. Никто никогда не был пьяным, так как я абсолютно не употребляю спиртное, то моя оценка совершенно точная. Собирались чаще у Гребенщиковых, они укладывали детей спать, а мы начинали веселье. Но у меня есть фотографии, где я танцую с мужем в этой же компании в нашей квартире, так что дислокация иногда менялась.

Введенный в Тегеране комендантский час заставлял всех оставаться дома. И вот в один из вечеров мы с Володей сидим у телевизора, там идут сплошные новости, обстановка тревожная. Я большую часть информационных сообщений не понимаю, а Володя слушает внимательно. На экране появляется диктор, молодой симпатичный мужчина, я вижу, что он очень взволнован, капли пота на лбу видны даже в экране нашего небольшого черно-белого телевизора. Он что-то быстро говорит, и Володя поворачивается ко мне и переводит:

— Он объявил, что вся вода в водопроводе города отравлена смертельным ядом.

Мы оба сидим с пустыми чашками в руках, так как только что допили чай. Испугались ли мы? Может быть, не испугались, а оторопели. В посольстве была своя система водоснабжения, а мы пользовались городским водопроводом. Прошло какое-то время до того момента, когда стало ясно, что чаша сия в наших чашках нас миновала.

Вообще, рядом с мужем я ничего не боялась, была абсолютно уверенным в положительном исходе любой трудной ситуации человеком. Это сложно объяснить, но с первых дней нашей совместной жизни он дал мне такое чувство защищенности, что это состояние сохранилось на долгие годы и без него.

Мы только поженились и возвращаемся домой из Калужской области из стройотряда на попутном «уазике», чтобы уехать на юг в «свадебное путешествие». Вдруг Володя бросает меня на пол и падает сверху. Он всю дорогу наблюдал за водителем, который был то ли лихач, то ли неопытный, но гнал на большой скорости, и в этот момент мы чуть не слетели с трассы перед мостом, то есть в реку. Все обошлось, я даже ничего не поняла, машину я не водила, оценить опасность не могла. И так было всегда и во всем.

Реакция у Володи была потрясающая. Помните эпизод из фильма