КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены - Галина Львовна Кузичкина (Кокосова)

ни КГБ, ни посол! У меня такие связи, что я могу любого уничтожить!» Сотрудники посольства, вскоре узнав натуру Дятлова, перестали приглашать его в свои компании. Однако Дятлова это не изолировало. Он был подобран начальниками различных советских экономических организаций, для которых иметь в друзьях человека с консульской властью, каким бы дерьмом он ни был, было необыкновенной удачей. Ведь никто из них не имел дипломатических паспортов. И поили, и кормили они его постоянно.

У Дятлова была репутация не только в советской колонии. Вскоре он сумел прославиться и среди дипломатов консульского корпуса Тегерана. Он был знаменит тем, что постоянно опаздывал на все без исключения консульские мероприятия, будь то прием, или коктейль, или обед. Иногда он появлялся, уже когда подавали сладкое или кофе, и ничуть этим не смущался, заставляя тем самым всех присутствующих краснеть за его бестактность. Но ему хоть бы что. Он садился за стол и, не понимая вежливых намеков на то, что обед уже окончен, требовал подачи блюд, и ему подавали, и он ел. А что еще он мог делать? Ведь общаться-то он не мог. Английским языком он практически не владел. Да и если бы и владел, то говорить с ним было бы совершенно не о чем. В политике он был полный профан.

И мы в резидентуре КГБ, и чистые, и офицеры ГРУ откровенно недоумевали, как все то, что делал Дятлов, могло сходить ему с рук. Ведь любого бы другого давно бы вышвырнули из Тегерана и из МИДа, а этому ничего. Дело было в том, что у Дятлова имелись связи в партийном аппарате. Никто точно не знал какие, но говорили, что есть родственники где-то на уровне кандидата в члены политбюро ЦК КПСС. Вот этим и объяснялась безнаказанность Дятлова. И вот ведь верно, кого-то из верховных напоминал он своим свиноподобием.

* * *

К осени 1978 года активность Хомейни в Ираке неимоверно возросла. Город Неджеф, место паломничества мусульман-шиитов, где в это время жил Хомейни, превратился в центр иранской оппозиции. Туда слетелись различного рода и политических убеждений иранские эмигранты со всего мира, чтобы заключить союз с новым уже неоспоримым лидером будущего Ирана.

Активность Хомейни не очень-то приходилась по душе иракскому правительству, так как осуществлялась она в районах, населенных преимущественно шиитами. У иракских властей и своих проблем хватало, поэтому они без колебаний согласились на предложение Ирана выслать Хомейни и его сторонников из страны. В октябре 1978 года иракские власти предложили Хомейни покинуть Ирак, и перед ним встал вопрос, куда податься. Оказалось, что не очень-то многие страны хотели видеть этого бунтаря на своей территории, особенно мусульманские страны, в которых и без Хомейни существовала проблема исламского фундаментализма. По имеющейся у нас информации, шах принимал активное участие в переселении Хомейни. Говорили, что он даже пытался убедить правительство Индонезии принять Хомейни и обещал взять расходы по его содержанию на свой счет, лишь бы отослать своего злейшего врага как можно дальше от Ирана. Наконец Франция согласилась принять Хомейни в качестве туриста, выдав ему визу только на три месяца. Перед тем как это сделать, представители французского правительства проконсультировались с шахом, который не возражал, считая, что Хомейни был бы гораздо опаснее для режима, поселись он в Ливии или Сирии. Однако это мнение оказалось ошибочным. Поселившись недалеко от Парижа в местечке Нофль-ле-Шато, Хомейни получил доступ к мировой прессе. А точнее, мировые средства массовой информации получили доступ к этой новой сенсации — Хомейни.

Теперь имя Хомейни стало известно не только в Иране, но и во всем мире. Его протесты против шахского режима, распространяемые средствами массовой информации, зазвучали на весь мир. Поскольку шах не мог громогласно ответить на эти обвинения, мировое общественное мнение склонялось в пользу иранской оппозиции. Окружение Хомейни умело использовало создавшуюся ситуацию, поставляя средствам массовой информации тексты речей и заявлений своего лидера, устраивая для него пресс-конференции. Иностранные радиостанции, такие как Би-Би-Си и «Голос Америки», в своих передачах на Иран на персидском языке доводили до иранского населения все подробности о происходящем вокруг Хомейни. Такое общение с иранским народом было гораздо выгоднее для Хомейни, чем распространение магнитофонных кассет с его речами. Теперь все, что сделал или сказал Хомейни, немедленно становилось известным в Иране.

Нам в советском посольстве эти радиопередачи оказывали огромную услугу, так как нам не нужно было бегать и выискивать информацию о том, что делает оппозиция.

Наконец наступил переломный момент в развитии событий в Иране. Пятого ноября по приказу Хомейни из Парижа специально подготовленные и проинструктированные в мечетях группы людей одновременно по всему Тегерану начали громить банки, гостиницы, кинотеатры, кафе и магазины, которые продавали спиртные напитки. К зачинщикам сразу же присоединились люди из толпы, и поэтому очень быстро разгром принял массовый характер. Войска и полиция не вмешивались, и это еще больше взвинтило энтузиазм толпы. Подоплека этой акции была чисто исламская. Уничтожалось и громилось все, что противоречит мусульманской вере: все, связанное с употреблением алкоголя, взимания процентов с денег и изображение человеческого образа то ли на экране, то ли на бумаге.

Нам из посольства хорошо была видна разыгравшаяся трагедия. В этом центральном районе города было расположено много заведений, ненавистных исламу. Беснующиеся группы молодчиков набрасывались на магазины, которые были предусмотрительно закрыты их владельцами, срывали защитные металлические шторы, врывались в магазины и кафе, выволакивали бутылки со спиртным и банки с пивом на улицу и разбивали их о мостовую. При этом некоторые старались после разгрома поджечь заведение.

Для многих русских, наблюдавших за происходящим через решетчатые ворота посольства, христианская религия которых совсем не запрещает употребление алкоголя, происходящее представлялось чистым кощунством. «Сколько добра загубили, бусурмане!» Из проходящей мимо беснующейся толпы к нам через ограду швырнули несколько банок пива «Карлсберг». Одна банка угодила прямо по спине офицера нашей резидентуры. Он поднял ее, осмотрел и, сказав: «Бог послал. Может быть, последняя», выпил за здоровье Хомейни.

На следующее утро я с одним из наших офицеров решил пойти в город и посмотреть на результаты погрома. Над центральной частью Тегерана стоял смрад, удушливый запах алкогольного перегара. Идя по улицам, мы видели в рядах домов зияющие черные дыры разгромленных и сожженных магазинов и ресторанов. Около них бесцельно стояли люди с потерянными лицами, видимо, владельцы этих заведений. Разгромленные и сожженные отели, банки. В городе не осталось ни одного целого кинотеатра. На улице Лалезар, знаменитой своими маленькими кафе и ресторанчиками, абсолютно все было разгромлено и сожжено. В