Рерих - Павел Федорович Беликов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За деятельностью АРКА чувствовалась опытная рука Николая Константиновича. Это было посильным вкладом художника в дело сближения народов, и вряд ли в США среди искренних друзей Советского Союза встретится человек, которому незнакомо имя Рериха.
Используя каждую возможность быть хоть чем-либо полезным Родине в трудные военные годы, Николай Константинович испытывал чувство выполненного долга, но жили в его сердце также боль и тоска, сказавшиеся в короткой фразе: «Быть бы с ними».
Сношения с Советским Союзом из-за войны свелись почти что на нет, а это рождало ощущение оторванности, одиночества. Подобные настроения Рериха находили отклик в его литературных произведениях. Наиболее характерным в этом отношении является очерк «На вышке» (1944). В нем художник приводит рассказ о дозорном наблюдательного поста: «Холодно на вышке. Точно забытый, точно покинутый, точно ненужный! Шальной снаряд может скосить и всю сосну и охапку защитной хвои. Тогда-то дела совершатся и без провода, может быть, еще лучше совершатся, а вышка окажется вообще ненужной. Тягостно чувство ненужности. Кто знает, не ушли ли вообще? Не переменилось ли вообще построение? Не забыли ли об одинокой вышке? И знаю, что не забудут знаю, что вышка эта очень нужна. Но холодно на вышке Ветер пронзителен… Балагуры грегочат: «Эй вы, аисты на крыше. Мы тут гранаты кидаем, а вы шишками сосновыми бросаетесь». Засмеют, не понимают значение вышки. Не знают, как одиноко на вышках. Забытые! И знаешь, что нужен, а все же подчас накипает какая-то не нужность. Поди уговори себя, что и в молчании держишь нужнейший дозор…» Много вышек в жизни, — продолжает художник уже от своего имени, — многие нужнейшие держатся дозоры. Приносится неотложная польза. Только при всем том бывает на вышках одиноко. Слышите ли? Отзоветесь ли?»
К исходу войны Рерих вновь занялся оформлением спектаклей. Блестящие победы Красной Армии пробудили за рубежом громадный интерес ко всему русскому, и у проживавшего в США балетмейстера Л. Мясина возникла мысль возобновить некоторые русские постановки. Он обратился к Николаю Константиновичу с просьбой принять участие в их оформлении. Получив от художника эскизы, Мясин написал ему в 1944 году:
«Дорогой Николай Константинович, сердечно благодарю Вас за присланные эскизы Князя Игоря. Для меня был большой праздник получить их. Золотая гамма неба прекрасна, она горит торжеством России, отражаясь на глубоких тонах непреклонных половцев. Я убежден, что возобновление этого балета в таком прекрасном толковании его явится искренней радостью для всех тех, кто знает и умеет ценить настоящий русский балет. Теперь у меня явилось сильное желание возобновить также Весну Священную. Моя первая мысль была воспользоваться материалом, который был сделан в 1929 году Лигой Композиторов, но, к сожалению, его больше не существует. Могу ли я попросить Вас сделать новые эскизы?»
Николай Константинович изготовил пять эскизов декораций к «Весне Священной» и шесть к «Князю Игорю». Уже после смерти художника они использовались в конце пятидесятых годов для постановок русских балетов в стокгольмской «Королевской опере», в парижском театре «Гранд-Опера» и миланской «Ла Скала».
Письмо Мясина поясняет появление в 1945 году полотна Рериха «Весна Священная». По композиции картина близка к ранее исполненному эскизу для «Снегурочки»: девушки ведут хоровод. Их белые одежды, расшитые красными узорами, контрастно выделяются на темно-изумрудном фоне. Головы украшены венками из полевых цветов. Золотом цветов испещрен и холм, где находится жертвенный камень. На нем фигура «избранницы» с цветочной гирляндой в руках. Яркие блики солнечных лучей скользят по пригоркам и верхушкам деревьев. В правом нижнем углу — группа музыкантов и поселян, нарядно одетых в белое с красным. Плавные линии девичьих фигур, силуэты холмов, деревьев, камней в сочетании с зелеными, золотыми, красными и ослепительно белыми красками создают величественную картину ликования людей и природы. Священная весна, весна победы над темными силами, весна надежд, весна возрождения человеческой радости. Этим произведением Рерих отметил окончание Великой Отечественной войны, светлый праздник своего народа.
Напряжение военных лет все чаще и чаще сказывалось на здоровье Николая Константиновича, и он уговаривал себя в дневнике: «Не болей… Болезней за полвека было не мало. А сколько опасностей было пройдено. И тонули и замерзали — чего только не было. Но воля не ослабела. Шли трудными перевалами. Иногда казалось, что уже не взойти выше, но высота оказывалась преодоленной. Иногда на узком карнизе над пропастью скала словно бы отталкивала от себя, но все же шли и карниз оставался позади. Кружилась голова в реке с быстро мчавшимися льдинами, но смотрели поверх в спасительную даль… Не болей, чтобы увидеть дни великие. Да будет!»
Николай Константинович увидел великие дни победы Родины и записал: «…обновилась Русь. Во всенародном подъеме стала величайшей державой. В мощном потоке преуспеяний дружный Союз Народов явил победу неслыханную. Недавно Качалов вдохновенно читал Никитинскую «Русь», и вспоминались давние школьные годы, когда рвалось сердце послужить Руси… Не забыт и завет Толстого моему первому «Гонцу»: «Пусть выше руль держит, тогда доплывет». Вот, как умели, так и держали весло во славу Родины».
…Только успели отгреметь орудийные залпы второй мировой войны, как Рерих сразу же возобновил работу по продвижению пакта.
6 декабря 1945 года комитет пакта и «Знамени Мира» в Нью-Йорке официально возобновил свою работу. В течение всего 1946 года комитет налаживал старые связи, привлекал к делу пакта свежие силы. В декабре 1946 года в Нью-Йорке была издана брошюра, в которой освещалась деятельность комитета. В этом же году за признание пакта высказалась Всеиндийская конференция культурного единства.
Сразу после окончания войны художник начал также хлопотать о переезде в Советский Союз. Сперва дела подвигались медленно. Переписка шла через Америку, и письма находились в пути до трех месяцев. Но с возобновлением доставки писем самолетами связь с Родиной стала интенсивней.
Святослав Николаевич и Юрий Николаевич часто встречались в Дели с наезжавшими туда советскими учеными и писателями. К большой радости Николая Константиновича, некоторые заглядывали и в Кулу. Журналист О. Орестов вспоминает о своем визите к художнику в 1946 году:
«Странно было встретить русскую семью, сохранившую все русские обычаи и привычки, где-то в далекой Индии, на границе вечных снегов… Седой, с большой бородой, спокойный и задумчивый, Н. К. Рерих сидел в своей мастерской, делясь со мной своим сокровенным желанием — возвратиться
