Рерих - Павел Федорович Беликов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай Константинович не поехал в США, и, резюмируя в «Листах дневника» реакцию некоторых сотрудников на случившееся в Нью-Йорке, он приводит один из распространенных рассказов о Ходже Насреддине. Когда у Ходжи украли осла, то соседи забросали его упреками и советами. Одни говорили, что нужно вешать более надежный замок и построить высокую стену вокруг дома, другие намекали на беспечность и крепкий сон хозяина. Выслушав все это, Ходжа ответил своим доброжелателям: «Вы рассуждаете правильно, но только все это относится к прошлому, и на сегодня от ваших слов нет никакой пользы. Из них лишь следует, что вся вина на мне, а вор ни в чем не виноват!»
XI. «БЫТЬ БЫ С НИМИ…»
В 1926 году, неожиданно встретив Рериха в Москве, некоторые знакомые спрашивали его:
— Николай Константинович, вы что — решили совсем перебраться на Родину?
Художник отвечал на это:
— Но ведь я же и не перебирался за границу. Я путешествовал и намечаю новые путешествия, а совсем уезжать из России — такого вообще не приходило мне в голову.
По подсчетам, сделанным самим Николаем Константиновичем, его жизнь распределилась так: сорок два года — Россия; семнадцать — Индия; Финляндия — два; Америка — три; Китай — два; Тибет — полтора; Монголия — один, Франция — один; Англия — год с четвертью; Швеция — полгода; Швейцария — полгода; Италия — четверть года. Кроме того, он бывал в Германии, Голландии, Бельгии, Египте, Джибути, Японии, Гонконге, на Цейлоне, Яве, Бали, Филиппинах.
Однако после экспедиции 1934–1935 годов Рерих уже не покидал Индию. И не потому, что устал от постоянных походов, а потому, что начал готовиться к отъезду на Родину. Это было гораздо сложнее, чем на первый взгляд может показаться. Николай Константинович не хотел свертывать культурной работы за границей и сдавать тех позиций, которые завоевала там идея пакта охраны культурных ценностей, не предполагал он также порывать научных связей, налаженных через институт «Урусвати». Между тем достаточно было бы художнику открыто объявить о своем намерении переселиться в Советский Союз, как сразу объявились бы охотники нанести удар по всей его зарубежной деятельности.
Не мог рассчитывать Рерих и на скорое оформление бумаг. Советских дипломатических представителей в колониальной Индии не имелось, а о том, чтобы вести дела через Лондон, нечего было и думать.
В самой Индии Николай Константинович пользовался огромной популярностью. Изучая ее древнюю культуру и современную жизнь, художник настолько освоился с традиционным индийским мировосприятием, что его принимали за своего как простые люди долины Кулу, так и видные деятели страны.
Выставки Николая Константиновича в различных городах Индии посещало большое количество людей, многие музеи имели его картины, а некоторые даже мемориальные залы, посвященные его творчеству. В десятках индийских журналов и газет систематически появлялись статьи Рериха и публикации о нем самом. Причем к имени художника обычно прибавлялось «гуру» или даже «гурудев» (великий учитель). Индийские философы, писатели, ученые, художники, общественные деятели, как, например, Джавахарлал Неру, С. Радхакришнан, С. С. Сарасвати. Свами Рамдас, Шри Васви, О. Ганголи, Свами Омкар, Свами Джаганисверананда, Ш. Варма, С. К. Чаттерджи, Рамананда Чаттерджп, Н. Мехта, Н. Н. Басу, Р. Тандан, X. И. Баттачария, Ч. Б. Сингх, Р. М. Равал, А. Б. Говинда, К. П. Тампи, Дас Гупта, Асит Кумар Халдар, Дж. Босе и другие, были или лично знакомы, или переписывались с Николаем Константиновичем. К нему часто обращались с просьбами дать предисловия к издаваемым книгам, отозваться на то или иное событие в печати или по радио.
Уважение и признательность индийского народа Рерих заслужил, конечно, также и тем, что верил в будущее Индии, поддерживал лидеров освободительного движения, часто выступал в зарубежной прессе с пропагандой прошлых и современных достижений индийской философской и научной мысли. Все это давало достаточно оснований передовым людям Индии верить Рериху, поддерживать его культурную, общественную и научную деятельность. После возвращения художника из очередной экспедиции Рабиндранат Тагор писал ему:
«…Счастлив, что Вы благополучно возвратились в свой Ашрам после труднейшей экспедиции в Центральную Азию. Не могу не завидовать Вам. В тех отдаленных уголках земного шара, где Вы время от времени проводите свои научные исследования, впечатления и ощущения ни с чем не сравнимы. Мой преклонный возраст и работа в институте вынуждают меня удовлетворять свою любознательность чтением сообщений о торжестве сильного духом человека над природой. Я надеюсь, что Ваши пленительные рассказы об этой экспедиции я скоро услышу лично от Вас. Вы стали жителем северной зоны, и меня пугает немного то, что я приглашаю Вас в долину. Но сейчас у нас зима, и Вы, вероятно, сможете перенести жару в этих местах. Я буду бесконечно счастлив, если Вы приедете и проведете несколько дней со мной в моем Ашраме. Вам будет приятна атмосфера интернационализма, который царит здесь, а работа в области образования, я уверен, может представить для Вас несомненный интерес. И, поверьте, мне доставит истинное наслаждение показать Вам все, что сделано мною за мою жизнь».
Таюр не случайно упомянул в письме об интернационализме. Деятельность Николая Константиновича опиралась на сотрудничество с людьми разных национальностей. Когда в 1936 году кое-кто выразил опасения, что разграбление Нью-Йоркского музея может сказаться на культурной работе Рериха в целом, художник ответил, что Нью-Йорк никогда не мыслился им альфой и омегой всего дела. В том же году, отвечая на письмо председателя Латвийского общества Р. Я. Рудзитиса, Николай Константинович заметил по поводу его статьи «Лига Культуры»: «Вы указываете в статье, что «Лига Культуры» была создана в Америке. В конце концов, важно само понятие Лиги, а случайное место — Америка — не важно».
Среди многих государств, с которыми Рериху приходилось иметь дело, он особо выделял Прибалтийские страны. В 1931 году Николай Константинович писал в Ригу доктору Ф. Д. Лукину из Кейлана: «Часто вспоминаем Вас здесь в горах западного Тибета. В Риге должно быть не только общество, но и отделение музея. Для этого из Нью-Йорка будет послана группа моих картин, для начала от 10 до 20 вещей».
К концу тридцатых годов в Рижском музее имени Рериха насчитывалось уже сорок полотен Николая Константиновича, среди них — «Брамапутра» (1932), «Твердыня Тибета» (1932), «Кулута» (1937), «Часовня св. Сергия» (1936), гималайские и монгольские пейзажи. При музее был открыт отдел произведений прибалтийских художников, работали культурно-просветительные секции, организовалось издательское дело. Причем по своим масштабам оно превосходило издательство Музея имени Рериха в Нью-Йорке.
Переписка
