«Колонист» - Владимир Геннадьевич Поселягин

– Так ты говоришь или нет?

– Ты кто, чудо?

– Говоришь, – расплылась та в улыбке. – Чудо-то какое. Леська я, сестра твоя. А ты Юра, брат мой. Мамка сейчас придёт, у неё уроки скоро начнутся, но она принесёт покушать.

– Долго я лежу?

– Вчера привезли, только ты потерял сознание, так доктор сказал, а сейчас проснулся.

– Ага, меньше суток, значит, – сделал я вывод. – Ладно, покажи, где тут уборная, а то невтерпёж уже.

– Доктор горшок дал. Вдруг у тебя голова закружится?

– Сейчас проверим.

Завернувшись в простыню, одежды я рядом не увидел, встал, осматривая себя. Тело действительно крепкое, грудь лиловая от ударов Егора, надеюсь, в ребрах трещин нет, переломов точно, иначе шевелиться было бы больно. В голову чуть отдавало болью, но стоял я крепко на ногах и чувствовал себя куда лучше, чем вчера. Правда, голова слегка кружилась и мутило, сотрясение точно имеется, но терпимо. Выйти на улицу и подойти к скворечнику сельского сортира я смог самостоятельно, сестричка ожидала в сторонке, пока я сделаю свои дела. Потом сопроводила к умывальнику, тут я тоже сам руки помыл и лицо, и помогла дойти до кровати. Меня стало слегка шатать и сильнее мутить. Ну и когда лёг, получил стакан с водой. Пить хотелось не меньше, чем есть, так что махнул его разом. Когда я в палату возвращался, смог взглянуть на соседа по палате. Ширма не мешала, там какая-то беспокойная старушка на койке возилась. А тут, вернув стакан, посмотрел на сестрицу и сказал:

– Рассказывай. Я из семьи и соседей никого не помню и не знаю, заново придётся знакомиться. Хочу всё знать.

Эта тарахтелка заработала, и ко мне начала поступать нужная информация. Думаю, к приходу матери моего нового тела большую часть информации я получу. А через час действительно подошла сухонькая женщина лет сорока пяти, которая обрадовалась моему виду, общению, и вообще жизнь прекрасна. Принесла она немного, в глиняном горшке томлёные щи, причём как я люблю, заправленные сметаной, два куска хлеба, две ложки и квас в небольшом кувшинчике. Почему две ложки, понял сразу, сестрицу тоже покормить нужно; вот та взяла хлеб и за компанию навернула со мной щи. Всё съели и кваску попили. Конечно, утром тяжёлые щи – это не то, однако я был голоден и согласен на всё, что принесут. Мама, а теперь я мысленно привыкал её так называть, сидела рядом и умильно за нами наблюдала, положив подбородок на ладони. Как мне уже сообщили, бывший хозяин этого тела вёл себя за столом не особо культурно, отбивая всем аппетит. Хотя в семье уже привыкли и не обращали внимания, но для новичков вид был неприятный. А тут я ел аккуратно, с прямой спиной, и это радовало мать. А попросил я её принести учебник истории. На недоумённый взгляд пояснил, мол, картинки посмотрю. А вообще хочу научиться читать и писать, чем довёл ту до слёз от радости.

В медпункте я пролежал две недели, фельдшер подтвердил сотрясение, признал его средней тяжести и прописал постельный режим, заодно за мной наблюдал, задумчиво так поглядывая. Видимо, я в чём-то выбивался в поведении. Сам он жил рядом, квартирку получил в четырёхквартирном бревенчатом бараке, так что, если что, сразу спешил к больным в палате. Благодаря родственникам, что ходили ко мне, еду носили, ухаживать теперь за мной не надо, сам справлялся, что их радовало, я освоился, хотя наружу кроме как в сортир не выходил, и в принципе смогу сойти тут за своего. А вот слух о том, что дурачок разум получил, разнёсся. Паломничество было изрядное в первые дни, хотя потом всё сошло на нет. Удовлетворили люди любопытство, пообщались со мной, заодно я с людьми познакомился. Хорошо всё прошло. Со всеми родственниками познакомился, с отцом, тот со слезами на глазах пришёл, увидел, что я действительно в порядке, даже обнимать начал. Был и патриарх семейства, дед Михаил Кузьмич. Он из донских казаков был, из нейтральных, ни за белых, ни за красных, а что за Россию. Тут осел, жена померла, но сын остался. После Гражданской всего один, так и жил тут с семейством сына. В общем, интересная семейка, познакомились. А сейчас пора на выход, меня выписали.

Не знаю, то ли в селе с зеркалами дефицит, то ли никому это не нужно, но в медпункте зеркала не было, даже над умывальником не висело. А на ощупь вихры у меня знатные, да ещё над лбом все срезано, как залысина, фельдшер постарался, очищал всё вокруг раны. Сейчас повязки нет, розовый шрам имеется, сестрицы, что меня навещали, сообщили, а так стоит посетить парикмахера. К счастью, в селе он был, кабинет имел с торца здания сельмага. К нему не только сельчане ходили, но и из деревень ближайших. Впрочем, в школу водили детей или в медпункт, в тот же магазин. Одним словом, село тут – центр местной жизни.

Я уже был собран, отец, теперь уже мой отец, на радостях приобрёл мне хороший костюм, а то прошлый хозяин тела непонятно в чём ходил, в обносках. Да и они на нём сгорали моментально, так что смысла покупать что-то дорогое не было. А тут потратился. А ведь ещё сколько детей у него. Нужды в доме, конечно, не было, семья ладная, но и лишних денег тоже не имелось. Сыновья помогали, один на заводе, а вот Олег, средний сын, после аэроклуба поступил в Московскую военную лётную школу. Небом бредил. Будет военным лётчиком, истребителем, как я понял. Скорость любил. Им уже отписали, что младший, Юрка, разум приобрёл. Пока ответа ждали, почта тут не особо быстрая.

Вот так я в костюме, забрав небольшое количество пожитков, попрощался со старичком, что последние дни тут скрашивал мою скуку, он на гвоздь наступил, рана загноилась, вот и проходил процедуру чистки. А старушку, что ранее лежала, в Фастов увезли, в больницу, на второй день моего попадания, что-то у неё серьёзное, до сих пор не вернулась. Меня уже ожидала Маринка, которая и повела по селу к дому. По пути встречалось изрядно народу, мне кажется, что все знали о том, что, когда фельдшер меня осмотрел, выявил, что сотрясения больше нет, прошло, и выписал, вот и вышли посмотреть. Я их не разочаровывал, со всеми вежливо здоровался, спрашивал, как дела, ну и желал хорошего дня односельчанам, чем явно производил хорошее впечатление, от которого сестрица млела. Вообще, председатель, описывая семью Некрасовых, был довольно точен.