Пламенеющие храмы - Александр Николаевич Маханько

размышлять о природе страстей, опираясь на свои наблюдения, но ни до чего толком не дошел. Всего лишь могу утверждать, что страсти сродни болезням телесным и нападают на человека отнюдь не на каждого. Дети возрастом до десяти лет и старики после сорока им совершенно не подвержены. Зато подвержены все другие, особенно в моменты определенных суперпозиций небесных светил по отношению к Солнцу и Луне. Это математически вычислено мною совершенно точно. Ещё более страсти в человеке возбуждают употребляемые без меры вино и новомодные отвары из чёрных зерен, что привозят нам из Персии и Новой Индии. Но суть не в этом. Почему страсть так сильна? Потому, что она способна на какой-то миг или надолго затмить и смести в человеке любые другие субстанции. Воля, разум, расчёт не станут препятствием страсти. Этого мига будет достаточно, чтобы совершить нечто вопреки и человеческому страху, и заповедям Христа. Один такой миг способен решить судьбу человека, города или целого народа. Примеров этого в истории мира предостаточно. Один Рим чего стоит. Латины из страха быть съеденными соседями построили неприступную громаду Великого города. Движимая страхом потерять достигнутое, эта громада пожрала весь мир. А вот потеряв свои страхи и погрузившись в пучину страстей, она рассыпалась на мелкие осколки. Да что я тебе рассказываю, ты дипломированный юрист и богослов сам прекрасно знаешь историю. Я же как врач могу сказать, что человек, как животная единица наделенная разумом, со времён Аристотеля Стагирита ничуть не изменился, остался таким же, что и тысячи лет назад. При нём же остались и его страсти. К слову сказать, многие пастыри, умело распаляющие или подавляющие различные страсти, легко направляют стадо человеческое в нужное русло …

– И всё же … что побудило тебя к написанию Christianismi Restitutio? Не страх, не страсть. Как ты сказал, люди … твоего возраста страстям … не подвержены. Тогда … что же?

Кальвина продолжали мучать приступы удушья и скрывать это у него уже не было никаких сил. Частое и беспорядочное дыхание его лишь теребило огоньки стоящих на столе свечей. Огоньки эти жарко трепетали в своём безостановочном и неестественно веселом для этого места танце, а вместе с ними на стенах также трепетали и тени, отбрасываемые фигурами собеседников. Сумрачный антураж тюрьмы, спёртый воздух и безумная пляска света – привычные во все времена декорации, сопровождающие диспуты идейных противников. Назначенные подавить одного из них, смутьяна, они неизменно погребали и другого, его обвинителя. Но Сервета, похоже, сие окружение сейчас мало волновало.

– Вот тут, дорогой Жан, мы и подошли к главнейшей в моей табуле человеческих субстанций, имя которой вера. Вот скажи мне, Жан, что есть по-твоему вера? Не именно вера в Бога Вседержителя и Сына Его Христа, а вера вообще, в абстрактном понятии?

– В абстрактном понятии? Пожалуй, это … единственный способ … спасти душу свою … когда … Господь призовет её на … страшный суд. По-твоему, это не так?

– Хм. Опять ты за своё. Я вижу, ты, как и католические отцы закаменел в своём отношении к миру. Признаться, я ожидал от тебя большей свежести, а не пыли догматов.

– Прости, но … догматы христианства являются основой … всего миростояния. Они бесспорны. Сама незыблемость мира свидетельствует об этом. И никому … никому в мире не дано права ставить их под сомнение.

– Догматы, незыблемость … Всё это так. Но давай я попробую объяснить тебе понимание веры, каким я его нашёл на практике, применив университетские методы анализа и логики. Материала для наблюдений и размышлений, поверь, у меня было предостаточно. Я был свидетелем всяческих событий как в жизни городов, анклавов, деревень, так и жизни конкретных людей. Войны, бунты, торжества, рождения, болезни и смерть мелькали предо мной во множестве. Как врачу мне всегда была интересна не только естественная сторона природы человека, но и духовная – та, которую невозможно увидеть или потрогать рукой. Размышляя и сравнивая, я открыл много нового и неожиданного. Сразу скажу, что где-то мои выводы попадают в русло Священного писания, а где-то … Вот ты сам посуди. Итак, вера. Что это такое? Когда она зародилась в человеке? Откуда взялась? Как верный ортодокс (верный от слова вера) ты мне сейчас скажешь, что согласно Священному писанию ещё в допотопные времена Бог вселил веру в себя в умы и души первых экземпляров рода человеческого. И вера эта передавалась через дух и кровь всем последующим поколениям вплоть до сего дня. Пусть так. Но что такое вера для человека, который не читал ни Священного писания, ни какого-либо другого просто потому, что не умеет читать? И не слыхал никаких проповедей, а если и слыхал, то едва ли что понял? Знаешь, такие люди есть и их немало. В дохри-стовую эпоху таковых было девяноста девять на сотню. Сейчас их почти столько же, ну может быть чуть меньше. Даже если на мессу в храм приходят все жители, это не значит, что все они хоть что-то из услышанного понимают и принимают. С детских лет до самой старости эти люди жили и живут одним – трудом ради куска хлеба. По большей части все их мысли и чаяния направлены лишь на это. И тем не менее в каждом из них живёт вера. Принесёт ли ветер на поля засуху или дождь? Будет ли этот дождь благодатным или смоет напрочь все посевы? Поднимутся ли всходы? Не пожрёт ли буду-272

щий урожай саранча и прочие египетские напасти? Вот с чего всё начинается. Человек надеется на лучший исход и эти надежды он вкладывает в мольбы, направляемые ко Всевышнему, который невидим и неосязаем, но которому подвластно в мире всё. Если надежды сбываются, то они и превращаются в веру. Человек начинает верить, что да, Всевышний есть, Он его услышал, внял мольбам, сжалился и помог. И совсем не важно, каково при этом его имя, Яхве, Зевс, Христос или Мохаммад. Важно, что если к нему обратиться всем сердцем и с добрыми помыслами, то Он поможет. В этом и есть изначальная вера. Если говорить совсем откровенно, то на мой взгляд применительно к человеку, не отягощённого большим умом и знаниями, всё его общение с Богом состоит из трёх примитивных вещей. Каждая из них в отдельности пустяк. Но сложенные определенным порядком, они создают такой духовный фундамент, который была бы рада иметь любая Е(ерковь. Вещи эти – надежда, любовь и вера. Свою надежду человек вкладывает в свои мольбы и направляет их