Мальтийский крест - Василий Звягинцев

Катранджи задумался. Или – сделал вид. Похоже, он ждал именно такого ответа и заранее к нему подготовился.

– Хорошо. Мы уважаем ваши принципы. Но если мы найдём на территории России частных лиц…

– Вроде профессора Маштакова?

– Что-то в этом роде. Мы бы не возражали, чтобы ему позволили вернуться к прежним занятиям. Готовы взять на себя все необходимые организационные и финансовые вопросы.

Олег Константинович тоже немного подумал и кивнул.

– Об этом поговорим позже и отдельно. Вы ведь собираетесь открыть в России своё новое дело? Пусть это будет исследовательско-промышленная корпорация с очень широким кругом интересов. Танки и тяжёлую артиллерию она, конечно, изготавливать и экспортировать не сможет, а вот что-нибудь не столь наглядное – отчего бы и нет? Вдруг попутно и для нас что-нибудь полезное изобретёте, тем более я считаю справедливым, чтобы большая часть инженерно-технического персонала набиралась в России.

– Можно считать, что по основным позициям взаимопонимание достигнуто? О деталях пусть совещаются специалисты. Я смогу направить в Москву достаточное количество людей, которых никто и никогда не свяжет с моим именем, – сказал Катранджи. Он явным образом получал больше, чем входило в первоначальные расчёты.

– Не возражаю, – ответил Император. – Желательно, чтобы это были люди из Европы.

– Из Европы, из Северной и Южной Америк. У нас достаточно добровольных и весьма квалифицированных помощников.

– В таком случае разрешите пригласить вас отобедать со мной. Заодно и обсудим немаловажный вопрос о гарантиях нашего альянса. Мы должны и будем наблюдать за ходом выполнения соглашений, своевременно пресекать их нарушения. Неофициально, поскольку и все договоренности – неофициальные.

…Чекменёв приехал поздним вечером на квартиру Ляхова. Вадим уже третий день ждал, когда генерал обратится к нему с предложением встретиться конфиденциально. Что это непременно случится, они с Фёстом просчитали сразу же. Куда ему теперь деваться? Положение, можно сказать, безвыходное. Без их помощи обширные планы сотрудничества с турком – занятие долгое, нудное и малоперспективное.

– Придётся тебе, Вадим, снова к своим друзьям обращаться, – после нескольких дежурных фраз взял быка за рога Чекменёв. – Вы ведь себя называете «Комитетом защиты реальности». Вот она сейчас как раз в защите нуждается.

– Не первый раз. А к каким вы предпочитаете? Из соседней параллели, из двадцать пятого года или сразу из бокового Израиля?

Игорь Викторович чуть заметно передёрнул плечами. Даже упоминание о тамошних некробионтах вызывало у него чисто физиологическую реакцию.

– Это ты мне сам подскажи, к каким. Видишь ли, что за штука получается. Мы с Императором решили, что союз с Катранджи так и так заключать придётся. У него свои соображения, у нас свои. Одновременно мы решили почти открытым текстом донести эту информацию до некоторых людей в генеральной комиссии ТАОС. Есть там вполне вменяемые фигуры, не разделяющие взгляды «пещерных русофобов».

– Торговаться, значит, собираетесь?

– Как же иначе? Торговаться, совсем чуть-чуть шантажировать, ну и морковку на верёвочке перед мордами подвесить. Войны-то настоящей никто не хочет, даже кабинет Уоллеса[93], хотя как раз они весьма склонны поплясать с факелом на бочке с порохом. Жандармы, Тарханов и одесские бандиты, каждый по своим каналам, всю картину восстановили, полсотни фигурантов отловили, вместе с резидентом. Замысел у части правительственного кабинета и руководителей всем нам известного «Хантер-клуба» был какой? Демонстративный взрыв яхты Катранджи в русском порту с одновременным захватом в плен его и меня. У Ибрагима достаточно и друзей, готовых немедленно начать мстить за своего вождя, и врагов, желающих немедленно приступить к делёжке наследства. Убиваются сразу три зайца. Россия, ставшая объектом агрессии по многим направлениям с Юга и Востока, наверняка, по их расчётам, передумает в такой обстановке выходить из ТАОС.

В империи Катранджи начнётся внутренняя смута, нечто вроде «большой замятни» в Золотой Орде четырнадцатого века, что, естественно, ослабит террористический напор на Север и Запад. И, наконец, как не раз бывало, англо-американцы, не вступая в «прямые огневые контакты» сумеют неплохо заработать на новой войне всех против всех. А при удобном случае самим в неё вмешаться. Против нас, естественно.

– С предыдущим согласен, – сказал Ляхов. – Добавлю и четвёртого зайца. Имея в своих руках одновременно вас и Катранджи, много интересных комбинаций выстроить можно. При современном развитии науки и техники. Но какая может быть война в нынешних условиях между членами Союза? Американцам это на хрен не нужно, у них своих изоляционистов полно. А представить, что англичане с немцами и французами на такое дело отважатся – втроём против «русского медведя» – смешно даже.

– Это ты зря. В восемьсот пятьдесят третьем и девятьсот четырнадцатом тоже никто не верил. Однако же… Как великий еврейский Шолом-Алейхем писал: «Слово за слово…»

Вадим сначала чуть было не удивился избыточной эрудиции генерала, потом сообразил, сколько лет тот с Розенцвейгом сотрудничал. Тут же, пользуясь случаем, и спросил, куда это запропастился Григорий Львович? Давненько не пересекались.

– На месте он, на своём месте. В Нью-Йорке на общее дело работает…

– А я думал – в Триполи.

– С чего вдруг?

– Да по моим данным, оттуда наводка просвещённым мореплавателям[94] на Ибрагима пошла…

– Хочешь сказать, друг Гриша меня на убой подставил? Не верю. – Чекменёв при всей его квалификации, зевнул ход, как великий Чигорин в решающей игре за звание чемпиона мира.

– Не хочу. Заклад был совсем не на это. У евреев, как вы знаете, свои счёты с англичанами. Вот их он и подставил по полной. Одновременно здраво полагая, что вы успеете подстраховаться. И не ошибся, ведь так?

Ляхов, разумеется, не собирался, по крайней мере сейчас, говорить генералу, что с помощью аггрианского Шара, имевшегося в квартире на Столешниковом, они с Фёстом за полночи размотали всю интригу и снабдили Анастасию, а через неё и Уварова, достаточной для действий в Одессе информацией.

– Вся беда, что сам я, получается, не успел и не сумел…

– Ну, к чему такое самоуничижение? Решились, невзирая на личную неприязнь, довериться Уварову, и не ошиблись. Вы же полководец, а не комбат, вам в мелочовку вдаваться необязательно.

– Теперь и ты туда же, – сказал с тоской в голосе Чекменёв. – Да нет у меня никакой к Валерию личной неприязни. Есть здравый смысл и оперативные соображения. Я имел собственное мнение, теперь вы будете руководствоваться своим. Ради бога. Охотно верю, что в ваших категориях Уваров окажется весьма полезен и даже незаменим. Я исходил из своих, в которых не было места всему тому, что для вас естественно и очевидно. И закроем тему.

Ляхов согласно кивнул. Действительно, до появления в сфере большой политики его самого, Тарханова, затем и «Братства» в почти полном составе, Берестина с его корниловцами и марковцами, Чекменёв существовал в совершенно другом образе мира. И в этом мире люди, подобные вышеназванным, особых шансов не имели. Доведись Уварову каким-то чудом вырваться из своего гарнизона и очутиться в составе «печенегов» без поддержки Ляхова, так и трубил бы там до отставки или безвременной кончины с одним просветом. Но, как говорится, новые времена – новые песни.

– И на какую же помощь со стороны наших друзей вы, Игорь Викторович, рассчитываете?

Вадиму было интересно, насколько генерал ориентируется в подлинных возможностях его лично и «Братства». Видел и знал он достаточно, но сумел ли сделать нужные выводы? Правильно сформулированное желание – вещь не такая простая, как кажется, что подтверждает тысячелетний фольклор самых разных народов. «Надо точно и правильно ставить техническую задачу», – с тоской подумал негр, превратившийся в унитаз в женском туалете».

Чекменёв, очевидно, с той самой встречи в тюремной камере, когда он в последний раз попытался разоблачить и сломать Ляхова, достаточно много размышлял в этом направлении, выстраивая собственную линию поведения, так, чтобы и не навредить интересам России своим личным отказом от помощи чужаков, и не попасть в чрезмерную от них зависимость, наподобие какого-нибудь эмира Бухарского.

После окончания московско-берендеевской эпопеи, наведения порядка и официального воцарения Олега Первого, ни Берестин, ни Басманов, ни прочие посланцы из прошлого вестей о себе не подавали. Получили свои награды на торжественном построении в той же Берендеевке и организованно, как и пришли, убыли в места постоянной дислокации.

Ляхов, поскольку его никто больше ни о чём не спрашивал, продолжил службу в прежнем качестве, вопреки опасениям Чекменёва, не претендуя ни на какую официальную должность, вроде «спецпредставителя ВСЮР при особе Императора» или Чрезвычайного и Полномочного посла Югороссии.