Мандаринка на Новый год - Дарья Александровна Волкова

– Нет. Я хочу, чтобы у тебя… у нас… всё было, как положено.

– Господи, Самойлов, если бы я знала, что ты такой зануда, я бы не вышла за тебя замуж!

– Ты же шутишь?

– Н-да… И чувство юмора нам отказало. Караул. Конечно же шучу, радость моя.

Начинает фортепиано, за ним вступают скрипки. Божественный вальс Евгения Доги. Очень хочется вдохнуть поглубже, чтобы унять волнение, но Люба себе этого не позволяет. Потому что тот, кто сейчас обнимает ее, волнуется еще больше.

– Давай, Люб, на счёт три. Раз, два, три…

И ее закружили по залу. Опомнилась Люба через пару минут.

– Коленька… Ты танцуешь? Вальс?

– Да, – цедит он сквозь зубы.

– Но… как?

– Варька научила.

– Варя? Как? Когда?

– Три месяца занятий. Понемногу. Не отвлекай. Я считаю. Чёрт! – Он споткнулся и остановился. – Чёрт. Прости. Я сбился.

В этот момент она понимает – невозможно его любить больше, чем она его уже любит. Но за этот вальс, за это его «Прости. Я сбился»… Кажется, что она стала его любить еще самую чуточку сильнее.

Она сжала крепче надёжные пальцы.

– Давай считать вместе. И – раз, два, три…

И вот они идут на свои места за столом.

– Любава, тебе эта штука сзади не мешает? – Ник крепко держит Любу за руку.

– Ты про шлейф?

– Это называется шлейф?

– Вообще-то, на самом деле, – заговорщически шепчет она ему на ухо, притянув к себе за шею, – это у твоей самочки звероящера вырос… хвост!

И впервые за сегодняшний сумасшедший день она слышит его смех. Искренний смех.

И вот они за столом.

– Ну? – Она протянула ему бокал с шампанским. – Теперь-то ты выпьешь уже, неврастеник мой?

– Выпью, – кивнул он. – Но не это. Доставай фляжку.

– По твоей милости, Самойлов, я выходила замуж с коньяком под юбкой.

– Он от этого, наверное, особенно вкусный. – Ник отвинчивает крышку, салютует ей. – Ваше здоровье, госпожа Самойлова.

И только получив назад фляжку и ощутив ее звонкую лёгкость, Люба осознает весь масштаб катастрофы. Вглядывается в цифры в нижней части фляжки.

– Двести тридцать миллилитров! Коля, это же стакан! Закусывай, закусывай немедленно!

* * *

– Ну что, дочь, наверное, пришло время рассказать тебе о том, что должна знать каждая женщина о первой брачной ночи.

– Я знаю, мам, – вздыхает Люба. – Разуть, галстук и пиджак снять. Остальное можно не снимать – слишком сложно. Уложить в кровать. И оставить до утра.

– Всё верно, – усмехнулась Вера Владимировна. – Слушай, я совсем не поняла, когда Коля успел-то…

– Он у меня талантливый.

– На самом деле он очень мил. Но, по-моему, ничегошеньки не соображает.

– На месте разберёмся.

* * *

Пиджак висит на спинке стула, сверху – галстук. Молодой новобрачный в брюках и белой рубашке нежно обнимает подушку. На лице счастье и безмятежность. Сейчас ему хорошо. Остаётся надеяться, что утром будет не слишком плохо. Люба предусмотрительно ставит на пол рядом с кроватью бутылку минералки.

Она раздевается, аккуратно вешает платье на плечики, убирает в шкаф. Чуть-чуть грустно, самую малость – сказка кончилась. Но самый важный человек в ее жизни с ней – это главное. Однако заснуть Любе пришлось в наушниках – под второй концерт Рахманинова. Иначе не получалось.

Утро после свадьбы было чудесным – поздним, солнечным. Всё казалось чудесным – тишина в квартире, свежий ветерок с балкона и умопомрачительные запахи с кухни. Завтрак? Коля готовит завтрак?

Коля готовит завтрак. Он стоит у плиты в шортах и футболке, аккуратно, словно на операции, переворачивает что-то на сковороде. Люба бросила взгляд на стол. На тарелке горка уже пожаренных… сырников?

– Коля, ты умеешь готовить сырники?

Он обернулся.

– Угу. Я же их могу трескать безостановочно. Вот и заставили мои… самому научиться. А то я их… заколебал.

– Сейчас оценим. – Люба подцепила с тарелки тёплый сырник, надкусила. И засунула целиком в рот. – Вкуснятина! – Прожевав первый, она тут же потянулась за вторым. – У тебя получается лучше, чем у меня!

– Спасибо. – Ник убрал сковороду с огня, выключил плиту. Повернулся к Любе. – Послушай, а… что вчера было?

Люба сдержала улыбку.

– Да как тебе сказать-то… Ты крепко на ногах стоишь?

– Вроде да, – насторожился он.

– Ну, тогда слушай. Ты вчера… – Тут ее голос упал до драматического шёпота. Люба выдержала паузу. – Женился! На мне. Кстати, позволь представиться – Любовь Самойлова. Твоя жена.

– Любава, прекрати!

– Ты сам спросил, – пожала она плечами. Облизнула пальцы, но решила употребить еще один сырник – ну вкуснющие же до невозможности! И вообще – жизнь прекрасна.

– Я… – Ник вздохнул. – Я вчера, похоже, выпил… лишнего. И мало что помню. Если честно.

– Кстати, как голова, мой юный друг-алкоголик?

– Как ни странно, почти цела. Сушняк с утра был, конечно, жуткий. Спасибо за минералку.

– Пожалуйста.

– Люб, – он наконец-то решился. – Я вчера… всё испортил, да?

– Почему же… Ты был главным украшением торжества, я бы сказала.

– Издеваешься?

– Отнюдь. Ты был необыкновенно мил. Поучаствовал практически во всех конкурсах. По просьбе Машки принимал дивной красоты фотогеничные позы и был ее любимой фотомоделью. Пел в караоке-баре, набрал сто баллов, между прочим.

– Я? Пел?

– Лишь позавчера нас судьба свела, – хорошо поставленным голосом промурлыкала Люба, – а до этих пор где же ты была…

– Что это за песня?

– Это ты меня спрашиваешь? Ты ее вчера дважды пел на бис. Точно попадая в ноты. У тебя неплохой голос, кстати. По крайней мере, громкий, – с усмешкой добавила Люба.

– Любава… скажи, что ты шутишь.

– Какие могут быть шутки в таком серьёзном деле? Вот фото и видео нам сольют – сам увидишь. А как ты вальсировал с моей мамой…

– Что? – с ужасом выдохнул Ник. – Я… я ее уронил, да?

– Даже на ноги ни разу не наступил. В тебе после стакана коньяка на голодный желудок такая грациозность просыпается.

– О господи, не-е-ет…

– А папе моему ты пообещал, что мы родим ему пятерых внуков. Папа был в лёгком… шоке. Я, впрочем, тоже.

– Это не может быть правдой!

– Ты главного не знаешь, – Люба устроилась на табурете за столом, вытерла пальцы салфеткой. – Про нашу… первую брачную ночь.

– Что? – Он едва выдохнул это короткое слово.

– Что ты творил, боже мой… – Люба закрыла лицо руками. – Я даже предположить не могла, что ты на такое способен…

Сквозь неплотно сомкнутые пальцы она увидела, как он присел на корточки перед ней. Почувствовала, как пальцами коснулся ее рук.

– Люба… – Он почти шептал. – Что я сделал? Я… обидел тебя? Я был груб? Сделал тебе больно? Взял силой? Господи, Люба, скажи мне! Не молчи!

Он