Кровавое дело - Ксавье Монтепен

Софи уселась среди студентов и смеясь принимала угощение от каждого, что вскоре образовало на столе, вокруг нее, целую батарею пивных кружек, бокалов с абсентом, стаканов с кофе и бесчисленного количества различных ликеров.

— Вот будет ловко, если я проглочу все это, дети мои! — хохотала она, дружески толкая тех, кто стоял к ней ближе других.

Аннибал Жервазони встал и подошел к студенту, так сильно восхищавшемуся Пароли.

Слегка дотронувшись до его плеча, он проговорил:

— Я не ошибся, сударь, когда мне послышалось, будто вы сказали, что доктор Анджело Пароли стал владельцем лечебницы Грийского?

— Нисколько не ошиблись. Два раза я уже с интересом и восторгом присутствовал на его консультациях и готовлюсь усердно следить за его лекциями по офтальмологии. Ручаюсь, что не пропущу ни одной.

— Как вы полагаете, могу я сейчас застать доктора Пароли в лечебнице?

— Этого я вам не могу сказать, но знаю, что его можно застать утром, до десяти.

— Благодарю вас.

Аннибал вернулся к своему помощнику и сказал:

— Прощайте, я ухожу. Мне положительно не терпится узнать, что делается в бывшей лечебнице Грийского.

И, пожав товарищу руку, Аннибал вышел из «Волны».

Когда он пришел к себе, его окликнула консьержка.

— Вам письмо, сударь.

Итальянец взял письмо и узнал руку Анджело Пароли.

— Это не по почте, — заметил он.

— Нет. Принес кучер, отлично одетый, с кокардой на шляпе.

Жервазони разорвал конверт, вынул из него листик бумаги и прочел:

«Monsieur Жервазони.

Буду ждать тебя сегодня с половины седьмого вечера на бульваре Сен-Мишель у «Вашетт». Мы пообедаем вместе.

Всем сердцем твой друг

Анджело Пароли».

Пораженный таким необыкновенным совпадением обстоятельств, итальянец думал:

«Вот загадка-то! Как мне хочется поскорее найти к ней ключ! Анджело в Париже, когда я был уверен, что он в Лондоне! Анджело — преемник Грийского, вместо того чтобы быть скромным эскулапом в Англии. «И правда может иногда быть невероятной!» Вот справедливая пословица! А все-таки черт меня возьми, если я тут хоть что-нибудь понимаю! Ну, да уж теперь не долго ждать!»

Жервазони поднялся к себе, переоделся наскоро и пошел обратно на бульвар Сен-Мишель к ресторану «Вашетт», находящемуся на углу бульвара и Школьной улицы.

Войдя в ресторан, он стал глазами искать Пароли, но последний, очевидно, еще не приходил.

Итальянец сел за столик, велел подать себе абсент и стал ждать.

По выходе от Сесиль Бернье Анджело Пароли отправился к нотариусу, который должен был выдать ему купчую. Пароли хотелось иметь этот документ как можно скорее, и нотариус, желая угодить клиенту, не тянул дело.

Пароли вышел от него уже с бумагой в кармане, но все же это несколько подзадержало его, так что он пришел к «Вашетту» только в три четверти седьмого.

Аннибал встретил его улыбкой, крепко пожал руку и не без удивления констатировал полнейшую и быструю метаморфозу, как во внешности, так и в манерах друга.

От посетителя низких притонов и истребителя абсента не осталось и следа. Вчерашнего цыгана заменил человек, видимо положительный и серьезный, несмотря на свои молодые годы.

Одет он был с самой изящной простотой.

Подобное превращение казалось почти чудом.

— Ну, милый мой, — проговорил Жервазони, — надеюсь, что ты объяснишь мне…

— Мое присутствие в Париже? — перебил Анджело, весело смеясь. — Да, я понимаю, что мое письмо должно было сильно удивить тебя.

— Оно меня ничуть не поразило. Когда я получил его, то знал уже около часа, что ты не в Лондоне.

— А! Вот как! Но каким же образом?

— Я узнал об этом в «Волне», услышав, как студенты рассказывали о настоящем владельце лечебницы Грийского.

— Как? Да разве об этом говорят?

— Не только говорят, но даже удивляются.

— И ты тоже этому удивляешься?

— Я солгал бы, если бы сказал, что нет.

— Хорошо! За добрым стаканом вина я тебе объясню, в чем дело.

Земляки отправились в отдельный кабинет, чтобы быть посвободнее, и Пароли принялся заказывать обед, свидетельствовавший о его гастрономических вкусах.

После того как лакей вышел, Анджело обратился к старому другу и сказал:

— Итак, дружище, тебе уже известно, что я преемник Грийского?

— Да. Я знаю также, что ты уже успел произвести настоящую революцию и сумел возбудить самый искренний энтузиазм среди студентов. Этому я только радуюсь и ничуть не удивляюсь, но многие вещи остаются для меня совершенно непонятными. Прежде всего, каким образом мог ты так скоро вернуться из Лондона?

— Да я вовсе и не ездил туда! Два слова объяснят тебе все. Когда я оставил тебя, то решил бросить родину окончательно, и отправился на северную железную дорогу, куда и прибыл ровно за час до отхода поезда, который должен был отвезти меня в Лондон.

Чтобы как-нибудь убить время, я зашел в кафе и взял газету. Пробегая ее, я машинально попал на столбец, где была помещена таблица выигрышей Тунисской лотереи.

В бумажнике у меня было два билета этой лотереи, купленных как-то давно и совершенно случайно… Я отыскал их и, взглянув на номера, принялся смотреть, нет ли их в таблице.

Каково же было мое удивление! Ведь я обыкновенно так несчастен!

— Ты выиграл? — воскликнул Жервазони.

— Да, выиграл.

— Главный выигрыш?

— Нет, главный выигрыш был в двести тысяч франков, и до этой суммы мое счастье не дошло. Я выиграл всего-навсего пятьдесят тысяч франков.

— Черт возьми! И этого на улице не поднимешь!

— Это было и мое мнение, и ты сам поймешь, что мысль об отъезде улетучилась моментально. Я побежал с билетами во дворец промышленности, в бюро к директору и вышел оттуда с чеком. Час спустя я получил в государственном банке мои пятьдесят тысяч франков.

— Поздравляю тебя, мой милый!

Добряку даже и в голову не пришло ни на одну минуту, что Пароли мог солгать. Он ни на секунду не усомнился в рассказе своего друга, который, впрочем, и не грешил неправдоподобностью. Ведь когда люди берут лотерейные билеты, то, разумеется, делают это с целью выиграть.

— Но, — прибавил Аннибал, — тебе еще остается рассказать, каким образом, имея всего пятьдесят тысяч, ты смог стать владельцем лечебницы Грийского.

— А это уже самая простая вещь в мире. Несчастье так долго меня преследовало, что, должно быть, наконец уже само утомилось. В этот день мне суждено было переходить от удивления к удивлению, от одного счастливого случая к другому. Когда я возвращался домой — я говорю домой, то есть в свою старую квартиру, где оставил мебель за долги, — вдруг, около самого дома, меня кто-то окликнул по имени. Я оборачиваюсь и вижу, что из дверцы кареты высунулась голова старика Грийского.

Я, конечно, поспешил подойти к нему.

— Я ехал к вам, — сказал мне поляк.

— Ко мне?! — повторил я, удивленный донельзя.

— Да, сядьте-ка в карету. Нам надо потолковать.

Я уселся около старого окулиста, карета покатилась по направлению к улице Sante, а Грийский заговорил со мной приблизительно в следующих выражениях:

— Можете вы найти кого-нибудь, кто бы согласился одолжить вам двадцать пять тысяч франков?

— Для чего? — спросил я, настораживая уши.

— Меня одолела тоска по родине…: Париж надоел… Я хочу уехать как можно скорее. Продаю свое заведение и даю десять лет на рассрочку платежа. Я продаю его за двести пятьдесят тысяч франков, иначе сказать, я делаю вам подарок. Вы будете уплачивать мне по двадцать пять тысяч франков в год. К этому есть два условия.

— Какого рода?

— Прежде всего я желал бы, чтобы заведение, которое я создал своими трудами, продолжало носить мое имя.

— Я принимаю это условие.

— Затем, вы должны уплатить мне сейчас же эти двадцать пять тысяч наличными. Можете вы достать их?

— Мне нечего искать: они у меня уже есть.

— С собой?

— С собой.

Грийский приказал кучеру везти нас прямо к нотариусу. Главные пункты контракта были обсуждены тут же, на месте. Я отдал тридцать тысяч франков, считая издержки, и на следующий же день мы подписали акт, который сделал меня хозяином лечебницы. А? Ну, что ты на это скажешь?

— Все это так великолепно, что просто кажется чудесным! — воскликнул в искреннем изумлении добряк итальянец.

Пароли вынул из кармана копию акта, который только что взял у нотариуса, и подал другу.

— Прочти — и сомневайся еще, если можешь.

Жервазони прочел документ от доски до доски.

— Чудеса! — воскликнул он снова. — Одна земля и здание стоят дороже.

— Я знаю, да уж так случилось! Счастье как повалит, так повалит! Да погоди еще, дружище, не то будет!

— Что же еще будет?

— А еще будет женитьба! Да, друг мой! Красавица девушка, молоденькая, прелесть! Восемьсот тысяч франков приданого и вдобавок еще надежды.