Полка. О главных книгах русской литературы (тома III, IV) - Станислав Львовский

class="p1">Очевидный подтекст названия – ветхозаветная история о золотом тельце, идоле, которому стали поклоняться иудеи, пока Моисей пребывал на горе Синай и получал от Бога десять заповедей. Золотой телец стал частым олицетворением культа богатства; «поклоняться золотому тельцу» означает жить ради денег, оставив любые этические и духовные соображения. Именно это и отличает антагониста Бендера – подпольного миллионера Александра Корейко. Отметим, кстати, что корейка – часть туши, в том числе и телячьей; Корейко, чтобы не потерять свои миллионы, должен отдать один из них Бендеру, прямо-таки оторвать от себя – здесь, возможно, сказывается мотив «фунта мяса», которым требует уплатить долг ростовщик Шейлок в шекспировском «Венецианском купце». Ещё одна возможная шекспировская аллюзия в названии романа – к шутке Гамлета в адрес Полония: «С его стороны было брутально убивать такого капитального телёнка» (вспомним, что от Бендера Корейко получает по почте книгу «Капиталистические акулы»).

Выражение «золотой телёнок» в значении «культ денег» несколько раз употребляет Бендер: он по привычке снижает штамп, не замечая, что это выглядит разоблачительно, – «золотой телец превратился в тихого, пугливого телёнка»[442]. Пытаясь угостить Корейко в ресторане, он произносит: «Золотой телёнок отвечает за всё» – и тут же обнаруживает, что все злачные места в среднеазиатском городе, которые ещё пять лет назад были на месте, ударными темпами уничтожили молодые строители коммунизма. Это, что называется, первый звоночек: несмотря на заявления Бендера, что «золотой телёночек в нашей стране ещё имеет кое-какую власть», он очень скоро убедится в обратном.

Золотым телёнком в романе несколько раз называется и сам заветный миллион – и когда Бендер его получает, с ним происходит психологическая перемена: прорывается тяга к пошлой роскоши, «особняку в мавританском стиле» со швейцаром, хочется хвалиться своим богатством; в то же время Остап завидует молодым людям, у которых никакого миллиона нет, но есть свежесть, устремления, вера в будущее. В конце концов Золотым телёнком становится он сам, обвесившись драгоценностями (библейский золотой телец был отлит именно из переплавленных украшений). И здесь стоит вспомнить его реплику из нищей черноморской жизни: «У меня большое сердце. Как у телёнка». Телёнок был гораздо симпатичнее, когда был не золотым, а настоящим, с сердцем.

Никола Пуссен. Пляски вокруг золотого тельца. 1633–1637 годы[443]

Наконец, ещё один смысл названия раскрывается, если взглянуть на отброшенные Ильфом и Петровом варианты. Роман мог называться «Бурёнушка», «Телята», «Телушка-полушка» – за всем этим явно стоит фразеологизм «дойная корова», в роли которой предстоит выступить Корейко.

Ну а к «Золотому ослу» Апулея «Золотой телёнок» отношения, пожалуй, не имеет, – кроме разве того, что обе книги очень весёлые.

Почему подпольный миллионер Корейко тоже назван в романе комбинатором?

Корейко – достойный противник Бендера: в годы Гражданской войны и НЭПа он проворачивает такие дела, которые великому комбинатору и не снились («На сахаре он заработал миллиард. Курс превратил эти деньги в порошок»). Но если «четыреста способов отъёма денег», которые известны Бендеру, – «сравнительно честные», то махинации Корейко отвратительны – особенно фокус с поездом, который так и не довёз продовольствие в голодающее Поволжье. Недаром, ознакомившись с историей своего «подзащитного», Бендер – сам никогда не теряющий человечности – утверждает, что потерял веру в человечество.

Впрочем, несмотря на выдающуюся способность оставаться незамеченным, Корейко всё же оказывается раскрыт – ведь знает же откуда-то Шура Балаганов о его миллионах. В черновом «Великом комбинаторе» он объясняет:

Понимаете, Бендер, случилось мне недавно сидеть в Одесском ДОПРе. Мне там об этом говорили несколько очень опытных шниферов. Они интересовались несгораемым шкафом и даже сделали в его квартире проверку. Но, оказывается, он дома ничего не держит. Вообще ничего не известно. Доказательств – никаких. Но все говорят, что этот человек делает сейчас миллионные обороты. Гений частного капитала.

Шниферы – это воры-«медвежатники», специализирующиеся на взломе сейфов. Значит, кто-то дал им наводку. Корейко не мог проворачивать свои дела в вакууме, у него были партнёры – и слухи о его капиталах всё же просочились.

Операция против Корейко, в ходе которой не любящий советскую власть Бендер оказывается на одной стороне с государством, – это актуальный для 1930 года вариант робингудства. Обещая в случае несговорчивости Корейко отнести его «дело» куда следует, Бендер прибавляет: «Я останусь таким же бедным поэтом и многоженцем, каким был, но до самой смерти меня будет тешить мысль, что я избавил общественность от великого сквалыжника».

Кстати, в поединке с Корейко реализуется известный мотив: один соперник признаёт другого равным себе. Увидев, с кем ему предстоит иметь дело, Бендер говорит: «Объект, достойный уважения»; часть романа, в которой описана самая острая фаза противостояния, называется «Два комбинатора». Разоблачённый Корейко соглашается с этим: «А когда вы пришли в виде киевского надзирателя, я сразу понял, что вы мелкий жулик. К сожалению, я ошибся. Иначе чёрта с два вы бы меня нашли». В финале романа этот мотив переворачивается: Остап-миллионер понимает, какую жизнь вела его жертва. «Спал плохо – боялся, что украдут деньги, стал похож на Корейко» – такая фраза есть в набросках к «Золотому телёнку».

Были ли в Советском Союзе подпольные миллионеры?

Были. Среди прецедентов – биография одессита Нафталия Френкеля, который ещё до революции сколотил огромное состояние с помощью спекуляций (кстати, спекулировал он лесом – в точности как жульническая контора «Геркулес», где трудился Корейко). После революции Френкелю поначалу удавалось сохранять богатство: в отличие от Корейко, он не чурался НКВД и даже проворачивал с не слишком чистоплотными чекистами совместные дела. После ареста в 1924 году Френкель умудрился, будучи заключённым, сделать карьеру подрядчика на Соловках, а после освобождения он стал одним из организаторов системы принудительного труда в ГУЛАГе, стоившей жизни сотням тысяч зэков. В частности, он был начальником строительства Беломорканала. Френкель обладал феноменальным чутьём, благополучно избежал всех дальнейших чисток и репрессий, стал кавалером трёх орденов Ленина, в войну получил чин генерал-лейтенанта инженерно-технической службы НКВД и умер в своей постели в возрасте 77 лет.

Существовали и другие советские подпольные миллионеры: Николай Павленко, Борис Ройфман, Зигфрид Газенфранц. Большинство из них, как и Корейко, спекулировали на госзаказах и продуктах – но действовали уже после войны; таких спекулянтов приговаривали к расстрелу даже при Хрущёве, а уж в сталинское время они должны были быть особенно осторожны. Один из крупнейших довоенных аферистов, в чьей биографии путь Корейко скрещивается с путями «сыновей лейтенанта Шмидта», – Иван Амозов[444], который придумал себе боевую революционную биографию и получал на её основе высокие посты, награды и денежные премии. Ну а похищение Александром Корейко поезда с продовольствием основано на реальных преступлениях на украинской железной дороге в начале 1920-х, когда расхитители присваивали «целые вагоны сахара, табака, кожи»[445]. Процесс над ними в 1925 году освещался в «Гудке» – газете, где вскоре начали работать Ильф и Петров.

Почему Бендеру был нужен именно миллион?

Миллион – идефикс Бендера. Его аппетиты, как видим, выросли после фиаско в «Двенадцати стульях» (там компаньоны гонялись за драгоценностями на 150 тысяч). В принципе, Бендер готов согласиться на полмиллиона, но важнее сакральность числа. Миллион – это в принципе очень много, «миллионщиком» называли до революции очень богатого человека, о миллионах грезят герои Достоевского, а зарабатывают их герои Мамина-Сибиряка, одного из немногих создателей русского капиталистического романа. В раннесоветскую эпоху «миллионы» – синоним народных масс: Маяковский не ставит своего имени на издании поэмы «150 000 000», имея в виду, что автор этой поэмы – весь советский народ. Противопоставлен этим 150 миллионам искатель одного миллиона Остап Бендер.

Следует, впрочем, сделать одну ремарку. Советские граждане в начале 1930-х ещё прекрасно помнили, что такое реальный миллион рублей в руках: такая сумма была ничтожной в годы военного коммунизма и раннего НЭПа, когда в стране произошла гиперинфляция. Миллион тогда пренебрежительно называли «лимоном». В «Золотом телёнке» приводится песенка того времени: «Залетаю я в буфет, / Ни копейки денег нет, / Разменяйте