Полка. О главных книгах русской литературы (тома III, IV) - Станислав Львовский

поспешил его дезавуировать в «Литературной газете»: «На суперобложке книги, очевидно под влиянием кризиса, помещено явно рекламное и явно антисоветское сообщение… ‹…› Это примитивная выдумка: "Золотой телёнок" полностью, от первой до последней строки, напечатан в журнале "30 дней" за 1931 год и готовится к выходу отдельной книгой в издательстве "Федерация"».

Несмотря на это, советская книга по-прежнему буксовала. Товарищ Сталин был всё-таки ни при чём: дело тормозили другие высокопоставленные рецензенты. Тот самый нарком просвещения Анатолий Луначарский, Александр Фадеев и прочие «ответственные товарищи» сочли, что прохиндей и ненавистник советской власти Бендер в романе получился слишком симпатичным (и они были совершенно правы). Положение спас только Максим Горький: когда Ильф и Петров обратились к нему, он сумел пробить публикацию – книга, с цензурными искажениями (зачастую обедняющими юмор соавторов[430]), вышла в 1933 году. В 1949-м Фадеев примет участие в кампании по запрету романов Ильфа и Петрова.

Что на неё повлияло?

Как и в «Двенадцати стульях», пласт литературных влияний в «Золотом телёнке» огромен. Попробуем их перечислить.

Плутовская литература – в том числе такой высокий её образец, как «Мёртвые души» Гоголя. Подобно Чичикову, Александр Иванович Корейко умеет приспособиться к любым обстоятельствам, мимикрирует под них, сливается с фоном. О нём нельзя сказать ничего определённого – при этом, что замечательно, у него есть та же особенность, что у Чичикова: «Он мгновенно умножал и делил в уме большие трёхзначные и четырёхзначные числа»[431]. Глава о пребывании бухгалтера Берлаги в сумасшедшем доме, возможно, восходит к аналогичному эпизоду в ещё одном великом сатирическом/плутовском романе – «Похождениях бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека. Сам образ Бендера связан с «благородным жуликом» из рассказов О. Генри – Энди Такером.

Советская сатира и бытовой роман 1920-х: коллеги по газете «Гудок» Булгаков и Олеша, Зощенко, Н. Огнёв[432], Пантелеймон Романов, Илья Эренбург с его «Хулио Хуренито», стихотворные фельетоны и пьесы Маяковского (в черновых записях к «Телёнку» есть даже сцена похорон поэта). Одновременно – скорее как антивлияние – журналистская и литературная рутина, которая в романе злостно пародируется: от знаменитого отступления про писателя-середнячка, сочиняющего деревенскую сагу про старика Ромуальдыча, до замечания Остапа про «многочисленные литературные и музыкальные бригады», которые собирают «материалы для агропоэм и огородных кантат». Бендер презирает таких авторов не как плохих писателей, а как конкурентов: он сам не прочь заработать, продав киностудии сляпанный за ночь сценарий «Шея» или журналисту Ухудшанскому – «торжественный комплект» универсальных фраз, годящихся в любую передовицу. Однако отношение бывалых фельетонистов Ильфа и Петрова к подобным практикам однозначно ехидное.

Одесский юмор, до Ильфа и Петрова отчётливее всего воплощённый в прозе Исаака Бабеля и сотрудников «Сатирикона». Рядом находится и влияние еврейской юмористики – в первую очередь Шолом-Алейхема.

Детективная классика: помимо подмечаемых комментаторами перекличек в деталях, вся погоня Бендера за Корейко, со множеством промежуточных звеньев – более мелких негодяев, напоминает охоту Шерлока Холмса за профессором Мориарти.

Русская классика in general: «Золотой телёнок» пересыпан пародийными фрагментами, цитатами, аллюзиями – от А. К. Толстого до Л. Н. Толстого; в одном из самых грустных мест романа это влияние иронически обыграно: «Какой удар со стороны классика!» – восклицает Бендер, вспомнив, что стихотворение «Я помню чудное мгновенье…» до него уже сочинил Пушкин.

И, пожалуй, главное влияние на «Телёнка» – нарождающийся советский язык, штампы газетных передовиц и профсоюзных собраний, противодействие бойких лозунгов и бюрократической волокиты. И то и другое сохраняется в современном русском языке – и поэтому до сих пор многое в тексте Ильфа и Петрова кажется нам знакомым.

Как её приняли?

У читателей «Телёнок», как и «Двенадцать стульев», шёл на ура. Правоверная же партийная критика не выказывала особого восторга. Анатолий Луначарский, в целом высоко оценивший роман, переживал, что главный герой получился слишком симпатичным:

Этот необыкновенно ловкий и смелый, находчивый, по-своему великодушный, обливающий насмешками, парадоксами всё вокруг себя плут Бендер кажется единственным подлинным человеком среди этих микроскопических гадов. ‹…›

Почему Остап Бендер не кажется нам отвратительным?

Потому, что Ильф и Петров перенесли его в атмосферу советского «подола», в атмосферу обывательского советского дна. Там он фигурирует как величина, а если он соприкоснётся с настоящей жизнью, настоящая жизнь должна будет его раздавить как личность, тем более вредную, чем он способнее и чем более он «свободен от принципов». При этих условиях Остап Бендер, который всё разлагает своей философией беспринципности, своим организмом очень умного комбинатора, начинает нас тревожить, как бы не вообразил кто-нибудь, что это – герой нашего времени, как бы Остап Бендер не оказался образчиком для юнцов, не перепрыгнувших ещё своего болота.

После выхода «Телёнка» отдельной книгой писатель Василий Локоть опубликовал под псевдонимом А. Зорич рецензию с характерным названием «Холостой залп»: «Это книжка для досуга, для лёгкого послеобеденного отдыха… Она будет быстро прочитана и столько же быстро забыта, не оставив после себя никакого следа». В 1934 году в «Литературной энциклопедии» появилась статья о Евгении Петрове, где говорилось, что «романы Ильфа и Петрова не представляют заострённой, резкой сатиры. Глубокого раскрытия классовой враждебности Бендера ими не дано».

Положительные рецензии на «Золотого телёнка» написали, в частности, Лев Никулин[433] и Виктор Шкловский – он одним из первых указал на параллели книги с классическим плутовским романом. На Западе книгой восхищались Анри Барбюс[434], Лион Фейхтвангер[435], Эптон Синклер[436].

Что было дальше?

До конца советской эпохи в литературоведении пытались разобраться с вопросом – как же так получается, что мы невольно симпатизируем Бендеру. Возникла формулировка «отрицательный герой с положительной функцией»[437]. За рамками идеологической дискуссии литературоведы отмечали, что романы Ильфа и Петрова оказали влияние на прозу хорошо знакомых с ними авторов – Юрия Олеши и Михаила Булгакова (в том числе на «Мастера и Маргариту», где можно найти множество тонких перекличек с «Золотым телёнком»)[438]. В постсоветское время возникла даже конспирологическая гипотеза о том, что Булгакову принадлежат оба романа о Бендере (среди её сторонников – писатель Дмитрий Галковский). Более серьёзные исследования проясняли жанровую природу Остапа Бендера – героя-трикстера, который «обнажает и обыгрывает социально-психологические парадоксы советской культуры»[439].

«Золотой телёнок» неоднократно переиздавался в СССР – отдельно и под одной обложкой с «Двенадцатью стульями»; цензура отщипывала от него крохи острот, становившихся предосудительными[440]. В 1949 году, уже после смерти обоих авторов, романы попали под новую волну репрессий: вышло специальное постановление ЦК, в котором публикация «Стульев» и «Телёнка» большим тиражом в 1948-м признавалась «грубой политической ошибкой». Книги Ильфа и Петрова были названы «клеветой на советское общество» («По романам Ильфа и Петрова получается, что советский аппарат сверху донизу заражён бывшими людьми, нэпманами, проходимцами и жуликами, а честные работники выглядят простачками, идущими в поводу за проходимцами»), а шутки Бендера – «пошлыми, антисоветского характера остротами». Словом, всё было по формуле, которую Булгаков ещё в 1930 году нашёл в своём отчаянном письме правительству: «Всякий сатирик в СССР посягает на советский строй». Дилогия не выходила в Советском Союзе до 1956 года; в это время её версия без цензурных искажений была опубликована в нью-йоркском Издательстве имени Чехова.

В 1994 году вышло первое постсоветское издание «Золотого телёнка» «без купюр» – как и в случае с «Двенадцатью стульями», сюда вошли все изъятия из оригинальной рукописи, в том числе не связанные с цензурой. Также в начале 1990-х появился обширный комментарий Юрия Щеглова к обоим романам. Они продолжают привлекать исследователей: так, в 2000–10-е публикуются работы Михаила Одесского и Давида Фельдмана, посвящённые их поэтике и политической подоплёке[441].

«Золотой телёнок» ставился на сцене и в кино реже, чем «Двенадцать стульев», но, возможно, именно кинопостановка Михаила Швейцера (1968) с Сергеем Юрским в главной роли стала лучшей во всей кинобендериане. В начале 1990-х без особого успеха переосмыслить роман попытался Василий Пичул (у него постаревшего Бендера сыграл Сергей Крылов), а в 2006-м вышел провальный сериал Ульяны Шилкиной: несмотря на то что в главной роли был именитый Олег Меньшиков, сериал разбранили критики, а сценарист Илья Авраменко заявил, что стыдится результата.

Почему роман так называется?