Психология личности. Культурно-историческое понимание развития человека - Александр Асмолов

Факты часто наблюдавшихся противоречий между намерениями, высказываниями людей и их реальным поведением как бы доказывают всю тщетность попыток предсказания поведения исключительно на основе учета лишь одного из указанных видов детерминации поведения и толкают к поиску такой единицы анализа личности, в которой бы в единстве существовали оба вида детерминации. В качестве единицы анализа социального поведения личности В.А. Ядов избирает диспозицию – предрасположенность субъекта к оценке и определенному способу поведения, являющуюся психологическим выражением взаимоотношения потребностей и конкретных условий деятельности. Вводя такое понимание диспозиции, он опирается на классические работы по психологии установки Д.Н. Узнадзе и таких его последователей, как Ш.А. Налирашвили, разрабатывающих представление о существовании различных установок на разных уровнях психической активности, а также на развиваемое в школе А.Н. Леонтьева положение о том, что только опредмеченная потребность может определить направленность деятельности человека.

Целый ряд фактов, обнаруженных в социально-психологических исследованиях установочных образований и ценностных ориентаций, приводит В.А. Ядова к концепции об иерархической структуре диспозиций личности. Иерархические уровни диспозиций являются производными от двух взаимодействующих между собой рядов – иерархического ряда условий деятельности, в которых могут быть опредмечены потребности личности, и ряда потребностей.

Феномен иерархии потребностей описан в различных психологических концепциях. Наибольшие разногласия и споры по поводу этого феномена разгорались всегда, когда речь заходила о выделении критерия классификации потребностей, о принципе построения их иерархии. Таким принципом для В.А. Ядова является принцип членения потребностей по направленности в различные сферы активности, а критерием классификации – последовательное расширение граней активности личности, источник которой со стороны субъекта – потребность в достижении двух противоположных целей: слияния с социумом и выделения своего «Я» в качестве автономной единицы ( Т.Т. Дилигенский ).

В качестве критерия для установления иерархии условий деятельности В.А. Ядовым принимается длительность времени , в течение которого ситуацию деятельности можно рассматривать как относительно устойчивую.

В соответствии с этим критерием выделяются уровни предметных ситуаций, группового общения, разных сфер социальной деятельности ( труд, досуг, семейная жизнь ) и общих социальных условий образа жизни. При взаимодействии потребностей и условий деятельности в личностной структуре образуются следующие уровни диспозиции: элементарные фиксированные установки, социальные фиксированные установки, общая направленность интересов личности и системы ценностных ориентаций на цели жизнедеятельности и средства их достижения. Диспозиции разных уровней предопределяют в свою очередь иерархию уровней поведения личности. Фиксированные элементарные установки детерминируют простейшие поведенческие акты, социальные установки – поступки, общая направленность – поведение, ценностные ориентации – жизнедеятельность в целом. То, какая же диспозиция предопределит поведение в актуальной ситуации, зависит от стоящей перед субъектом цели.

В концепции В.А. Ядова выделена закономерность, свидетельствующая об относительной автономности ситуативных социальных установок от вышележащих диспозиционных образований. Так, например, выяснилось, что ситуативные социальные установки не зависят от структуры ценностно-ориентационных образований. Эти факты, казалось бы, вступают в явное противоречие с таким требованием к иерархической диспозиционной системе, как согласованность по содержанию диспозиций разных уровней. Однако это «отклонение» от целостности диспозиционной системы как раз и является еще одним доказательством реальности и действенности в поведении такой системы. Оно наглядно иллюстрирует сформулированный H.A. Бернштейном принцип о предельной « неуступчивости » организма к изменению существенных черт его поведения, присущих высшим уровням иерархии управления и « уступчивости » по отношению к несущественным особенностям поведения, которые поэтому всегда индивидуальны и неповторимо вариативны. Подобная их вариативность обеспечивает гибкое приспособление к сиюминутно изменяющимся условиям среды, носящее чисто реактивный характер.

Трудной задачей при изучении динамики диспозиций высших уровней является варьирование условий деятельности, актуализирующих эти диспозиции, поскольку эти условия устойчивы во времени и стабильны. Однако кризисы развития зрелой личности неизбежно сопровождаются перестройкой системы ценностей. В связи с этим В.А. Ядов и B.C. Магун обращаются к стрессовой ситуации, ускоряющей изменение условий деятельности и тем самым позволяющей проследить взаимосвязь между этими условиями и сдвигом диспозиций. Так, данные, полученные при исследовании онкологических больных, подтверждают положение о координирующей роли высших диспозиций.

Концепция о диспозиционной регуляции социального поведения личности выступает одновременно в двух ипостасях: как объяснительный принцип, с помощью которого анализируется проблема соотношений между диспозициями и поведением, и как предмет исследования, поскольку при анализе данной проблемы уточняются представления о характере функционирования диспозиционной системы. Изучение взаимоотношения между диспозициями и реальным поведением личности приводит к обсуждению вопроса о причинах рассогласования между диспозициями и поведением. В.А. Ядов вводит чрезвычайно важное и эвристическое различение диспозиций по основанию их связи с поведением: реально регулирующие поведение диспозиции и «называемые» при опросе диспозиции. В связи с этим расчленением видов диспозиций предлагается рассматривать всю проблему диспозиционно-поведенческих соотношений в рамках двух моделей – «парадигмы реализации» и «парадигмы осознания и коммуникации» (между испытуемым и исследователем). Необходимость подобного расчленения не вызывает сомнений. Оно опирается на фактический материал психологических исследований, в которых вскрыто различие между реально действующими и только «знаемыми» мотивами. В пользу такого разведения говорит факт расхождения между скрытыми от сознания мотивами действий и мотивировками, которые представляют собой проявление защитных механизмов личности.

Концепция В.А. Ядова выступает в качестве основы для изучения социального характера личности как уровневой системы диспозиций. Но этот подход имеет известные ограничения. При работе исследователей в пространстве между уровнями анализа личности в системах «роль-для-всех» и «роль-для-группы» деятельность и общение, в процессах которых реализуются отношения личности в обществе, выступают как относительно автономные социальные сферы функционирования – сфера труда вообще, сфера досуга вообще, сфера семейной жизни вообще и т. п.

Подобное понимание личности накладывает вполне определенный отпечаток на изучение процесса коммуникации , проводимое в системе «роль-для-всех». Большинство исследователей коммуникативного акта придерживаются известной «формулы Лассуэла»: «кто, что, кому, по какому каналу, с каким эффектом?» В этой схеме опущен сам процесс общения. В ней есть «кто» и «что», но недостает «как» – способа предъявления текста. В результате рассекается естественная связь между коммуникатором и реципиентом, коммуникатором и сообщением. Сообщение превращается в «мертвый» текст, а сообщающий – в абстрактную социальную роль.

«В этом методическом приеме, – пишет А.У. Хараш, – как раз и обнаруживается содержание трансформации, которую претерпевает представление о коммуникаторе в сознании эмпирика: вместо коммуникатора – конкретного человека или сообщества людей, группы, коллектива – подставляется “ролевое наименование”, в котором коммуникатор отождествляется с абстрактной социальной ролью, институтом, организацией. Его-то эффект… а вовсе не влияние коммуникатора как такового, то есть человека, вступившего в контакт с реципиентом, и изучается на самом деле в означенных эмпирических исследованиях. Схема “коммуникатор – сообщение – реципиент” подменяется схемой “ролевое наименование – текст – реципиент”» [121] . Текст же всегда деиндивидуализирован, сам по себе безличен. Если текст предъявляется в ситуациях, где роли «воспринимающего» и «воспринимаемого» жестко фиксированы и абстрактны, он, по словам Ю.М. Лотмана, контролирует абстрактного собеседника , носителя общей памяти, лишенного личного и индивидуального опыта. Такой текст может быть обращен ко всем и каждому. Он отличается подробностью разъяснений, отсутствием подразумеваний, сокращений и намеков и приближенностью к «нормативной правильности» ( Ю.М. Лотман ). Этот текст ориентирован на представления о нормах, ценностях, идеалах, которые выступают для личности как «только знаемые», а не «реально действующие» мотивы ее поведения.