Молитва к Прозерпине - Альберт Санчес Пиньоль

– Не может быть.

– Стоящий во главе этой орды нищих Либертус красноречив, и ему удалось повлиять на рабов провинции. Тысячи рабов, трудившихся на полях, в рудниках и в домах знати, присоединились к нему. И они не церемонились: когда Утика пала, они распяли на крестах губернатора Сила Нурсия и всех его родственников.

– Я был знаком с Нурсием, – вспомнил я.

– Его смерть никого не опечалила, – продолжил свой рассказ Цицерон. – Но восстание рабов такого масштаба нельзя было оставить безнаказанным. К сожалению, как это случается обычно в Сенате, вместо того чтобы решать, как дать отпор угрозе, дебаты велись о поиске виновных. Всегда они так поступают!

– А что случилось дальше?

– Нечто непредвиденное: захватив Утику, они не удовлетворились разбоем и попойками, как следовало ожидать от этого сборища негодяев. Никак нет. В порт Утики заходило много кораблей: они завладели всеми судами, переплыли через море и напали на Сицилию!

– Невероятно.

– Оказавшись на острове, они прошли по нему, словно туча саранчи. И им сопутствовал успех: они разбили все размещенные там немногочисленные отряды, верные Республике.

Я не мог поверить его словам.

– Как могла орда оборванцев разбить войско легионеров?

– Видишь ли, Марк, этот мятеж особенный. Восстания рабов случались и раньше, но на сей раз войско этих негодяев не такое, как обычно: оказывается, этот Либертус убедил несколько дюжин ахий присоединиться к своей армии. Ахий! Ты не ослышался! Именно они тренируют мужчин и женщин Либертуса. А кроме того, ты можешь себе представить, что означает для толпы рабов быть товарищами по оружию с ахиями. Чернь всегда их обожала, и вид этих воинов в своих рядах вдохновляет их и ободряет.

Мне не надо было ничего себе представлять: я своими глазами видел не одну, а двух ахий в действии. Если бы не Ситир с ее сверхчеловеческими способностями и доброй славой на земле, рабы, сопровождавшие меня в пустыне, никогда бы не стали сражаться с тектонами. Воспоминание о Ситир жалом вонзилось в мой мозг. Она, единственная. Ты, дорогая Прозерпина, указала мне путь на поверхность земли из глубин, но только ей, Ситир, ее памяти я обязан тому, что смог пережить семь лет адских мучений. Это только ее заслуга.

– Марк?

Отец окликнул меня, потому что я погрузился в свои мысли, и мне пришлось попросить у него прощения.

– Я вижу, что мир сильно изменился за время моего отсутствия, – заметил я. – Теперь ахиям не чужды заботы земные! Рассказывай дальше, отец, прошу тебя.

– Как я уже говорил, на Сицилии никто не смог остановить этого безумца Либертуса с его ахиями и его армией недовольных. Они добрались до Мессины. Если они смогли переправиться по морю от Африки до Сицилии, то Мессинский пролив[66] показался им просто лужицей, и они высадились на полуострове.

– Как Спартак[67].

– Совсем наоборот, – поправил меня Цицерон. – Либертус действует скорее как Ганнибал и атакует с юга! Спартак всегда хотел покинуть Италию, а Либертус, напротив, хочет решить стратегическую и одновременно сакральную задачу – разрушить Рим. Ты не ослышался! Он заявил, что Рим является Корнем Зла – с большой буквы, и что Человечество – тоже с большой буквы – не сможет достичь великого Братства до тех пор, пока самый великий из пожаров не очистит от скверны этот город с его патрициями и его вечными законами. – Отец завершил свою речь с сарказмом, столь для него характерным: – Он – Человек с большой буквы, этот Либертус.

– Ну и что? Что случилось дальше?

– Нетрудно себе представить, что все эти события заставили нас не раз направлять войска против армии рабов. Несколько месяцев тому назад, видя, что повстанцы подошли слишком близко и могут напасть неожиданно, Сенат наконец принял правильное, хотя и не вполне удачное решение: приказал Юлию Цезарю возглавить консульскую армию и разгромить войско Либертуса.

Я знал Цезаря до того, как исчез в Африке, но тогда он был лишь подающим надежды политиком. Мне доводилось встречать его на Форуме в окружении друзей и почитателей. Он всегда носил одежды из дорогого шелка и никогда не затягивал пояс. (Да будет тебе известно, Прозерпина, что в то время ходить в просторных туниках было модно среди содомитов.) Однако Цезарь хотел не столько подчеркнуть этим свои вкусы, сколько эпатировать общество и подчеркнуть свое свободомыслие. Да, в то время он казался человеком привлекательным и необычным: никогда нельзя было с точностью сказать, кто перед тобой – гений или просто демагог. Скорее всего, в его натуре сочетались обе черты. Но я никогда не слышал о его воинском таланте и попросил Цицерона продолжить рассказ.

– Хитроумный Цезарь включил в свое войско ахий, чтобы лишить Либертуса этого преимущества. Тебе следует знать, Марк, что восстание Либертуса спровоцировало некое подобие войны среди последователей религии Геи. Около половины ахий поддерживают Либертуса и его бредовую затею, а остальные верны законным институтам своей религии, Республике и общественному порядку.

– Я полагаю, что разыгралось жестокое сражение, и в первый раз, наверное, ахиям пришлось бороться между собой.

– Совершенно верно. К югу от Рима состоялась страшная битва. Легионеры и ахии против рабов и ахий. Жуткое зрелище.

– А кто победил?

– Цезарь. Ты его не знаешь, но он блестящий полководец, ему нет равных.

– Как бы то ни было, – заметил я, – наверное, теперь с Либертусом покончено.

– Нет. Я сказал тебе, что победил Цезарь, а не Республика.

Его ответ показался мне туманным.

– Цезарь победил Либертуса и его войско рабов, – уточнил Цицерон, – но не разбил его окончательно и к тому же не стал преследовать. Либертус и остатки его отребья спрятались в горах, неподалеку от Везувия, где остаются до сих пор. И, естественно, пытаются из своего укрытия вызвать недовольство рабов и подготовить новое восстание. Либертусу нельзя отказать в красноречии, поэтому, несмотря на их поражение, поток недовольных, которые хотят к нему присоединиться, не иссякает. Они прячутся в горах, словно звери, и не представляют собой серьезной опасности ни для города, ни тем более для Республики. Но верно и то, что с каждым днем их становится все больше.

– А почему Цезарь не стал преследовать Либертуса и не уничтожил всех его последователей, чтобы окончательно отпраздновать победу?

– Потому что Республика превратилась в выгребную яму, где царит упадок и разложение! – воскликнул мой отец раздраженно. – Да будет тебе известно, что Римом правит теневой триумвират, три могущественных человека: Помпей, Цезарь и Красс. Сторонники всех троих вместе контролируют Сенат. Именно поэтому я и отошел от политики: сенаторы теперь думают не