В ожидании счастья - Терри Макмиллан

Наконец я встала, вернулась на кухню и налила еще бокал. Раскрыв один из каталогов, я неожиданно для себя стала набирать номер „Виктории сикрет". Когда на том конце провода ответили, до меня дошло, что я не знаю, что хочу заказать. Я положила трубку. Майкл. Вот кто мне сейчас нужен.

Я набрала его номер. К телефону подошла женщина. Я решила, что нас неправильно соединили, положила трубку и набрала снова. Она опять подняла трубку.

— Это дом Майкла Дэвенпорта? — спросила я.

— Да, а кто говорит?

— Робин.

— Какая Робин?

— Робин Стоукс.

— Вы знаете, Майкла сейчас нет. Но я передам, что вы звонили, когда он придет.

— А вы знаете, когда он должен прийти?

— Около десяти.

— Спасибо.

— До свидания.

Я не знала, что подумать. Я же знаю, что Майкл живет один. Может, это его родственница, она ведь была довольно приветлива. Сестра или еще кто-нибудь. Кто знает? И какая, к черту, разница?

Саванна не могла поверить в то, что сделал Рассел и как он это сделал. Бернадин сказала, что в любом случае он всегда был низкой тварью и, может быть, теперь я наконец выкину его из головы. Глория заметила, что от Рассела можно всего ожидать. Они хотели вытащить меня куда-нибудь пообедать и хоть немного развеселить, но мне не хотелось разговоров на эту тему. Все мои мысли были заняты тем, что я старалась перестать об этом думать.

Майкл не звонил. Прошло уже два дня, с тех пор как я звонила ему. Наверно, это все-таки была не родственница. Не думаю, что она что-нибудь передавала ему. На работе он тоже не появлялся, и я решила снова позвонить ему домой.

— Майкл?

— Робин, здравствуй, как ты? Я думал, ты исчезла с лица земли.

— Тебе передали, что я вчера вечером звонила?

— Нет, ничего не передавали.

— А что за женщина разговаривала со мной?

— А, это Джина. Моя старая приятельница, она у меня остановилась. Ей пока негде жить, впрочем, это длинная история. Я сейчас как-то стараюсь помочь ей встать на ноги.

— Значит, она сейчас живет у тебя?

— Временно. Она просто подруга, Робин.

— А где она спит?

— Робин, ты ли это? Если я правильно расслышал, могу поклясться, что ты ревнуешь.

— Я не ревную. С чего мне тебя ревновать? Я никого никогда не ревную.

— Я знаю.

— И сколько она собирается у тебя оставаться?

— Возможно, до конца месяца.

— Целый месяц?!

Он уже хихикал.

— Робин, успокойся. Знаешь, ты доставляешь мне массу удовольствия.

— Я звоню не для того, чтобы доставлять тебе удовольствие. Я думала, ты хочешь меня увидеть.

— Ужасно хочу.

— А она будет в это время у тебя?

— Она спит в комнате для гостей, если это может тебя успокоить.

— Ночью женщины могут ползать не хуже мужчин.

— Послушай, разреши пригласить тебя в пятницу пообедать, и я объясню тебе весь расклад.

— Во сколько?

— В семь ты сможешь?

— Да.

— Тогда я подъеду к семи, — сказал он. Было слышно, что он все еще потешается.

Не знаю, зачем я согласилась с ним обедать, мне совсем этого не хотелось. Может быть, чтобы как-то себя занять, нарушить этот монотонный ритм. И тогда я перестану думать о Расселе…

В пятницу в семь часов я просматривала последний каталог „Шпигеля" и ждала Майкла. К половине восьмого уголки страниц с картинками сексуального нижнего белья и шифоновых ночных рубашек были уже похожи неизвестно на что. К семи сорока пяти я уже заказала все понравившиеся мне вещи по кредитной карточке „Америкэн Экспресс", хорошо сознавая, что ничего из них не могу себе позволить. Но в восемь я была уже вне себя. Он что, пальцы себе сломал, не может позвонить, что опаздывает?

Я подняла трубку и набрала его номер. Та же женщина ответила мне снова.

— Здравствуйте, это Робин. Майкл дома?

— Да, одну минутку, — сказала она. Это было невероятно!

Майкл подошел к телефону.

— Ну? — сказала я.

— Что „ну"? — ответил он.

— Уже восемь часов.

— Я знаю, Робин. А в чем дело? У тебя такой нервный голос.

— Майкл, сегодня в семь ты должен был быть у меня.

— Черт! Я чувствовал, что что-то забыл. Извини, пожалуйста, Робин, извини. На работе такая лихорадка, совсем вылетело из головы. На какой день перенесем?

— Перенесем? Ты хочешь сказать, что не можешь прийти?

— Я обедаю.

— С этой твоей… как ее?..

— Ее зовут Джина.

— Неважно, — сказала я.

— Послушай, Робин, она приготовила мне еду, некрасиво так все бросить и уйти.

— Я понимаю, да. Но что же мне-то делать, пока ты обедаешь со своей приятельницей.

— Я же извинился, чего ты еще хочешь от меня услышать?

— Ладно, забудем это.

— Как насчет конца следующей недели?

— Конца недели?

— В понедельник мне надо съездить в Лос-Анджелес дня на два, а после этого у меня намечены сплошные встречи с клиентами. До четверга никак не освобожусь.

— Так какой день тебе подойдет?

— Может, в пятницу?

— Приятного аппетита, — сказала я. — Увидимся в пятницу.

Просто не могу поверить, что ревную его к этой женщине. Видно, я в полном отчаянии, если так отношусь к этому? Однако следующая неделя это следующая неделя. А что же сегодня? Сегодня мне просто необходим кто-нибудь.

Трой поднял трубку еще до того, как я осознала, что набрала его номер и что вообще собиралась ему звонить.

— Робин, — обрадовался он, — как приятно тебя слышать. Я все время о тебе думаю. Как дела?

— Что ты сейчас делаешь? — спросила я.

— Смотрю бейсбол. Расслабляюсь. А ты можешь что-нибудь предложить?

— Не хочешь посмотреть этот матч у меня?

— Уже еду.

УБИВАЯ ВРЕМЯ

Сидеть одной в огромном доме стало невыносимо. Бернадин думала, что обрадуется тишине и покою, но всякий раз, возвращаясь с работы, не могла отделаться от мысли, что в доме слишком пусто. Как в гробнице. Дом купили ради детей, да и она жила, в сущности, ради них. А теперь, пока дети гостят у Джона, Бернадин никак не могла придумать, чем бы себя занять. В выходные было попроще, но целых четыре недели школьных каникул — она уже и забыла, когда в последний раз у нее оставалось время для себя. Попыталась припомнить, что делала в таких случаях до замужества, но безуспешно.

Герберт. Он ее просто достал. Уж лучше было сразу его отшить, было бы спокойнее. По три раза на день звонит, выясняет, где она, с кем. Надоело уже напоминать, что у него есть жена, вот о ней пусть и заботится. Он был нужен, чтобы доказать то, в чем Бернадин разуверилась: что она по-прежнему желанна, сексапильна, что еще может заставить мужика стонать в постели. Через две недели Герберт признался ей в любви. Чем очень ее позабавил. Она лежала в его объятьях, улыбаясь и разглядывая сидевшую на подоконнике птичку. Герберт что только для нее не делал, но она не на все его фантазии соглашалась. „Попроси жену. Или еще кого", — сказала она, и Герберт не настаивал.