В ожидании счастья - Терри Макмиллан

— Бернадин, Глория просит тебя подойти на минутку. Она сказала что хочет тебя кому-то представить.

Бернадин сделала еще пару затяжек и пошла обратно в зал.

— Я надеюсь, ты ничего не говорила Бернадин о моем кошельке и обо всей этой истории с Троем?

— Нет.

— А Глории?

— Тоже нет.

— Хорошо, — облегченно вздохнула Робин. — Некоторые вещи не хочется им рассказывать.

— Сам-то он больше не объявлялся?

— Нет, — ответила Робин, — зато знаешь что?

— Что?

— Я нашла свой кошелек.

— Да ты что?

— Да, случайно. Он был в багажнике под запасной шиной.

— Ничего из него не пропало?

— Кроме денег, ничего. Там всего-то было около сорока долларов, не такая уж большая потеря. Остальное-то все на месте.

— Ты думаешь, что сама его туда уронила?

— Не помню, честное слово, — сказала она. — А ты носишь смелые шляпы. Я в такой чувствовала бы себя по-дурацки…

Вышли Бернадин и Глория.

— Привет, Робин, привет, Саванна, — улыбнулась Глория. — Жалко, что так получилось с большой вечеринкой. Я не знала, что ее отменят.

— Да ладно, — сказала Саванна. — Черт возьми, мы и сами можем себе ее устроить на Рождество, правда? — повернулась она к подругам.

— Да ну… — сказала Робин.

— А почему ты против? — удивилась Бернадин.

— Я за, — сказала Глория, — но в данный момент я хочу есть. Целый день ничего не ела. Можете торчать здесь до ночи, я пошла домой.

— Мы следом за тобой, — сказала Робин, и засеменила за ней, как утка. Саванна пихнула ее в спину, подталкивая вперед. А Бернадин улыбнулась и подумала, что во всем этом есть большой смысл.

„ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ?"

Я жутко волнуюсь. Волнуюсь до того, что забыла, что договаривалась заехать сменить масло. Выкурила уже восемнадцать сигарет. Почти целую пачку. Никогда столько не курила, а ведь день еще не кончился. Если не ошибаюсь, Кеннет всегда был точен. Он приехал еще вчера рано утрем, но должен был сразу идти на семинары, а они тянутся целый день. И сегодня тоже куча семинаров. Он должен быть здесь к восьми. Уже половина восьмого, а я до сих пор не решила, во что одеться. Надевать что-нибудь в обтяжку не хочется, чтобы не выглядеть вызывающе. Но и выглядеть так, словно только что влетела с работы, тоже не хочется. Джинсы — простовато, а платье, наверное, слишком банально. Не знаю, что делать.

Звоню Робин, зачем, сама не пойму, и говорю:

— Я ничего не соображаю. Это смешно. Как будто на выпускной бал собираюсь, а не на ужин.

— Надень что-нибудь сексуальное. Пускай знает, чего себя лишал все это время.

— Что, например?

— Надень оранжевое платье. Тебе оно идет.

— Может, и правда?

— И постарайся приятно пахнуть.

— Ну, спасибо. Я потом перезвоню.

— Давай гуляй и за меня тоже!

И она бросила трубку прежде, чем я успела возразить, что не собираюсь делать ничего такого. Но на всякий случай побрызгала себя духами и померила оранжевое платье. Действительно неплохо. Кинулась в ванную, с минуту полоскала рот „Плаксом", стерла помаду и красные румяна и накрасилась оранжевыми. Пока нашаривала в шкафу туфли, в дверь позвонили. Тут сердце заколотилось так, что было слышно. Я чуть не захлебнулась — набрала слишком много воздуха. Чтобы прийти в себя, я сильно выдохнула, как будто выпустила воздушное колечко, и пошла к двери уже совершенно спокойно.

„Есть вещи, которые не меняются", — подумала я. На пороге стоял Кеннет — такой же черный принц, как и раньше. Как, почему я упустила его? Ума не приложу.

— Ты меня пустишь в дом? — спросил он.

Я засмеялась, но у него вид был торжественный.

— Подожди, постой так чуть-чуть.

Я оглядела его с головы до ног. На нем темно-синий костюм, светлая серая рубашка и розовый галстук. Росту в нем сто восемьдесят пять сантиметров, а весит он, похоже, как и раньше, под девяносто килограмм. В волосах и даже в усах заметна проседь. Темно-шоколадная кожа все еще гладкая. Нос широкой лепки, а губы — пухлые.

— Ты все такой же, — заключила я.

— А ты нет. Стала лучше. Время пошло тебе явно на пользу, Саванна.

Он крепко обнял меня и чмокнул в губы. „Слава Богу, не стал целоваться взасос", — подумала я.

— Ну, входи, садись.

— У тебя все так же хорошо со вкусом. — Он огляделся по сторонам. — Ты что же, теперь коллекционируешь картины?

— Что-то вроде.

— Здесь есть хорошие вещи. — Он хмыкнул. — А помнишь, было время, когда ты за квартиру не могла рассчитаться.

— Совсем не обязательно напоминать об этом. — Мне хотелось признаться, что я и сейчас еще побаиваюсь квартплаты. Только теперь уже за три квартиры: свою, здешнюю, мамину и в Денвере. Но зачем?

— Ух ты, а это кто? — Он разглядывал подпись на абстрактной композиции.

— Джон Розелл. Черный художник из Сент-Луиса. Эта работа для него не самая характерная. Обычно он работает в другой манере, но эта картина — одна из моих самых любимых. И к тому же она оказалась мне по средствам.

— Значит, он тоже черный, говоришь.

— Да.

— Приятно слышать. А это кто написал? Просто потрясающе!

— Вот эту — Чарльз Альстон, а другую — Джо Оверстрита. Это называется сериграф. Это пастель Бренды Синглтэри. Большой коллаж наверху — Ноа Пьюрифой. А вот это, — я показала на рисунок гуашью, — Джозеф Холстон. Та, с латунными масками и полотном, — работа Фрэнка Фрэзьера. А абстракцию выполнил Лэмерол Гейтвуд.

— Облегчаешь существование бедствующим художникам, м-м?

— Пытаюсь, — ответила я. — Если не мы купим их работы, то кто?

Я радовалась, что разговор зашел о картинах, а не обо мне, но знала, что скоро тема сменится.

— Так, значит, ты живешь в Финиксе?

Он опустился на диван и сидел такой красивый, что мне лучше было держаться от него подальше.

— Добилась уже чего-нибудь?

— Я только начала.

— Все куришь?

— Да, к сожалению. Но до девяносто первого года точно брошу.

— Кажется, в восемьдесят шестом ты это уже говорила.

— Перестань, Кеннет.

— Ты что, так и будешь там стоять, пока я не уйду? Я не кусаюсь, Саванна. Иди сядь.

Я села в кресло напротив него.

— Как тебе гостиница?

— Снаружи красота невозможная, а номер — ничего особенного. Знаешь, все хорошие гостиницы одинаковы.

— Ну, Кеннет, рассказывай, как же ты все это время жил?

Он забросил ногу на ногу, обхватил колено руками и подался вперед.

— Как я жил? Открыл частную практику.

— Да ну? Ты ушел из больницы?

— Ага. На самом деле, у меня теперь в штате десять человек.