Пустошь. Первая мировая и рождение хоррора - У. Скотт Пулл

доктора Франкенштейна, поднимает бокал за «дом Франкенштейнов» – непреднамеренно пугающая реплика, если учесть последующую историю монстра в современном общественном сознании.

Позже Уэйл утверждал, что поначалу счел предложение студии снять «Франкенштейна» шуткой. Но нельзя сказать, что идея ему не понравилась или он считал ее, как и другие свои яркие фильмы ужасов, несерьезной работой. Есть свидетельства, что Джуниор дал ему «карт-бланш в различных проектах, включенных в список студии», и Уэйл сам выбрал Франкенштейна. Как бы то ни было, проведя ряд бесед с Дэвидом Льюисом о характере романа, он полностью отдался работе над фильмом. По словам Льюиса, в результате этих обсуждений возникла идея создать монстра, который мог бы вызвать симпатию аудитории. Удалось ли это в первоначальной версии картины – сложный вопрос12.

Постепенно у Уэйла развилась, как у самого доктора Франкенштейна, навязчивая идея создания Чудовища и соответствующего антуража. Он стал сам себе арт-директором. Уэйл очень хотел придать фильму мрачную атмосферу и мизансцену, как в «Калигари» – фильме, который он неоднократно просматривал во время съемок. По словам одного из редакторов ленты, в различных версиях сценария были использованы рисунки Уэйла. Они детально показывали, как должны выглядеть арки и портьеры в замке и в башне Франкенштейна – лаборатории и логове безумного ученого, которая создавалась под влиянием «Носферату».

Уэйл также сделал ряд концептуальных изображений того, как должен выглядеть монстр, хотя мы, вероятно, никогда не узнаем, в какой степени влияние Уэйла на облик детища Франкенштейна соотносилось с влиянием художника по спецэффектам Джека Пирса. Среди поклонников фильмов о монстрах золотого века Universal Пирс стал легендой, и его воздействие на зрителя, несомненно, было очень большим. Не уверен, что он действительно изучал анатомию при создании грима Бориса Карлоффа (как он сам утверждал), но при работе над лицом Конрада Вейдта в любимом фильме Уэйла «Человек, который смеется» он определенно получил опыт создания физиологического ужаса, вызывающего жалость.

Точно неизвестно, насколько сильно Уэйл повлиял на внешний вид Чудовища, образ которого, наряду с грибовидным облаком, стал одной из самых узнаваемых и значимых икон XX века. Но мы точно знаем, что этот образ родился, в сущности, из прямого столкновения со смертью во время Первой мировой войны и многолетних попыток режиссера перенести различные версии этого опыта на сцену и экран.

Эту историю экранизируют снова и снова, и современные зрители, скорее всего, забывают то, что не могли выбросить из памяти зрители в 1931 году: за декорациями фильма простирается поле, усеянное трупами. Перед нами нечто невообразимо ужасное, своего рода живое кладбище, превратившееся в идеальную куклу смерти, один из множества кладбищенских памятников, вышедших в то время на экраны в Европе, Америке и по всему миру.

Если понимать, на что мы смотрим, монстр Франкенштейна и сейчас может вызвать то содрогание, которое ощутил каждый из зрителей во время первых сеансов. «Дракула» – в фильме его сыграл Бела Лугоши – так сильно завязан на религиозных страхах, проклятьях и табу далекого прошлого, что вампир на протяжении последнего столетия оставался существом, обитающим где-то на периферии нашего сознания. Франкенштейн и его Чудовище стали чем-то бо́льшим. Монстр Бориса Карлоффа бредет по условно европейскому ландшафту, как ходячая гора мертвецов. Он был создан в результате промышленного процесса. Лаборатория доктора Франкенштейна – это та же фабрика, и подобно ей война была механизмом, производившим трупы миллионами.

Уэйл нагнетал ужас в фильме по крайней мере двумя способами. Во-первых, умелым использованием света и тени на протяжении всего фильма – этот прием он перенял у германских и немецко-американских режиссеров, таких как Лени. Уэйл снимал бо́льшую часть фильма в темное время суток, и это придавало особую важность правильному освещению. Ему удалось создать зловещий мир резких теней на фоне высоких стен. Его успех в этом отчасти был обусловлен влиянием Лени, а также регулярными просмотрами «Метрополиса», «Кабинета доктора Калигари» и других выдающихся немецких фильмов ужасов. В снятом им фильме проявилась тенденция германского кинематографа к синтезу контрастных элементов: резкого освещения, густой темноты и зловещих теней, движущихся словно бы отдельно от персонажей, которые их отбрасывают.

Использование теней Уэйл дополнил изображением символа смерти – черепа. Влияние «Черепа» Отто Дикса заметно в различных эпизодах на протяжении всего фильма. Во вступительной сцене, которая нервировала многих зрителей, над участниками погребения трупа, наряду с традиционным распятием, нависает статуя скелета в капюшоне и с мечом. Показ скелета сопровождался тошнотворным стуком земли по крышке гроба. От этого символа, присутствовавшего и при выкапывании трупа доктором Франкенштейном и его помощником Карлом, зрителям становилось дурно.

В следующей сцене мы видим виселицу с болтающимся, как сломанная кукла, покойником, которого доктор Франкенштейн приказывает своему помощнику снять. Потом мы оказываемся в медицинском колледже Гольдштадта; там висит образец человеческого скелета, отбрасывающий гигантскую тень на стену. Из этого учреждения ассистент Франкенштейна, Фриц, крадет мозг, который вложат в монстра. Черепа украшают письменный стол и полки в кабинете доктора Уолдмана, наставника Франкенштейна. Сам доктор Франкенштейн держит череп на письменном столе рядом с кроватью. Впервые показывая нам Чудовище, режиссер с помощью монтажа кадров, снятых с разных ракурсов, напоминает нам, что монстр собран из разных тел. Режиссер словно отводит нас в окопы, где он сам постиг, что трупы могут довольно быстро превращаться в набор разных, не подходящих друг к другу фрагментов.

В отличие от словоохотливого Чудовища Мэри Шелли, которое декламирует длинные отрывки из Мильтона и рассуждает о природе революции, опираясь на знание бунтарских текстов XVIII века, монстр Уэйла все 70 минут сеанса только хрюкает и рычит, в основном угрожающе. Таков был замысел режиссера: исполнявший роль Чудовища Карлофф должен был умудриться без слов выразить страх, гнев или растерянность. Сохранились свидетельства, что режиссер работал с актером на съемочной площадке и делал жесты, которые, по его мнению, должен был делать монстр. Уэйл хотел представить на экране ожившую гору трупов или, может быть, даже живую смерть.

Сейчас, спустя почти 90 лет после того, как зрители впервые увидели Чудовище, постановка Уэйла, грим Джека Пирса и злобная тоска Карлоффа, в общем-то, не могут произвести того эффекта. Покажите кому угодно потрепанную квадратную голову с парой торчащих из шеи электродов, и зритель автоматически опознает «Франкенштейна» – монстр и имя создателя навсегда слились в хаосе созидания и разрушения. Появилось уже несколько ремейков, и каждый октябрь мы снова видим его в толпе – это один из самых популярных костюмов на Хеллоуин. Он красовался на коробках из-под хлопьев и в рекламе гамбургеров. У нас никогда не будет зрительских впечатлений 1931 года, когда Уэйл смонтировал