Счастливчик - Майкл Джей Фокс

но в этот раз не машу зрителям, не желаю удачи сценаристам и не ухожу обратно за кулисы. Я выхожу за границу «четвёртой стены» прямо к зрителям. С помощью оператора перебираюсь через оградительные перила. Теперь я так близко к первому ряду, что практически наступаю зрителям на ноги. Хочу, чтобы они видели — со мной всё в порядке.

А также — хочу дать им одобрение на смех. Приветствую зрителей, рассказываю пару шуток и интересуюсь, есть ли у кого вопросы. Одна девушка по-простому спрашивает:

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше, чем выгляжу, — быстро отвечаю я с улыбкой на лице. — Не знаю как вы, но я считаю себя ещё и чертовски обаятельным. — Возникает небольшая пауза, а затем прокатывается волна непринуждённого смеха. Может, всё пройдет не так уж плохо.

Несколько минут спустя камеры находятся на своих местах, и мы начинаем разыгрывать открывающую сцену эпизода. Обычно, на всякий пожарный мы снимаем сцену дважды и, как правило, во втором дубле смеха больше, чем в первом: зрители уже знают, в какие моменты и каких ждать шуток.

Но сегодняшний день — исключение. Во второй раз реакция в разы бурнее, несмотря на то, что актёры отыгрывают почти также. После первого дубля подтвердился мой худший страх: зрители метались, разрываясь между наблюдением за мной и моей игрой. Но, к счастью, после второго — страх отправился на покой. После небольшого замешательства зрители смогли отделить меня от моей работы. Как они позже сказали: до тех пор, пока то, что я делаю будет смешно, они будут смеяться.

Настрой зрителей в тот вечер соответствовал общей реакции на новость о болезни, и, за парой редких нюансов, мне был оказан тёплый, чувственный и заботливый приём. По правде сказать, я действительно не знал, как всё обернётся: невозможно было предсказать или подготовиться к обилию той поддержки, что была мне оказана. В некоторые моменты она трогала меня до глубины души. Страх, что отныне и навсегда меня будут воспринимать исключительно в союзе с болезнью, — улетучился. Всё это только обогащало меня. Я был одарён людской любовью и молитвами без всяких требований расплатиться за это своей личностью или благополучием. Люди понимали, что я — это всё ещё я, плюс Паркинсон. Это был самый приятый подарок из всех что мне дарили.

После всех лет «Семейных уз» и множества фильмов, в особенности трилогии «Назад в будущее», люди ассоциировали меня со словами: «Чувствую, будто вырос вместе с вами». Я всегда был благодарен им — моим зрителям. Большая часть моего успеха в жизни опирается на их плечи. Я всегда думал о наших отношениях, будто мы уважающие друг друга партнёры в некоей взаимовыгодной сделке. И море дорожелательности, омывающее меня действительно показало, что так и есть. Это новая ступень в наших отношениях. Ведь я тоже вырос вместе с ними, и, таким образом, они давали понять, что и дальше готовы оставаться со мной.

То же выказали и другие люди, включая публичные фигуры, у которых также диагностировали Паркинсон. Билли Грэм и Джанет Рино, оба отправили письма Мухаммеду Али, и в итоге он оставил им телефонные сообщения. Меня, так уж случилось, его звонок застал в ванной. В зеркале я видел, как из глаз потекли слёзы, когда он произнёс своим характерным шепотом: «Жаль, что это случилось с тобой, но вместе мы выиграем этот бой».

Я встречался с людьми на улицах Нью-Йорка, когда ездил по делам или отвозил детей в школу. За несколько недель после раскрытия, я повстречался с десятками незнакомцев. Некоторые встречи заканчивались в высшей степени неожиданно. Многие подходили, чтобы выразить сочувствие или жалось, что поначалу смущало меня. Возможно эти люди переживали за меня потому, что новость о моём диагнозе была свежа и у всех на слуху. Но прожив с этой «новостью» семь лет, я оставил все переживания позади и не намерен был снова к ним возвращаться. Через некоторое время значение этих встреч стало раскрываться передо мной. Когда эти люди подходили ко мне, я видел, как они пытались разглядеть признаки страха в моих глазах. И уверен, не находя его, — видели отражение своего собственного страха и начинали плакать. Болезнь — это страшное дело, и где-то глубоко внутри них, или не очень глубоко, сидит вопрос: а не случится ли это со мной, и как мне потом противостоять ей? Много раз всё заканчивалось тем, что я сам утешал и обнимал людей, которые хотели утешить и обнять меня, и, перед тем как попрощаться, я говорил им, что с ними всё будет в порядке.

Во время тяжёлых времён или потерь так или иначе мы всегда слышим, как люди говорят нам: «Мы молимся за тебя». Я всегда думал, что это просто слова, пока не почувствовал их силу, исходящую от десятков тысяч людей. Это впечатляющее ощущение: не сомневаюсь, что принятие такого количества позитивной энергии продлило мне жизнь на лишние пару лет. С тех пор я перестал недооценивать силу молитвы.

Как, наверное, и некоторые учёные. Недавно я прочитал об эксперименте, в котором исследователи из Колумбийского Университета испытали силу молитвы в помощи женщинам, которые не могли забеременеть. Было отобрано несколько людей, приверженцев разных религиозных конфессий. Их попросили молиться за группу женщин, находящихся в корейской клинике искусственного оплодотворения, при этом они не знали, что участвуют в эксперименте. В то же время в клинике была контрольная группа, которая не получала молитв. К концу эксперимента из первой группы забеременело 50 % женщин, из второй — 26 %. Таким образом учёные получили результат обратный тому, на который рассчитывали.

Реакция на моё раскрытие позволила вернуться к обычной жизни с новым чувством свободы. Хотя в работе мне всё ещё изо всех сил приходилось скрываться — всё-таки у Майка Флаэрти[76]не было БП. В остальное время я был от этого освобождён. Мог принимать лекарства по нужде, не маскируясь.

Сама-собой изменилась вся система управления симптомами. Переход в состояние «выключен» на людях теперь доставлял проблемы только в тех случаях, когда мне физически было затруднительно что-то сделать. Во всех остальных случаях это состояние сводилось к обычному дискомфорту. Тремор, шарканье или дискинезия, конечно, приковывали ко мне лишние взгляды, но, блин, — я же был тем парнем из телевизора. Все эти взгляды были мне привычны. А то, что они были из разряда: «Ох, точно, я слышал у него Паркинсон», — так что с того?

Однажды вечером, спустя несколько месяцев после моего откровения, мы с Трейси пришли поддержать один