Семиозис - Бёрк Сью

Он смотрел в пол так долго, что Видеть-Ты это заметила. Наконец он снова посмотрел на работника.

– Стивленд, скажи, чем их кормить, и я приготовлю это.

«Спроси у них, что они хотят есть, а я помогу тебе сделать эту еду полезной. Они будут есть больше, если предложить им еду, которую они считают желанной».

Бартоломью отставил свою тарелку, взял грифельную доску и передал Видеть-Ты вопросы Ная. Слаще? Соленее? Жареного лука? Мяса? Что любят дети стекловаров? Похоже, эти вопросы вызвали у нее раздражение.

«Хотим-мы одежда».

– Эй! – сказала я. – Мы ждали, когда вы ее попросите. – Я встала, открыла комод, стоявший у стены, и вытащила оттуда накидки. – Хватай свою.

Вместо этого она взяла блюдо с запеченным оленьим крабом, принюхалась – и уставилась на нее. Я запоздало поняла, что по краю шли стекловские слова, означающие разную еду. Она сказала что-то, очень негромко. Воздух запах чуть слаще. Какое-то запаховое слово?

Она взялась за стило: «Возможно мы не все согласны мы».

– Непростая грамматика, – отметил Бартоломью. – Она сказала: «Возможно, среди нас всех нет согласия». То есть царицы, как всегда, начнут спорить. И это создает интересную ситуацию. Или, наверное, ярче освещает уже существующую. Мы видели, что они дерутся друг с другом. Надо ли нам относиться ко всем одинаково? Или нам стоит разделять и властвовать?

– Скажи ей, что согласные получат не только одежду и еду, но и укрытие. – Бартоломью выразительно поднял брови. – Ну я же обещала агрессивность, так? И я говорила серьезно. Сотрудничайте – и получите дом. Посмотри на дождь. – Я подняла накидку. – Это твоя, Видеть-Ты? Ккак? Дом, накидка, укрытие, еда! Мы даже работать вам разрешим. Да? Тсии! Вот, держи.

Я подошла к ней, стараясь делать вид, что оказываю большую честь (и так оно и было), и набросила на нее ее серовато-зеленую накидку.

Решающий момент.

Бартоломью начал что-то писать.

«Я желать-мы дом», – ответила она, не дав ему даже закончить.

Вбежала мокрая Сосна:

– Я слышала, она говорит!

Я решила сделать вид, будто она будет довольна новой агрессивной дружбой, хотя, скорее всего, это было не так. Она бросила дождевик на вешалку у двери, прошествовала с видом фипп-мастера, утверждающего свой статус, и начала читать через мое плечо.

«Определить «мы» возможно», – написал Бартоломью.

«Мы значить мы-семья».

– Сколько? – тут же вопросила Сосна.

Я собиралась задать тот же вопрос, но без такой встревоженности, а Бартоломью уже писал его – без всякой встревоженности.

«Три основных, четыре работника, двое детей. Они с вы не драться».

– Почему? – проорала Сосна.

«Она возможно что», – написала Видеть-Ты, мотнув головой в сторону Сосны. Перевод: «Кем она себя считает?»

– Ты знаешь, кто я, – сказала Сосна. – Почему они не будут нападать? Что вы вообще тут устроили? Ну-ка, дай мне кисть!

Сосна схватилась за кисть, которую держал Бартоломью. Тот ее не отпустил. Видеть-Ты посмотрела на свою кисть, вздыбила ряд кучеряшек на спине, а потом обмакнула фетровый кончик в краску и снова начала писать. От нее пошел цветочный запах, который был мне знаком, но который я не смогла назвать.

«Те без матерей нападать. Матери управлять своя семья, сирот больше семей и управляют страхом всеми. Сироты приказали напасть на вы захватить город. Сироты сжигают красивый куст Стивленд чтобы дать вы страх. Теперь я без сирот возможно безопасна, дом, еда, одежда, сухо, тепло, отдых, мир, счастье».

Она писала медленно.

Мы молча прочитали, а потом Бартоломью сказал:

– Это многое объясняет.

– Если этому верить, – проворчала Сосна.

Видеть-Ты уставилась на Стивленда, что-то сказала и написала:

«Многие умирать когда мы кочевать. Многие матери. Мы вернуться или умереть. Город дать здоровая жизнь. Возможно».

Это был вопрос.

– Мы вас принимаем, – проговорил Най дрожащим голосом.

Я повернулась и увидела, что он зачитывает сообщение на стекловском на стволе Стивленда. Най обхватил работника за плечи и прижал к себе. Лицо у него было такое, будто он вот-вот засмеется или заплачет.

– Если семьи такие маленькие, то у нас остается много враждебно настроенных сирот, – сказала Сосна без смеха.

– Спроси у нее, зачем они зажарили Роланда? – спросил Най, почти со слезами. – Пожалуйста, спроси!

Бартоломью записал его вопрос.

Она опустила голову, а потом написала: «Сироты говорить вы есть мертвых как орлы. Я говорить нет – и если нет, вы жить. Я пробовала музыка-палка, но украсть она. Я любить музыка. Я любить еда. Я любить живы вы».

Она положила кисть и почесала болячку у глаза. Мне хотелось схватить ее за руку и заставить прекратить это. Мне хотелось схватить ее и закружиться с ней по комнате. Мне хотелось схватить Стивленда и обнять его, потому что он наверняка чувствовал то же, что и я, или обнять Ная или Бартоломью… Но я боялась ее испугать. Вместо этого я взяла у Бартоломью кисть и написала: «Друзья».

Это ведь был мой лозунг: «В следующий раз – друзья!» Люсиль, идеальная фиппокошка: веселая, услужливая, игривая, мягкая. Любезная…

– Эй! – сказала я. – Наши друзья заходят внутрь.

Конечно, все было не так просто. Сосна беспокоилась: жилища цариц придется сторожить, потому что доверять им не следует, что было верно. Она беспокоилась насчет того, какие именно дома и где им выделить, и в итоге нам понадобилось всего три, потому что четвертая царица заходить отказалась.

– Беллона говорит, что это уловка, – сказал Бартоломью, вернее прокричал, потому что дождь превратился в ливень, и порывы ветра забрасывали капли под открытый навес. Беллона и ее ребенок жались в самом защищенном месте. – Она говорит, что она пленница.

Мне под дождевик задувало воду.

– Скажи ей, что она сейчас пленница. Если она зайдет в дом, то станет другом. Получит обратно свою одежду. О, черт! Я все равно принесу накидку ей и малышу.

Я заметила, что на той стороне реки сделанные Кангом крыши держатся отлично.

Я рассчитывала на то, что вечернее заседание комитета станет небольшим праздником. У нас наконец-то появились хорошие новости!

– Семейные работники и основные выведены из загонов. Меньше драк, – отметил Канг.

– Да, но за стенами почти шестьдесят стекловаров-сирот, которые нас ненавидят, – сказала Сосна. – И около тридцати других стекловаров внутри стен – тоже, а под дождем стреноживать не получится. Не надо расслабляться.

«Осторожность будет уместна, – отозвался Стивленд. – И все же мы добились большого прогресса в одомашнивании. Если бы победили сироты, город захлестнуло бы варварство».

– Они считали варварами нас, – сказал Бартоломью. – Дипломатия себя оправдала.

Он кивнул в сторону Мари: та не переставала улыбаться с того момента, как я разбудила ее после дневного сна и поделилась нашими новостями.

– Нам следует отметить этот день! – воскликнула Маргарита. – Это – день, когда стекловары наконец вернулись домой. Надо написать музыку, прославляющую успех миссии, провести астрономические исследования, чтобы вспомнить наши первые дома…

– Соревнования лучников, – сказала Сосна без улыбки. – Лучники нас спасли.

– Нет, никакого оружия! – возразила Маргарита. – Мы ведь хотим отпраздновать нашу дружбу, правда, Люсиль?

– Точно, – согласилась я. – И нам можно праздновать сейчас. Операция «Одомашнивание» работает!

– Лучники сейчас работают под дождем, – проворчала Сосна.

«Возможно, пир, – предложил Стивленд, – особо питательная трапеза в этот день через год. Сейчас еще многое надо сделать. Мои аванпосты докладывают, что выше по течению уровень воды в реке поднимается. Весенний разлив осложнит наш надзор над сиротами».

– Только этого нам не хватало! – бросила Сосна.

Вот вам и радостное собрание. По дороге домой я зашла в дом к Видишь-Ты. Охранник открыл дверь, и я заглянула внутрь. Царица сидела на матрасе, уложенном на пол около очага, в наброшенной на тело накидке, а ее семья жалась к ней. На столе были остатки обильной, вкусной и полезной трапезы. В комнате пахло странно, не сказать чтобы сладко: как-то незнакомо, но радостно. Счастливый запах. Она повернула голову в мою сторону.