Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт

на могиле По любил тусоваться Гас; у нас в семье с прошлого года эти святыни стали их кенотафами.

Конечно. Есть у нас и другие задачи (Кармен Б. Секлер редко придерживается локсодромического курса): Лексингтонский рынок – купить свежих кальмаров и мидий для ресторана; Пайксвилл – забрать Бабулю. Мы съезжаем с 295-й в район мыса Саранчовый, на трассу Ки, мимо морских терминалов и к Форту. Сидеть тут еще слишком серо и мокро; громадный стяг вяло болтается; в обеих руках гавани штиль, если не считать одного крупного сухогруза, который буксиры оттягивают от пирса на улице Клинтон через бухту. Мы прогуливаемся по трем лучам звезды. Кармен Б. Секлер поет, полу-себе-под-нос, на, возможно, румынском. Фенвик рассказывает о странном острове Ки, о Ф. С. Ки (кого мы благодарим), о своей знаменательной фамилии[147] и о «сплавах вперед» – как их можно расценивать как «мужские», «аналитические», «против течения»: скорее развилки фарватеров жизни и истории, а не их слиянья.

Кармен внимательно слушает; просит добавки.

Что ж: Вот мы стоим на развилке Патапско между ее Средним и Северо-Западным рукавами. ФСК вон там вместе с британским флотом вторжения с Северного мыса в 1814 году смотрел вверх по течению, в нас-правлении, сквозь ночную бомбардировку на развилку дороги истории США, которым в ту пору лет было столько, сколько Сьюзен. Гимн его вопрошает о неведомом будущем нации.

Кармен произносим: Мм-хм.

Сьюзен отмечает, что Ки питает надежду на Утренний Свет Зари из Теней Предвечерних, подкрепляя ее спорадическими Доказательствами Ночи: что можно назвать «сплавами в настоящее», освещенными сияньем ракет Конгрива, взрывами бомб в воздухе. И вновь возвращенье в мыслях к повороту ключа и есть ключ к продвиженью в мыслях вперед.

Стоя на бастионе, руки в боки, Кармен Б. Секлер теперь вопрошает, о чем это, во имя кровоточивого Иисуса, мы толкуем.

Сьюзен обнимает ее. О сплаве на плоту памяти, Ма!

Мы сегодня утром сели на мель, поясняет Фенвик, и нам пришлось возвращаться, чтобы продвинуться вперед.

Сьюзен своей матери: Помнишь Папу и его плоты памяти?

Я все помню, отвечает Кармен Б. Секлер.

Сьюзен говорит, что Фенн говорит, что Дуг говорит, что у Компании сейчас есть такие великолепные новые медикаменты, которые позволяют тебе разгуливать по собственной памяти, как по комнате или в киношном стоп-кадре, и выискивать такое, чего в то время и не замечал, что заметил.

Аха.

Мне это только приснилось, напоминает ей Фенвик. Ему приходит в голову, без связи со всем остальным, что слово «изоморфизм» звучит как название замороженного ирландского десерта. Теребя бородку, он прибавляет к изоморфам, важным для нашей темы, навигацию посредством дедуктивной прикидки: мы проецируем наш курс, определяя свое положение, нанося на карту пройденный путь; решаем, куда двигаться, определяя, где мы, тем, что озираем, где были.

Кармен Б. Секлер неожиданно произносит, обхватив нас обоих руками: Тьху на плоты памяти. Тьху на Компанию. Считают, у них зелья есть? С прошлым может любой лабух. А вот для будущего нужна Белая Ведьма Феллз-Пойнта.

С Кармен в таких вещах мы никогда толком не знаем, шутит ли она и если шутит, то до какой степени. Пока мы покидывали себя по раю, сообщает нам теперь она, сама она подолгу спорила ночами с призраком Манфреда, который обычно, но не всегда является ей в снах.

Ма-э-а!

Кармен вздевает на дочь невозмутимую темную бровь. Видела бы ты его, боже упаси. Холодный, что твой карп, и смердит соленой водой. Кожа вся синяя и отекшая; крабы им позанимались. Но он мой Фред – и упрямый, как всегда.

Мы встревожены: читателя мы умоляем не упускать из памяти, что Кармен Б. Секлер ни безумна либо неразумна, с одной стороны, ни, с другой, не относится и к буржуазно-либеральным скептикам-рационалистам. Думитру, продолжает она, уже попал в кадр, но тогда еще мы не были любовниками. Фред хотел, чтоб я знала, что ему капут, и продолжила себе жить дальше, но я все равно считала, что сперва нужно свести счеты с ним, а уже потом думать о другом мужчине.

После чего она рассказывает нам – мы определенно подозревали, но до сих пор она этого никак вполне не подтверждала, – что ее отношения с Манфредом, кого она до сих пор крепко любит, довольно сильно напряглись отъездом их сына в Чили в 1977 году; в 79-м у них случилась жуткая, беспощадная ссора, когда Манфред принес ей мрачную весть об исчезновении Гаса. Мы и раньше много ссорились, говорит Кармен; ссоры у нас были достославные – сама помнишь, Сюзеле. Но таких не бывало никогда. Слава богу, вас с Мимс не оказалось дома. Я назвала его убийцей; он назвал меня ведьмой. Мы оба были правы: Фред по работе иногда действительно убивал людей, а я знаю кое-что такое, чему не учат в колледже. Только на сей раз мы это имели в виду по-ужасному. И я хотела, чтобы его призрак знал, что я по-прежнему его люблю, пусть даже бедный Мандангас и мертв; а у него мне было нужно узнать, не загнала ли его за край та единственная ссора. Я не могла заставить Думай-Трюка придумывать нам с ним трюки, пока этого не выясню.

Мы уже не прогуливаемся. Сьюзен и Фенвик обмениваются взглядами Иисусе-Господи-Христе через спинку сиденья в машине Кармен, где мы сидим на стоянке для посетителей Форта Макхенри. Фенн выучил Сьюзен сдерживать скептицизм так же, как он сдерживает свой, когда ее мать разговаривает подобным образом: стараться относиться к этому как к манере выражаться, и в этой манере иногда произносится что-то серьезное. Кармен Б. Секлер не нужно напоминать о нашем антисверхъестествизме; она не просто так тычет нас носами в свои виденья, голоса, привидения, карты. Мы прикусываем языки; она заводит машину и на ходу излагает дальше.

Фред мне велел не льстить себе: что б я ни сказала или ни сделала, не заставило бы его покончить с собой. Итожу: всю прошлую зиму это длилось одну ночь за другой. А вы думали, что раньше я была сикось-накось! Наконец он меня убедил. Еще он сказал, что не знает, жив Мандангас или мертв, но уж лучше ему умереть, чем жить на чилийском тюремном острове. Фред повидал один такой и знал, что́ там творится. После этого мы много разговаривали о Гасе, о том, до чего он для нас значим, и о тех днях, когда мы были моложе, о нашей жизни вместе. Фред волновался, что Мириам катится под откос. Говорил мне, как он гордится нашей Шуши и