Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт

Чаще нам есть хочется, или пить, или спать, а вовсе не печальны мы, как поебемся. Прием?

Не меняй тему.

Ну, Ма, я этого присловья никогда не понимала. Может, оно применимо к случайным перепихонам. Но мне и такие нравились. А тебе?

Не твое дело. И не меняй тему.

Ты чего это вообще цитируешь «Пир» Платона?

Ты чего это вообще служебным положением пользуешься? Книжки, что ли, больше никто не читает, только вы, дэ-фэ-эны?

Извини, Ма.

Мне все это Фред рассказал, но он говорил о том, как быть близнецами: они с Фенвиком, вы с Мириам. А про детей – это все мое. Не меняй тему, прием.

А тема какая?

Тема такая: по делу ли то, что ты только что услышала по своему такому дорогому радио.

По делу; по делу. Люблю тебя, Ма.

Я тебя тоже люблю, Сюзеле. Утром увидимся.

Ладно.

Поцелуй Фенна.

Не беспокойся. Бедный Дуг.

Я б так и сказала, бедный Дуг.

Конец связи, Ма.

Фенвик под пологом на выстреле использует «Клинекс». Сьюзен сует левую руку спереди себе под джинсы и трусики и сжимает себе живот между пупком и лобком. Наливает себе еще красного. Выносит остатки в бутылке наверх Фенну. Мы мрачно беседуем вместе о Дугалде Тейлоре, не оставившем наследников; о вероятных поминальных службах; о прочем. Наконец готовим ужин.

Подавленный Фенвик решает сейчас ей не рассказывать.

Подавленная Сьюзен решает сейчас ему не рассказывать.

2

От Гибсона до Какауэя

Развилка

Время 6/10/80. Бухта Краснодомная. 0800 снялись с якоря. Обл., прохл., легк. дождь, штиль. Средний уровень прилива падает. Курс на Яхт-клуб о. Гибсон арендовать стоянку на несколько дней.

0810 жестко сели на грунт в устье Краснодомной, отмель у сев. берега на входе.

Фенвик прекращает разговаривать с судовым журналом – он писал, руля и зажав штурвал между бедер, пока Сьюзен крепила якорь на полуклюзе с роульсом, и вот так вот нам удалось сесть на грунт на неотмеченной, но явно обозначенной на карте банке, о чьем существовании мы были вполне осведомлены, – произносит: Блин, – и нам становится некогда, пока отлив не оставляет нас застрявшими тут до ужина. Всего в нескольких сотнях ярдов прямо по курсу на другой стороне бухты – наш пункт назначения, клубная пристань; но мель торчит между большими глубинами бухты Краснодомная у нас за кормой и большими глубинами гавани острова Гибсон впереди. Чтобы продвинуться вперед, мы должны вернуться.

К нашему счастью, никакие действия ветра или волн не укрепляют нас на мели прочнее; да и в нашем Чесапике лоцманская ошибка сажает нас в песок или ил, не на камни или рифы. Случай совсем не крайний. Но блин. Взяли б левый галс против ветра – пришлось бы теперь просто резко убирать парус и свешиваться за леера на подветренном борту в надежде, что наш крен нам не сильно киль от воды оторвет, а боковой снос под ветер и ход кормой с мели нас снимут. Как есть, Фенн сперва пытается подпихнуться задним ходом дизеля; когда же маневру не удается сдвинуть нас с места, оставляет движок на холостом ходу на нейтрали, чтобы взбаламученный ил не забил нам трюмную помпу, и мы приступаем к знакомому порядку целесообразных мер. Сью берется за штурвал; Фенн выталкивает грота-гик, поддерживаемый его топенантом, далеко к правому борту и выбирается на самый его конец поверх свернутого и зачехленного паруса – работенка в штормовке неуклюжая, – чтобы попробовать нас кренговать, пока Сьюзен снова пытается дать задний ход. Никак. После чего быстро (отлив у нас – два дюйма в час: по меркам Новой Англии или побережья Бретани немного, но каждые четверть часа неуспеха приводят к тому, что семь тонн нашей прогулочной яхты оказываются на полдюйма выше и суше) Фенн переползает на борт, гик оставляет как был, прихватывает из кладовой запасное якорное устройство и пристраивает его на планширь по правому борту, прыгает в шлюпку, грузит в нее запасной якорь с дректовом, выгребает на полсотни ярдов за корму, спускает якорь в десять – двенадцать футов воды и гребет обратно на «Поки», а дректов ан рут травится со шлюпки. Вот он передает дректов Сьюзен в рубке, закрепляет шлюпку и сам взбирается снова на борт, пока Сьюзен подает дректов в лебедку кливер-шкота по правому борту, три раза прокручивает барабан, натягивает линь потуже и крепит уткой, после чего переходит к управлению двигателем. Фенвик теперь рядом с нею, присобачивает к лебедке рукоять, снимает с линя стопорную утку, крутит регулятор по часовой стрелке (высокая передача для скорости) и произносит первое слово после своего «Блин».

Ладно.

На лебедку он налегает сильно – и еще сильней; нейлоновый дректов тянется и тянется. Сьюзен больше дросселирует задним ходом. «Поки» немного виляет кормой; Фенн докручивает регулятор до последнего щелчка; Сью слегка повышает об/мины; вокруг бурлит взбаламученная вода; мы беспокоимся; шлюпка на коротком буксире бьется о транец. Едва Фенвик встает пройти вперед и вновь вылезти на гик, мы соскальзываем к корме. Он кидается обратно к лебедке, выхватывает слабину, крутит сильней. Сьюзен ослабляет дроссель. Сползли.

С двигателем на нейтрали, чтоб ничего не испортить, Фенвик изымает якорное устройство, подтягивая нас вперехват кормой вперед обратно в бухту Краснодомная. Наш список приемов, как слезть с мели, далеко не исчерпан; следующая мера, непривлекательная под зябким дождем, была б такова, что Фенн бы разделся и спустился за борт, где приседал бы, погрузившись, под хвостовик форштевня «Поки» и тянул бы его вверх и назад, а Сьюзен дросселировала задним ходом. Грубо, но действенно, если условия позволяют: в Фенне шесть футов, осадка «Поки» – пять; между подводными жимами можно позволить себе передышку. Но однажды в одиночку и севши на мель в прибрежном иле мягкой Тред-Эвон, он свалял дурака и забыл привязаться линем к судну, втолкнул себя по колено в ил при своей успешной попытке спихнуть «Поки» на свободу, и пришлось неистово вытягивать себя, так сказать, за собственные шнурки, под водой, пока его тендер отплывал себе вместе с отливом. В тот раз он ближе всего подступил к тому, чтобы утонуть, и тем самым, прочно вкопавшись в безмятежное речное дно (как ему пришло в то время в голову), его мертвое тело могло б там и застрять, несмотря на газы разложения, а потому остаться необнаруженным еще долго – быть может, и вечно, особенно если судно само по себе уплывет далеко, прежде чем его вынесет на берег,