В Шторме - Pax Blank

Стоял ли его от… стоял ли Вейдер перед таким выбором раньше - перед подобным принуждением? Бен говорил, что когда-то тот был джедаем. Что наводило на следующий вопрос – унаследовал ли он слабость своего отца?

Или Палпатин лгал? Если да, то Люк не мог обнаружить этой лжи.

Впрочем, его ум до сих пор находился в оцепенении от наркотиков.

Что мешало концентрировать мысли. Он мог бы с помощью Силы разрушить их эффект, очистив свой организм, чтобы хоть на мгновение сделать голову ясной. Но ему не удавалось удержать это состояние – наркотик самовоспроизводился вновь, постоянно возрастая до уровня, на котором Люк оставался лишь на краю сознания. И, как только это происходило, его связь с Силой слабела, концентрация рушилась, а точный, тщательный контроль над разумом, так нужный для медитации и исцеления, разбивался вдребезги.

Люк вновь сфокусировал взгляд и сделал усилие, чтобы приподняться и сесть, прислонившись к стене в ожидании, когда комната прекратит вращаться… и понял, что он до сих пор смотрит на Императора, и что Император по-прежнему смотрит на него.

Он все время слушал размышления Люка, будто это его полное право.

- Так и есть, - властно произнес Палпатин, - я говорил тебе, теперь ты – мой.

Внутри Люка вспыхнуло мгновенное упрямство, игнорирующее все наркотики и истощение и дающее необходимую концентрацию, чтобы он, призвав Силу, смог поднять свой ментальный щит.

Глаза Императора сузились, хоть он и не удивился тому, что мальчишка сумел вернуть свою потерянную было решимость - он был слишком тверд и непокорен, чтобы позволить Палпатину так легко одержать победу, даже под действием наркотиков. Взгляд ситха стал мрачнее и жестче, а в голосе явственно послышалась нарастающая угроза.

- Хорошенько подумай, прежде чем бросить мне вызов. Я остановлю тебя. У тебя нет сил бороться со мной.

Какой-то момент Люк колебался, но врожденное упрямство лягнуло его снова, давая силу для увеличения концентрации, и он вытолкнул из головы шипящее и злорадное присутствие Палпатина - успев на мгновение удивиться, как легко это получилось…

Молния невероятной сверкающей энергии ударила ему в грудь, откидывая назад, головой о стену. Раскаляясь добела, тело и разум пронзала непрерывная, разрывающая боль.

Когда это наконец закончилось, так же внезапно, как и началось, Люк упал, задыхаясь и не издавая больше ни звука, лежа лицом на залитом кровью полу и испытывая благодарность за ледяной холод твердой поверхности.

Смутно он вновь ощутил в разуме проникновение Палпатина. И слабо сплотил мысли обратно под щит.

Тут же его швырнуло обратно в стену, лишая остатков кислорода. На легкие давила безумная тяжесть, не давая ему возможности сделать вдох. Сознание начало меркнуть. Грудь буквально разрывалась в отчаянной борьбе с невидимым весом. Реальность все больше превращалась в размытый туман.

Что-то шептало ему потянуть к себе Силу, повернуть ее внутрь…

Сконцентрировавшись на мгновение, он сумел это сделать, и давление, удерживаемое ситхом, исчезло. Подавшись немного вперед, Люк втянул воздух в горящие легкие, не в силах сделать ничего большего, кроме вздоха.

- Я сомневаюсь, что ты рассчитываешь выиграть при данных обстоятельствах.

Небрежно, сидя на расстоянии трех метров и явно развлекаясь, Палпатин изучал его:

- Ты действительно полагаешь, что можешь оградить от меня свои мысли? Ты не можешь. И никогда не сможешь. Возможно, ты думаешь, я буду уважать твое бунтарское упрямство? Мне ничего не нужно от тебя кроме повиновения. Или, может, ты надеешься, что я сжалюсь и остановлюсь? Конечно же, нет. К этому времени ты должен знать, что я не испытываю сострадания. Так скажи мне, джедай, зачем ты борешься, когда знаешь, что можешь только проиграть?

Палпатин улыбнулся, забавляясь дуальности вопроса.

Насколько слабым могло быть это могущественное существо, скованное навязанными ему ограничениями и правилами. Он покажет ему силу и вырвет на свободу из всего, что держит его. Учителя мальчишки боялись, что он повторит своего отца, и попытались одеть на него короткий поводок правил и запретов, которым он не мог сопротивляться. И с помощью которых они хотели управлять им. И именно эти ограничения – ставшие настоящими слабостями мальчишки, использует теперь Палпатин, чтобы вырвать его из паранойной хватки джедаев.

Как поэтично. Когда Палпатину, уже владевшему телом и разумом мальчика, будет принадлежать его поразительная и несгибаемая воля, его новый ситх оценит эту иронию.

Дыши. Просто дыши.

Ничего не видя, кроме алых пятен перед глазами, Люк с колоссальным усилием вынудил себя на секунду удержать вдох, чтобы при выдохе, мускулы его груди наконец скоординировались и начали вбирать в легкие воздух, направляя по изнывающему телу кислород и заставляя содрогаться от кашля и боли.

Палпатин наблюдал за всем по-прежнему бесстрастным взглядом, самоуверенно и равнодушно, со слабой снисходительной улыбкой на бледных губах.

В конце концов он встал и медленно подошел к своему джедаю, намереваясь понукать им дальше, чтобы спровоцировать ответ, позволивший бы ему вновь принять меры и восстановить свое господство над этим потенциально опасным существом.

- Ну?

- Иди к черту.

Палпатин открыто засмеялся:

- Это все, что ты можешь сделать? Вся твоя борьба?

Он присел перед затаившим дыхание, истерзанным мальчишкой, говоря с презрением и провокацией:

- Бедный маленький джедай. Слова не защитят от меня. Ты еще понимаешь это? Ты понимаешь, что нет никакой защиты против такой мощи, и что спастись от нее можно только использовав ее самому? Чтобы победить меня, чтобы даже просто попытаться остановить меня - тебе нужно стать мною, потому что только Тьмой можно бороться против Тьмы, только огнем можно противостать огню. Либо ты возьмешь эту Тьму и овладеешь ею, либо она раздавит и разрушит тебя, а затем изменит и восстановит так, как я считаю нужным.

- Нет, - это было все, что Люк смог выдавить из себя, цедя сквозь зубы и делая очередной судорожный вдох.

Иссохшей рукой Палпатин схватил его за горло и с неожиданной силой рванул вверх, вдавливая спиной в стену и заставляя опереться на единственную непокалеченную ногу. Изнемогая от слабости и удушья, Люк ничего не мог сделать, чтобы вырваться от склонившегося к нему на расстояние в несколько сантиметров Палпатина.

- Тогда сделай то, что ты можешь, джедай. Останови меня.

Люк замер, и мысленно, и физически, напрягшись в нерешительности. От понукающих слов Палпатина внутри вспыхнул яростный гнев. Гнев, который обещал достаточно мощи, чтобы уничтожить зло перед ним - легкодоступной мощи. Нужно только призвать ее к себе и использовать - не взирая на совесть и принципы и не думая о последствиях. Никак не ограничивая ее.

Но нет, он не станет использовать Тьму для борьбы с Тьмой. Не из-за Бена или Йоды, а потому что он знал… знал в своем сердце, что это неправильно.

Палпатин смог забрать у него все - веру, надежду, друзей, и единственное, что у Люка осталось - это он сам. И он все еще знал, что было правильно, а что нет.

- Ну? - дыхание ситха касалось кожи Люка, глаза горели в злом ликовании.

Он не станет использовать Тьму для борьбы с Тьмой. Он скорее умрет.

Тогда умри. Просто закончи все. Зачем позволять этому продолжаться?

Сколько еще ты жаждешь просыпаться в этой комнате? Чего ты ждешь? Никто не придет за тобой, никому больше нет дела до тебя.

Насколько легко будет спровоцировать этого извращенного и жестокого Мастера ситхов выйти за пределы разумного? Легче, чем жить дальше, легче, чем бороться с Тьмой, вползающей без приглашения в каждую опрометчивую мысль, зажигая ее своей соблазнительной мощью.

Победа по умолчанию.

От его короткого смеха на бледную кожу Палпатина брызнули темные капли крови - настолько близко было лицо ситха. Люк встретился с ним взглядом с как никогда твердым и живым выражением, внезапно очень уверенный в том, что делает.

Закрыв глаза, он с силой ударил головой, попадая костью в кость.

Палпатин отшатнулся назад, и в этот момент Люк ощутил волну восторга, что смог ранить того, кто так жестоко и долго издевался над ним. Пустил кровь тому, кто обескровил его, отняв все, что у него было. И он знал, чего это будет стоить.

Глава 17 (1)

Лея ступила на бурлящую деятельностью летную палубу, ища глазами привычную, синюю среди оранжевой, летную форму Хана, пытаясь различить его каштановую шевелюру. Он стоял, опираясь на свой А-Винг, и явно очень горячо спорил о чем-то с механиком. В руке у него пугающе болтался на ремне шлем, казалось Хан в любой момент размахнется и ударит им своего оппонента по голове.