Невеста на уикэнд (СИ) - Цыпленкова Юлия

Сильные руки сомкнулись на моей талии, мгновение, и я взлетела вверх, подвластная чужой воле, и замерла, глядя в синие глаза сверху вниз. Дыхание вдруг стало прерывистым и частым, и сердце, замершее всего на миг, застучало быстро-быстро, словно и вправду пойманная птичка. Я запустила пальцы в светлые, спутанные ветром волосы, и склонилась к его лицу. Наши губы соприкоснулись, но ни Костя, ни я, не спешили закончить это единение поцелуем.

— Мой Каа, — прошептала я, и он ответил:

— Тигрик… по-моему, я тебя люблю.

— Я тебя, по-моему, тоже, — улыбнулась я.

— В этом стоит убедиться, как считаешь?

— Давно пора, — не стала я спорить.

И вселенная разлетелась на мириады осколков, оставляя нас в пустоте хаоса. Не осталось ни мыслей, ни сомнений, ни сожалений. Только он и я, и то, что рождалась между нами. Еще трепетное и хрупкое, неловкое в своих первых шагах, но оно уже заставляло кровь ускорять свой бег по венам, уже терзало жаром, не позволявшим вздохнуть полной грудью. Тем, что вело к надежде на то, что кроме сегодня, есть еще и завтра. К единению душ… и тел.

— Так значит вместе? — задохнувшись от поцелуя, спросила я.

— Мы отличная команда, — улыбнулся Костя. После шагнул к кровати, опустил меня на нее и навис сверху. Он несколько томительных мгновений скользил взглядом по моему лицу, а затем произнес: — Без тебя я уже не хочу. И не буду.

И снова прижался к моим губам, унося меня всё дальше от адвокатского дома, от Гардана и от реальности…

ГЛАВА 26

Дом, милый дом. Россия встретила нас суровым лицом девушки в форме на таможенном контроле. Она мазнула взглядом по мне, чуть задержала его на шефе и вздохнула.

— Чудесный день, не правда ли? — улыбнулся ей Костик.

Девушка снова посмотрела на него и вернула паспорт:

— Проходите.

— У вас очаровательная улыбка, — сказал Колчановский, и девушка, подняв брови, проводила нас недоуменным взглядом.

— Она не улыбалась, — заметила я.

— Но это не означает, что у нее не очаровательная улыбка, — хмыкнул Костя.

Я пощелкала пальцами у него перед носом:

— Ау, Каа, ты где?

— Где-то там, — шеф указал взглядом наверх, его улыбка стала еще шире.

— Воздушный змей? — уточнила я, и он легко рассмеялся.

Мы вернулись, но моя душа, как и душа Кости, всё еще парила где-то далеко — в солнечном Провансе. Губы то и дело кривила улыбка, свойственная безумцам и влюбленным, и взгляд бесконечное количество раз останавливался на том, к кому стремилось сердце, а после не мог оторваться от искрящейся синевы глаз мужчины, ставшего так быстро и незаметно самым важным, что было в моей жизни.

Просто невероятно, сколько всего может произойти за каких-то четырнадцать дней, словно была прожита целая жизнь! И сейчас, чувствуя на талии ладонь шефа, я даже не могла представить, что могло не быть этого пари и авантюры, в которую втянул меня Константин Георгиевич. И я никогда не узнала бы, что за броней каменного истукана скрывается самый обычный человек, со своими страхами и слабостями, но все-таки волевой и сильный, с которым я чувствовала себя защищенной и уверенной в завтрашнем дне. Да, я верила Косте, и никакая Алёна уже не могла бы заставить меня усомниться, что я стала для него таким же центром вселенной, нашей с ним вселенной, всего лишь за две недели. Слишком ярки были его эмоции, слишком обнажены чувства, и блеск глаз говорил о том, о чем молчали уста. Да, черт возьми, мы были влюблены и счастливы!

— Может все-таки ко мне? — спросил Костя, открывая передо мной дверь своего авто, терпеливо ждавшего нас на парковке аэропорта.

— Мы уже говорили об этом, — напомнила я, усаживаясь в машину. — Пусть всё идет, как идет. Не будем торопиться. Не хочу быстро надоесть тебе.

Он фыркнул и захлопнул дверцу, после обошел автомобиль и устроился на водительском месте. Я повернула к нему голову, улыбнулась и, протянув руку, погладила по щеке. Костя потерся о мою ладонь и завел двигатель. Тот отозвался тихим рыком, и машина покатила к выезду с парковки, наверное, радуясь, что снова может двигаться и гнать по автобану, сверкая лакированными боками в солнечных лучах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— У меня еще остались твои вещи, — напомнил шеф.

— Привезешь, или заеду за ними сама, — пожала я плечами. — Там видно будет.

— Да, — согласился Колчановский. — Можешь вообще не забирать. Мне не мешают, а тебе могут пригодиться.

Я посмотрела на него и рассмеялась. Упрямый, как стадо баранов! Да нет, мы не говорили о том, чтобы съехаться — это было слишком быстро. В статусе пары мы существовали всего два дня, в статусе настоящей пары. Даже меньше, еще и двух суток не прошло. Но расставаться и вправду не хотелось, успели привыкнуть друг к другу. А неугомонная чета адвокатов, довольная результатом ответных действий на нашу аферу, уже потирала руки:

— Когда приезжать на помолвку?

— Ты слишком торопишься, — чуть смущенно ответила я Шурику.

— Конфеты, букеты, битье посуды — это всё еще не пройденный этап, — поддержал меня Костя.

— Битье посуды уже было, — ради справедливости заметила я. — Вчера в баре.

— Твой новый дружок с легкостью возместит стоимость одного стакана, — отмахнулся шеф. — Не наша посуда, не считается.

— Тогда с сервизами стоит подождать, — произнесла как всегда невозмутимая Элеонора Адольфовна.

— Главное, чтобы без новых потрясений, — высказался Станислав Сергеевич.

— За систер сказать не могу, — усмехнулся Александр, — а за Костика я спокоен. Он изгнал своих демонов.

— У меня был отличный экзорцист, — усмехнулся шеф, и я пожала его ладонь, лежавшую на моем плече.

Это было приятно — сидеть среди них и чувствовать себя собой. Не искать правильных слов, не опасаться допустить оплошность и понимать, что я существую для этих людей, как реальная личность, а не как созданный договором фантом. И тем более было приятно, что не возникло напряжения из-за неприятных минут тревоги, которые я доставили их семейству. И если вечером Шурик, когда мы приехали домой, разговаривал со мной сухо и подчеркнуто вежливо, явно сердясь за мою выходку, то утром он вновь был приветлив. И мои извинения принял со снисходительным:

— Проехали.

От Станислава Сергеевича я ожидала хотя бы одной гневной реплики, но так и не дождалась. Если ему и хотелось что-то сказать, то он сумел подавить этот порыв, и, думается мне, его супруга была тому причиной. Сама Элеонора, улучив момент, когда мы ненадолго остались наедине, произнесла:

— Значит, всё рассказал, — я кивнула, и она продолжила: — И что скажешь обо всей этой истории?

— Что согласна с вами — мне не стоило ее знать раньше, чем он разрешил все оставшиеся вопросы. — Теперь кивнула Элеонора, принимая мои слова. — Мне жаль, что его доверие обернулось против него самого, что ему пришлось пройти через предательство любимой женщины. Но мы все совершаем ошибки, и зачастую выбираем не тех людей. Костя заплатил за свою ошибку сверх меры, но успел прозреть раньше, чем ваша дочь погубила его окончательно. Простите, я отвечаю на ваш вопрос и в отношении Алёны Станиславовны у меня добрых слов нет. Она мне неприятна. И пусть Костя тогда был юн, но ведь примчался из другой страны, чтобы спросить с обидчика ответ за честь своей девушки. Как можно было не оценить всего этого? Я не понимаю и не хочу оправдывать вашу дочь ни ее юностью, ни отсутствием жизненного опыта, ни даже простой человеческой глупостью.

— Всё верно, — невесело усмехнулась Элеонора Адольфовна. — Я не оправдываю свою дочь и никогда не оправдывала. Она знала его слабые места и играла на них, доводя до опасной черты. И все-таки иногда я думаю о причинах ее поведения и его податливости. Мне кажется, у них один и тот же корень — наше опекунство над Костей. До его появления в нашей семье Алёна получала большую часть внимания и заботы. Младший ребенок, девочка. Сама понимаешь, что мы ее баловали, особенно Слава.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А потом появился Костя с его трагедией. Мы сосредоточились на нем, а как иначе? Мы взяли на себя ответственность за сына ближайших друзей, хотели заменить ему утраченную семью. Мальчик был в тяжелом душевном состоянии, ему необходимы были наша теплота, любовь и внимание, и дочь перестала получать то, что принадлежало ей раньше в полной мере. Теперь мы, ее родители, и Саша — мы все сосредоточились на Косте. Наверное, она затаила обиду, увидела в нем виноватого, а он в глубине души понимал, что стал причиной перемен в нашей семье. Быть может, они даже когда-то говорили об этом, раз Костя так отчаянно стремился дать ей то, чего она лишилась из-за него. В любом случае, Алёна не оценила, или оценила, но иначе, чем стоило. Возможно, даже сама не понимая, что мстит. В любом случае, она застряла в образе маленькой обиженной девочки, а Костя перерос, повзрослел и выстроил свою жизнь без оглядки на прошлое. Он все-таки сумел победить один из своих главных страхов — он больше не опасается впускать в свой близкий круг кого-то кроме нас, и я искренне рада этому. Прошу лишь об одном — не используй против него ту единственную слабость, которая у него останется, наверное, до конца дней, не играй на страхе потери. Он уже не простит.