Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков

крови. Время от времени нас выгоняли на улицу, заставляли разгружать из машин все, в чем нуждалась тюрьма. Это могли быть ящики с консервами, иногда – мешки с цементом, известью или хлоркой. Впоследствии я узнал, что известь и хлорка были нужны, чтобы засыпать трупы расстрелянных, а затем место расстрела цементировали.

Однажды, когда я волочил тяжелые мешки с цементом, на меня обратил внимание капитан, которого я раньше на территории тюрьмы не видел. Это был среднего возраста крепкий мужчина, он пристально осматривал каждого, кто таскал те мешки. Неожиданно он приказал класть каждому из нас на плечи не по одному, а по два мешка цемента. Некоторые сразу валились с ног, кто-то выдерживал две-три ходки и тоже падал. Прежде чем устать, я сделал с двумя мешками более десяти ходок и только тогда не выдержал и, вытирая пот, осел на землю. Однако никто на меня не накричал. Наоборот, капитан показал на меня пальцем и сказал: «Вот этот мне подойдет!»

Мне приказали встать и идти за ним. Капитан привел меня в баню и дал пятнадцать минут, чтобы я смыл с себя цементную пыль и переоделся. Когда я помылся и вышел в раздевалку, то увидел на скамье аккуратно сложенную немецкую военную форму. Все было новенькое, сапоги сияли праздничным блеском. Форма оказалась мне очень даже к лицу. Я вышел из бани, капитан посмотрел на часы, кивнул и сказал, что я еду с ним. Не сказал куда, а я побоялся спросить.

Мы сели в машину и поехали за город. Машину вел водитель, капитан сидел возле меня и молчал. Ехали мы часа четыре полевыми и лесными дорогами, пока не заехали в небольшой военный лагерь, спрятавшийся в сосновом бору. Два десятка новеньких деревянных домиков выстроились вдоль утрамбованного плаца. Все они были покрашены бледно-желтой краской, кроме одного, светло-зеленого. Повсюду царил образцовый порядок, дорожки были посыпаны белым песком и окаймлены красным кирпичом, торчащим зубчиками вверх. Капитан завел меня в крайний домик с деревянными лавками, на которых лежали соломенные матрасы, подушки и теплые спальные мешки с американскими орлами и надписью «Дуглас».

Капитан поинтересовался, как меня зовут и сообщил, что отныне я его подчиненный. Никого другого я не должен слушаться, никаких разговоров ни с кем не вести и ничего ни у кого не спрашивать.

– А теперь ложись и отдыхай, – сказал он напоследок, – я пойду договорюсь, чтобы тебе в столовой выделили место. Столовая в зеленом домике. – С порога обернулся и спросил: – Какие языки знаешь?

– Польский, немецкий, латынь, древнегреческий.

Он кивнул и вышел, а я рухнул на пуховый спальник и мгновенно уснул, потому что все дни, находясь в тюрьме, не высыпался и сон для меня стал драгоценнее еды. Проснулся я под вечер, когда уже смеркалось. Я подумал: а не сбежать ли мне отсюда? Но, видимо, это было не так просто, потому, что лагерь был огорожен колючей проволокой. Слышался и лай собак. Но что я здесь делаю? Почему выбрали именно меня? Не потому ли, что я дольше других справлялся с теми мешками?

Эти и другие мысли не давали мне покоя. Я не знал, что будет завтра, чего мне ожидать от капитана. Наконец, я поднялся с лавки и вышел во двор. На спортивном плацу несколько воинов упражнялись на турниках, никто не обращал на меня внимания. Я отправился в столовую. Там царил полумрак, никого внутри не было. Но из кухни через окошко подачи пищи пробивался свет. Я подошел и заглянул внутрь. У большой плиты хозяйничал повар в белом фартуке. Увидев меня, быстро наложил в жестяную миску гречневой каши с мясом и подал вместе с ложкой. Я сел за ближайший столик, но не успел начать есть, как повар меня окликнул. Второй раз я вернулся к столику с корзиночкой грубо нарезанного белого хлеба и со стаканом воды. По крайней мере, сначала я думал, что это вода, но когда поднес к губам, понял, что это спирт.

– Нет, – сказал я, – это не для меня. Лучше налейте чаю.

– Чай само собой, – улыбнулся повар. – А что, этого не будешь? – он кивнул на стакан.

– Нет.

– Хорошо.

С этими словами он резко выдохнул из себя воздух и выпил стакан до дна, громко крякнув. Затем занюхал хлебом и еще раз довольно крякнул и шмыгнул носом. Я забрал чай и сел ужинать. Когда же съел все и понес тарелку к окошку, повар спросил:

– Наелся?

Я кивнул.

– Не обманывай. Там, откуда ты прибыл, никогда не наедаются. Бери добавку.

И наложил снова полную миску. Я не возражал. Когда собирался уходить, повар сказал:

– Это сейчас ты сел за первый попавшийся стол. Но твой вон там у окна. Запомнил?

Я удивился, что здесь придают важности таким мелочам, но смолчал.

Глава 51

Киев, ноябрь 2019. Бисмарк опять спускается в подвал на Межигорской с неожиданными последствиями

Звонок мобильного подбросил Бисмарка с пола, и он, покосив взглядом на диван, чтобы проверить, не проснулась ли Рина, схватил его и выбежал на кухню.

– Олежка! – голос Клейнода показался более хриплым и подавленным, чем обычно. – Надо, чтобы ты приехал! Срочно!

– В подвал? – уточнил Бисмарк.

– Да. Но осторожно! Чтобы тебя никто не видел!

Рина спала крепко, очень крепко.

Бисмарк выглянул в окно, проверяя погоду. Оделся. Закрыл за собой дверь.

Солнце проглядывало сквозь полутяжелые, готовящиеся стать тучами облака. Ближайшие пару часов обещали быть сухими.

Добравшись до Межигорской, Бисмарк сбавил темп и дальше по улице шагал уже вялой походкой бездельника. Чем ближе он подходил к знакомой подворотне, тем внимательнее косил по сторонам. Но никто из прохожих не внушал подозрения.

Свернув в арку двора, он остановился. И пожалел, что не курит – ведь теперь мог бы прикурить и постоять минут пять, проверяя: не следят ли за ним или за подворотней. Но он не курил. Поэтому достал из кармана мобильник и, не долго думая, позвонил Адику.

– Ты чего? – В ушную перепонку ударил знакомый звонкий голос. Адик был явно удивлен звонку.

– Да так, – Бисмарку надо было срочно выдать собеседнику причину звонка, а голова не работала. Он сделал вид, что закашлялся.

– Что, будешь снова на Грецию просить? – Попробовал догадаться Адик.

– Ну да! – Поддержал его предположение Олег. – Думаю, а вдруг у тебя лишние деньги появились?

– Подожди пару недель! Деньги появятся, но чуть позже…

– Пару недель? – Переспросил Бисмарк, одновременно