Конец «Русской Бастилии» - Александр Израилевич Вересов

— Вы представьте себе, — сказал Чекалов, — гвардейцев фельдмаршала Шереметева, далеких пращуров наших… Вот плывут они от взятого штурмом «Орешка» на ладьях, на галерах вниз по течению, к сильной шведской крепости — Ниеншанц, или попросту, по-русски, Канцы. Она подальше, в Невской излучине…

Николай оглядывает рабочих-бойцов. Лица у всех внимательные, серьезные.

— И вот, представьте себе, осадили русские солдаты ту крепость. Послал фельдмаршал на вал трубача, объявить бой. И началась се́ча. Рубились день и ночь. Обнесло земляные стены огнем. Выбросили шведы белый флаг, моля о пощаде…

Умолк Николай. Нетерпеливый Вишняков спросил:

— А дальше-то что?

— Дальше было так. Солдаты после сражения, чуть перевели дух — рвутся уже снова вперед, к туманному балтийскому взморью, к затерянному среди лесов и болот островку Заячьему… Спешили заложить на том острове город — крепость Санкт-Петербург…

Красногвардейцы не шелохнутся. Слушают неожиданный и такой занятный рассказ председателя Совета.

— Вот какой дорогой плывем мы с вами, славная шлиссельбургская гвардия, — заключил Чекалов и повернулся к Иустину: — Бывает же так, друже, что мысль идет за тобой по пятам, покоя не дает, хочет быть сказанной. Вот и у меня такая мысль: плывем мы старинной водной дорогой, спешим. Спешим открыть свой Петроград… А Канцы — вон они!

Флотилия плыла мимо пологого берега с громоздившимися на нем фабричными строениями. Среди них на холме виднелся обнесенный изгородью дуб с наполовину сухими ветвями.

Бородатый красногвардеец-пулеметчик нагнулся к Чекалову.

— Спасибо тебе, Михайлыч, за добрую сказку. С нею времечко пролетело неприметно. Эвона «Калачи». А там и монастырь Смольный.

За кирпичными мучными складами росли, устремляясь в небо, бело-голубые стены.

11. Клодтовские кони

Для Зоси эти дни были наполнены самыми невероятными событиями. Все началось в то утро, когда ладожские пароходы пришли в Питер и причалили к берегу, забросанному сырыми почерневшими бревнами.

Тут красногвардейцев подстерегало первое происшествие. Из-за складского домика вывернулся броневик, с перепугу затарахтел, выбросил густое синее облачко и начал пятиться обратно.

Жук велел прекратить начавшуюся было высадку, сходни убрать, топки на пароходах не гасить. Он сам расставил караулы на берегу и ушел в город вместе с Чекаловым.

Не возвращались они так долго, что красногвардейцы начали беспокоиться за судьбу своих командиров.

Жук и Чекалов появились лишь около полудня. Вид у обоих был очень встревоженный. Они сразу же собрали командиров.

Оказывается, броневик не напрасно сунулся к причалу. Берег уже оцепляют юнкера. По приказу Временного правительства они должны разоружить шлиссельбургский отряд…

Узнав о том, красногвардейцы без команды начали заряжать ружья. Со всех сторон кричали:

— Иустин Петрович, прикажи выкатить пулеметы!

— Расшибем юнкерье!

Чекалов подождал, когда бойцы успокоятся, и сказал, медленно и твердо произнося слова:

— Мы высадимся, но без пулеметов. Призываю вас к осторожности, товарищи. Не поддавайтесь на провокации!

Жук велел оружие оставить на пароходах и под охраной отправить обратно в Шлиссельбург. Красногвардейцев этот приказ не порадовал. Зося привыкла во всем верить Иустину, но и она задумалась. Когда кругом творится такое, с винтовкой лучше не расставаться.

Лишь позже бойцы поняли, что дело шло о спасении того, без чего отряд не мог бы существовать, — о спасении оружия.

В ту минуту Зося и девчата были озабочены еще и другим. Надо забрать с собой побольше хлеба, вяленой рыбы, крупы. Хоть мирная демонстрация, хоть драка, а есть все равно надо.

Красногвардейцы посмотрели вслед уплывающим пароходам. Построились под знаменем и пошли. Юнкерский кордон, убедившись, что отряд без оружия, пропустил его.

Петроград показался Зосе взбудораженным. По улицам, нахлестывая коней, скакали всадники. Мчались в облаках копоти автомобили. Встретились две или три колонны, которые несли флаги. Все шли в том же направлении, что и шлиссельбуржцы. Литейный был уже забит народом. По Невскому двигались совсем медленно.

Такого множества людей Зося никогда не видела. Удивило ее то, что никто не пел. И лица у всех напряженные. Над рядами плыли высоко поднятые плакаты — на материи, на картонных листах. На многих написано то же, что на шлиссельбургском знамени. Но еще чаще повторялся призыв: «Долой Временное правительство!»

Эти слова выкрикивали вслух. Тогда сотни рук, сжатых в кулаки, взлетали в воздух. Топот ног сливался с голосами.

Шествие длилось долго. А потом оборвалось. Зося хорошо запомнила, как это случилось.

На Аничковом мосту она смотрела на чугунных клодтовских коней, поднявших ввысь копыта. Вдруг впереди что-то затрещало, совсем как по вечерам — колотушка сторожа в поселке, только громче и чаще. Молодой рабочий, шедший впереди, закричал и повалился набок, обирая вокруг руками. Люди шарахнулись в стороны, ближе к домам.

Зося не успела отбежать. Над ее головой взметнулись копыта и брюхо коня, совсем как там, на мосту.

Но испугалась она, когда увидела лицо Иустина, бешеное, с налитыми кровью глазами. Зося всхлипнула и припала к холодным камням мостовой…

Потом стало очень тихо. Так тихо, что слышно было, как деловито звенит комарик: «3-зы, з-зы!» И женщина с незнакомым смуглым лицом заставляла ее пить что-то очень горькое, а мужчина в очках говорил женщине: «Посмотри, цела ли кость». И опять: «3-зы, з-зы!»

Зосе нужно было спросить многое. Кто они, эти люди? Где Жук и Чекалов? И самое главное: зачем это надо, чтобы ее, такую маленькую и несильную, убивала копытами лошадь с Аничкова моста? Но Зося поленилась и ни о чем не спросила.

Позже, когда она опять проснулась, в комнате было много людей и все громко разговаривали. По голосам она узнала Жука и Чекалова. По-видимому, Николай обращался к той, смуглой и полуседой:

— Этот день не будет забыт, Марина Львовна. Не в первый раз по рабочей спине гуляет нагайка…

Иустин же, точно сдерживая боль, проговорил:

— Расстреляли демонстрацию, как в пятом году. Только тогда царь по нас палил, а теперь — буржуазия… Ну, на этот раз расплата будет скорая. Уж поверьте моему слову.

Они говорили так громко, что Зося попросила:

— Не кричите, пожалуйста.

Спорящие обрадовались ее пискливому голоску. Все подошли. Пожилая женщина подержала теплую ладонь на ее лбу. Иустин нагнулся к девушке и не раздумывая чмокнул ее в щеку.

Ну что ж, немножко поболеть не такая уж большая беда.

Николай — какие у него добрые глаза — наклонился совсем близко и принялся рассказывать; он знал, на какие вопросы нужно ответить прежде всего.

Оказывается, это Жук выхватил Зосю из-под копыт, он же на руках принес ее к своим знакомым… Фамилия трудная, не сразу выговоришь: Лих-тен-штадт…

В отряде все живы, вернулись в Шлиссельбург. И знамя — работа заводских