Наследник - Марк Арен

– Но я и не собиралась уходить.

– Речь не о ваших планах. Речь о вашей безопасности. И о жизни Михаила Федоровича. Как я понимаю, вы бы не хотели, чтобы с ним произошли какие-нибудь неприятности?

– Что вы!

Отец Роман встал с кресла и, заложив руки за спину, прошелся по веранде. Он держался прямо, как офицер на параде, и шаги его были твердыми. Но вот он снова сел в кресло и вздохнул:

– Простите, не могу избавиться от старых привычек. Как только начинаю говорить о чем-нибудь не совсем мирном, сразу наполеоновские комплексы пробиваются. Голос прорезывается командный, шагать начинаю. Грехи мои тяжкие, Господи, помилуй. Я, сестрица… Ничего, что я так по-свойски? Мы же теперь в одной семье, да? Я, милая Катерина Николаевна, двадцать лет состоял в вооруженных силах. От курсанта до майора дошел, дальше не пустили и, слава Богу, встал на верную стезю. И вот уже в монашестве подвизаюсь более половины жизни, а все порой вылезают следы прошлого. Погоны, так сказать, проступают из-под рясы. Так вот, о чем я попытаюсь вам поведать, сестрица. Диверсанты, гости наши ночные, они ведь за душой Михаила Федоровича приходили. Есть на свете люди, для которых свет не мил, пока жив хоть один настоящий Романов. А он – настоящий. Доподлинный. Кровь от крови и плоть от плоти. Правнук императора Николая II. Венценосец! Вы знали об этом?

– Чувствовала, – ответила она еле слышно, потупив глаза.

– С рождения в бегах в поисках укрытия. Не счесть сколько раз ему приходилось менять кров. Не сам спасался. Люди спасали. Есть на свете и те, кому сам Бог велел сохранить царский род. До поры до времени нам это удавалось. То, что сегодня ночью случилось, – такое впервые. Были попытки и раньше. Пытались найти, пытались убить. Да только наши службы работают лучше вражьих. Мы бы и дальше справлялись. Но, как видно, пришло время для другой работы. Не будет больше ни бегства, ни новых укрытий. А будет битва. – Он остановился и глянул на нее с улыбкой: – Вы уж простите, что я так высокопарно излагаю. Не отошел еще от утренней проповеди.

– Зачем вы мне все это рассказываете? Ведь это, наверно, тайна?

– Что ж поделать. Вы так близко к этой тайне подошли, что ее проще открыть, чем и дальше прятать. Вы же теперь наш союзник, не так ли?

– Так, конечно, так!

– А раз так, то слушайте, Катерина Николаевна, мой боевой приказ: оставаться в монастыре, сколько сможете выдержать. Место здесь надежное. Если кто и выследил вас, то вреда не причинит. А на воле вы станете слишком желанной добычей.

– Для кого?

– Для врагов наших. Знаете, что такое заложники? Инструмент войны. Захватывают ценных пленников, чтобы давить на противника. Вы – ценный пленник. Кроме вас, у Михаила Федоровича нет никого, кто был бы ему так близок. Если вас выследят, это будет максимально сильный удар. Михаил Федорович ведь не только морально страдать будет. Он и дух боевой утратить может, и неверные решения принимать в душевном-то смятении. Причем, заметьте, ни о каких переговорах с захватчиками и речи не будет. Так что если вы попадете им в руки, они ничего не добьются. – Он погладил бороду и вздохнул: – Ужас, ужас! Что я говорю! Но такова правда. А вам лучше знать правду, чем питать несбыточные надежды.

– Нет у меня никаких надежд.

– Надежды есть всегда. Только они разные. Один сеет хлеб и надеется, что не будет засухи и града, и осенью он соберет урожай. Другой лежит на печи и надеется, что хлеб сам вырастет. Так давайте будем надеяться на лучшее. И если вы хотите помочь Михаилу Федоровичу, то ваше место у нас.

– А его? – глядя в никуда, отрешенно спросила Катя.

Священник недоуменно взглянул на нее.

– Я спрашиваю, где ж его место, если мое – среди вас?

– На троне, как и сказано в старом пророчестве, – торжественным голосом произнес батюшка.

– В пророчестве? – удивленно вскинула на него глаза Катя.

– Да, в пророчестве инока Авеля, – кивнув головой, ответил батюшка. – Известно, что в ночь с 11 на 12 марта 1901 года Николай II в присутствии императрицы Александры Федоровны и особо приближенных лиц вскрыл ларец с предсказаниями вещего Авеля. По приказу Павла I им самолично опечатанный ларец следовало открыть его преемнику в день 100-летия смерти императора. Предсказания потрясли Николая II – Авель предвидел, что произойдет: гибель Павла, сожжение Москвы, восстание декабристов, добровольный уход Александра I, убийство Александра II, мировую войну, крушение династии… Но там были слова и о реставрации монархии, – сказал священник, прокашлявшись, закрыл глаза и нараспев продолжил: – «…Россия вновь станет великою страною и процветет аки крин небесный. Наследник последнего царя Николая II править будет во время возрождения России, и имя его – Михаил. Перед ним два тезоименитых Михаила будут на престоле России – но не царском – а этот воссядет, как на царский престол…» Два Михаила уже канули в Лету, – пояснил отец Роман. – Один их них – это брат последнего императора, Михаил Романов, он успел править всего один день, а другой – Горбачев. И вот наступило время Михаила Федоровича! Но сначала нужно выиграть эту войну, которую сто лет ведут против нас.

«Так вот о какой войне говорил Михаил, – слушая мерную речь священника, думала Катя. – Вот, значит, о чем он все время думал. Как же я не смогла разглядеть, что его сердце занято? Пусть не женщиной. Это много хуже! С соперницей я бы справилась. Если б не смогла, в крайнем случае, подсказала бы Даша. Но он отдал себя России! А я для него была лишь легким приключением…»

Ей хотелось подобрать еще какие-нибудь обидные слова, но не получалось. Она не могла ни обижаться на Михаила, ни осуждать его. Больше того, осуждать она могла только себя.

Что влекло ее сюда? Не запретность ли желанного плода? Как только она узнала, что он недоступен – это случилось в феврале после отцовского звонка – ее чувство вовсе не угасло, а, наоборот, стало только сильней.

Для чего она тогда соврала ему про мужа? Только ли для того, чтобы разорвать отношения, которых еще не было и в помине? Или для того, чтобы причинить ему боль? Да! Именно так! Мужчина забудет любую ласку, но боль забыть невозможно. Такова человеческая природа.

Она причинила ему боль, чтобы он влюбился в нее еще сильней. По крайней мере, так она рассчитывала. Что же получается?