Победные трубы Майванда. Историческое повествование - Нафтула Халфин

Изредка сардар со свитой выезжал из своего дворца, расположенного в северной части города. Приближенные знали: куда бы он ни направлялся, путь обязательно приведет его к усыпальнице Ахмед-шаха Дуррани, основателя Афганского государства, чьей первой столицей был Кандагар.

Шер Али-хан останавливался близ легкого кирпичного восьмиугольника, украшенного многоцветной мозаикой с небольшими минаретами по углам и позолоченным куполом. Он прислушивался к доносившемуся изнутри чтению Корана и окидывал спутников многозначительным взором: ощущают ли они все величие своего повелителя?

Большого вкуса к делам сардар не питал. После утренней молитвы он лениво выслушивал сообщения о состоянии финансов, ограничиваясь общими распоряжениями. Их смысл сводился к необходимости расширять сбор налогов и податей, даже если для этого понадобится применить войска. Не проявлял серьезного интереса Шер Али-хан и к гарему. Зато оживлялся, когда наступал час обеда. Он весьма пристрастился к шотландскому виски, которое ему втихомолку щедро поставлял британский политический агент в Кандагаре полковник Оливер Сент-Джон. Чтобы не смущать присутствовавших при трапезе правоверных мусульман, содрогавшихся от одной мысли о нарушении введенного пророком запрета на спиртные напитки, правитель распорядился подавать ему виски в чайнике под видом холодного чая.

Кандагар.

Несмотря на обильную и жирную пищу, виски давало о себе знать. К концу обеда лицо Шер Али-хана багровело. Он с удовольствием разрешал слугам взять себя под руки и отвести, а точнее, отнести в спальню и уложить среди гор одеял и подушек.

По вечерам во дворец приглашали стариков-рассказчиков. Они вспоминали разные события времен правления пяти братьев. Сардар закрывал глаза и, раскачиваясь, переносился в золотую пору детства и юности.

Так шел день за днем. Крупный отряд англо-индийских войск удерживал ключевые пункты Кандагара. На его окраине возник обычный кантонмент — укрепленный лагерь оккупантов. Город жил нервной и напряженной жизнью. Закупки продовольствия для британских солдат и офицеров привели к резкому росту цен. В тех случаях, когда возникали трудности со снабжением англичан, продукты попросту реквизировались. Пьяная солдатня устраивала дебоши, драки. В столкновения с жителями нередко вовлекались десятки людей, и дело доходило до перестрелки. Страсти накалялись. Их средоточием, как всегда на Востоке, был базар.

В самом центре Кандагара, на пересечении улиц, шедших от Гератских и Шикарпурских ворот, разместился Чорсу — огромный четырехугольник, крытый бревнами и циновками. В Чорсу и вокруг него ремесленники трудились в убогих, темных мастерских, торговцы выкладывали товар в лавках, банщики умело массировали тела посетителей бань, чайханщики сноровисто разносили сосуды с ароматным напитком, погонщики верблюдов с яростным криком «Пош! Пош!» — «Берегись!», чудом лавируя в закоулках Чорсу, вели свои караваны. Над всем этим вился дым от жаровен, далеко разносивший неповторимый запах шашлыков и только что снятых с тануров аппетитных лепешек. Много языков, наречий, говоров звучало здесь. Афганцы, входящие в состав различных племен и племенных союзов — дуррани, гильзаи, вардаки, какари, хотаки, барцы, и многие другие — таджики, хазарейцы, индийцы, белуджи либо жили тут, либо прибыли издалека со своим товаром.

И везде, о чем бы ни велась речь, в конце концов разговор обязательно сводился к тому, что волновало всех кандагарцев, страстно любивших свой край. К инглизи…

— Долго еще нам терпеть их? — спрашивал ткач.

— Дождутся: возьмемся за оружие и напомним нашу поговорку, что земля горит там, где разведен огонь, — откликался кузнец.

— Осторожно! Не болтайте лишнее, — лавочник, разрезая знаменитый кандагарский гранат — анар, предостерегающе кивал на проходившего мимо сарбаза.

— А чего бояться? — возражал жестянщик. — Он думает так же, как и мы, не то что эти красномундирные собаки.

Шер Али-хан вполне устраивал утвердившихся в Кандагаре пришельцев, а потому они старались не подрывать его авторитет, не отказывали в денежных подачках, снабжали дворцовую стражу и войско оружием, хоть и устаревшим, и боеприпасами. Сардару доносили, что в народе растет недовольство его покровителями, что на улицах нередки стычки между жителями и оккупантами, что в окрестностях города находят трупы солдат англо-индийских полков, неосторожно покинувших в одиночку район расквартирования, что его собственная армия не очень надежна.

Правитель отмахивался и принимал серьезный вид, лишь когда его навещал «кэнал Санжан», как он именовал полковника Сент-Джона, не справляясь с принятым в Афганистане, но труднопроизносимым словом «корнейль» (от английского «колонел»). Тот мягко призывал Шер Али-хана построже относиться к своим подопечным. Племянник Дост Мухаммад-хана покорно соглашался, учитывая, что этот визит пополнит его запасы «огненного напитка неверных», а может быть, и казну…

Но вот 5 апреля 1880 года полковник, который обычно не стеснял себя выбором одежды, приезжая во дворец, на сей раз прибыл в полной парадной форме и при всех регалиях. Его сопровождал взвод гусар в пробковых шлемах, темно-синих с желтыми шнурами мундирах, красных рейтузах с широкими желтыми лампасами и в сапогах с длинными голенищами. Все это свидетельствовало, что полковник явился с чрезвычайным известием. И когда Шер Али-хану доложили о приезде англичанина, он поспешнее, чем обычно, выбрался из подушек на тахте и двинулся навстречу гостю. Обменявшись приветствиями с сардаром, Сент-Джон передал ему послание вице-короля Индии.

Лорд Литтон извещал, что ее величество королева Великобритании и императрица Индии соизволила облечь сардара верховной властью, присвоив ему титул «вали». Границы Кандагарской провинции намечалось определить в самом ближайшем будущем. Впрочем, это уже не была какая-то захудалая провинция Афганистана. Карте мира надлежало обогатиться еще одним государством — Кандагарским. Лорд Литтон обещал новому властелину, что к городу подведут железную дорогу. Вместе с тем до сведения вали доводилось, что в Кандагаре будут находиться англо-индийские войска и политический комиссар.

…Миновал злополучный для консервативного кабинета апрель, «поэт в Симле» успел подать в отставку и получить ее, но Британская империя от своих планов не отступала. Утром 11 мая 1880 года в Кандагаре на площади перед дворцом Шер Али-хана были выстроены две роты незадолго до того прибывшего в юго-восточный Афганистан 66-го Беркширского полка во главе с подполковником Джеймсом Гэлбрайтом. Слева от них расположились совары 3-го собственного ее величества полка бомбейской легкой кавалерии, перед которыми гарцевал на вороном коне их командир майор Керри. Поодаль разместился с тремя пушками 5-й батареи 11-й бригады королевской артиллерии майор Коллинвуд.

В 10 часов, когда палящее солнце еще не начало жечь все живое, ко дворцу подъехал генерал-майор Примроуз, командир Бомбейской дивизии. Она так долго находилась в городе, что ее уже стали именовать Кандагарской. Генерала сопровождал английский политический агент в Южном Афганистане, а теперь еще и политический комиссар Великобритании при вали полковник Сент-Джон.

Началась официальная церемония, посвященная образованию Кандагарского государства и провозглашению Шер Алихана его главой. Виновник торжества, окруженный придворными, стоял у входа в свою резиденцию, облаченный в халат из золотой парчи. Конец белоснежной чалмы, как и положено мусульманину, свисал слева. Точнее, он не свисал, а болтался из стороны в сторону, ибо Шер Али-хан без конца осматривался: все ли видят час его торжества?

Англичане спешились. Комиссар прочел вслух уже известное письмо вице-короля (следовало бы указать — «бывшего», но Сент-Джон предусмотрительно опустил это). Выждав, пока его слова переведут, он добавил, что вали разрешается иметь совет и чеканить монету со своим именем, а это, как известно, является первейшим признаком независимости. Полковник пояснил, что тем самым восстанавливается историческая справедливость: ведь некогда, при первых баракзайских правителях, Кандагар был самостоятельным!

Затем наступила очередь генерала. По его знаку подошел капитан; за ним следовала целая вереница солдат. Они несли подарки вице-короля: меч на усыпанной драгоценностями перевязи, карманные часы с алмазами и золотой цепью, стенные часы с боем, серебряную посуду, тюки с шелком и бархатом.

Примроуз надел на вали меч и пробасил:

— Мы убеждены, что этот меч будет беспощадно разить наших общих врагов. Вашему высочеству необходимо твердо помнить, что рядом находятся войска друзей, всегда готовых в трудную минуту прийти на помощь союзнику.