Балаустион - Сергей Конарев

— Осторожней, свинья! — прорычал он. — Прикусишь — убью!

С каким-то тупым облегчением Зилла принялась ласкать его толстый скользкий ствол своими разорванными губами. Она находилась в полуобморочном состоянии и почти не ощущала боли в промежности и исполосованном теле. Вскоре мужчина задергался, зарычал, и через миг густое семя хлынуло ей в рот. Девушка нашла в себе силы удержать поднявшийся из желудка мощный позыв к рвоте.

Опустив край хитона, тяжело дышащий хозяин посмотрел на нее, все еще стоящую на коленях, долгим удовлетворенным взглядом.

— Можешь считать себя прощенной. Из тебя еще получится толк, клянусь Эротом. Завтра можешь отдыхать, послезавтра снова выходи на кухню.

Отвернувшись, он пошел к двери. Уже взявшись за ручку, снова повернулся к ней.

— Не забудь хорошенько вымыть плеть. Отдашь кому-нибудь из охраны.

— Да, господин, — чтобы сказать это, ей пришлось проглотить семя.

Мужчина удовлетворенно кивнул и вышел прочь. Как только дверь за ним закрылась, молодая рабыня со всхлипом извлекла из себя покрытую липкой кровью рукоять плети. Откинув ужасное орудие в дальний угол, девушка схватилась за живот и, согнувшись в мучительном спазме, выплеснула содержимое желудка на пол.

Эфор Гиперид поднимался по ведущим из подвала ступенькам, довольно улыбаясь. Внизу живота чувствовалось приятное облегчение, в позвоночнике все еще звенела сладостная дрожь. Нет, ради таких моментов стоит жить, и пусть идут к демонам все те, кто считает противоестественным подобный способ удовлетворения мужского желания.

Эфор давно привык к факту, что только жестокое насилие и издевательства вызывали в нем чувственное возбуждение, и даже смирился с неудобствами, являвшиеся следствием этой его страсти. Сохранять тайну было нетрудно, когда его жертвами были привезенные на продажу рабыни или илотки из поместий. Но куда большее удовольствие Гипериду доставляло истязать свободных. Время от времени люди эфора похищали на улицах города молодых спартиаток и под покровом ночи приводили в его особняк. Эти девушки заканчивали жизнь в подземелье, причем смерть их нельзя было назвать легкой. Временами их трупы со следами пыток и издевательств находили в Эвроте, и тогда в городе оживали кривотолки вокруг Красного дворца, как называли лакедемоняне особняк эфора Гиперида, — кто знает, по цвету обожженного кирпича, из которого он был построен, или по ассоциации с кровью жертв его хозяина? Открыто этого никто не обсуждал.

В андроне эфора встретил лысый и пухлый управляющий с одним ухом — второе было отрезано в наказание за какой-то проступок.

— К тебе посетитель, господин, — управляющий попытался скрыть страх. Он знал, что днем в темницу была отведена новенькая рабыня, разбившая по неосторожности сосуд с вином, и догадывался, что произошло и откуда возвращается хозяин в столь позднее, уже заполночь, время.

— В такой час? Он что, с ума сошел, этот несчастный? Кто посмел? — состояние расслабленного блаженства сменилось раздражением. Управляющий мелко задрожал.

— Это эфор Архелай, господин. Я не хотел его впускать, сказал, что ты отдыхаешь, но он меня оттолкнул и прошел в дом….

— А-а, старина Архелай! — гримаса на лице эфора слегка смягчилась.

— Да. Он сказал, что… что тебе придется, добрый господин….

— Ну же, не тяни, собачий потрох!

— Что тебе придется прервать отдых ради того дела, с которым он пришел, — щеки управляющего посерели.

— Ну так какого демона ты тут осла за хвост тянешь? Немедленно веди меня к нему!

— Ах, помилуй, господин Гиперид! Изволь, посетитель в библиотеке, — торопливо семеня, лысый толстяк бросился к покрытым резьбой и позолотой дверям и распахнул обе створки. — Прошу, господин.

Критически осмотрев свою одежду — не осталось ли на ней следов после акта наказания кухонной растяпы — хозяин дома ступил в библиотеку. Гость, одетый в плотную бледно-серую хлайну, дорогой хитон с красным геометрическим рисунком и теплые зимние эмбады, сидел у левой стены на низкой скамье со спинкой. Проницательным взором хозяина были тут же подмечены напряженная спина Архелая и некая лихорадочность в его взгляде.

— Приятно видеть тебя снова, мой добрый друг! — Эфор Гиперид попытался изобразить на лице любезную улыбку. — Что случилось столь спешного, что не может подождать до утра?

— Прошу прощения, что нарушил твой ночной покой, — при этих словах Архелай с подозрением оглядел коллегу с ног до головы, так как имел достаточно ясное представление о его ночных развлечениях. — Дело действительно не терпит отлагательства. Младший Агиад знает о наших планах, в том числе и о приезде мастера смерти.

И Архелай передал хозяину дома содержание разговора со стратегом-элименархом Леотихидом.

— Он угрожал рассказать все Эврипонтидам, и мне пришлось согласиться свести его с Горгилом.

— Проклятье! — мрачно выругался Гиперид. — Быть может, рыжий щенок блефовал насчет Эврипонтидов?

— Не думаю. Эти Агиады сделаны из добротного материала, и слова их редко расходятся с делом. Ты еще не забыл старого негодяя, их отца? Тот, кто ссорился с ним, обычно очень серьезно жалел об этом.

— Леотихид не сын Агиса, а ублюдок Алкидама-этолийца, — парировал Гиперид.

— Тоже не худшая кровь, я бы сказал. Как бы то ни было, молодой мерзавец говорил достаточно убедительно, и у меня не было ни малейшего желания проверять на себе, блефует он или нет.

— Да с чего бы это ему помогать Эврипонтидам? Он ведь сам признался, что с большим удовольствием увидит их мертвыми, — не сдавался Гиперид.

— Он мог бы намекнуть людям Эврипонтидов о нашей причастности и после… дела, — Архелай даже в приватном разговоре избегал произносить слово «убийство». — И даже еще лучше — сообщить о раскрытом им «заговоре» своему братцу-царю. Тот, с его мужицкими представлениями о справедливости и законе, не преминул бы устроить показательный суд. Так Агиады очень удачно избавились бы как от Эврипонтидов, так и от нас, дружище Гиперид.

— От нас? — с нажимом на последнее слово произнес Гиперид, внимательно глядя собеседнику в глаза.

— Ну конечно! — Архелай не дал взять себя на испуг. — Не думаешь ли ты, что я, в случае, если придется идти ко дну, буду скрывать твое активное, хоть и тайное участие в этом деле? Не-ет, тонуть, так вместе.

— Ну ты и подлец, Архелай, — прошипел Гиперид.

— Не больший, чем ты, милейший старина Гиперид, — сдержанно улыбнулся Архелай. — И даже меньший, если учесть, что я не похищаю женщин и не изуверствую над ними.

В черных змеиных глазах Гиперида проскользнуло странное выражение, и Архелай понял, что сказал лишку. Только сейчас вспомнив, что находится ночью, почти без охраны в доме с весьма зловещей репутацией похожий на медведя эфор вдруг почувствовал, как по спине прополз неприятный холодок.

— Довольно об этом, — замахал он руками, пытаясь разрядить обстановку. — Мы — друзья, и не дело нам ссориться.

Гиперид еще некоторое время молча смотрел на гостя, потом кивнул, соглашаясь. Запах смерти, пронизавший воздух библиотеки, улетучился.

— А почему ты думаешь, — словно ни в чем ни бывало продолжил разговор Гиперид, — что Агиады сдержат слово, даже если мы согласимся на их условия? Что помешает им провернуть эту затею — с разоблачением заговора, показательным судом и так далее? Ты убедительно описал, что это для них весьма выгодно: убрать Павсания нашими руками, а затем избавиться и от нас.

— Но ведь теперь они сами становятся участниками заговора, по крайней мере младший, рыжий стратег-элименарх, — развел большими руками Архелай. — Он будет так же выпачкан в этом, как и мы. И, кроме того, что Агиадам сейчас делить с нами? Мы делаем одно дело, в целом смотрим на жизнь с одинаковых позиций… Да и договориться с нами всегда можно, старина Гиперид, неужели ж они этого не понимают? Кто станет эфором, не стань меня и тебя? Вояка Маханид или хитрован Каллиброт, скорее всего. Люди жесткие, военные, и неизвестно, как начнут разговаривать, получив в руки эфорскую власть. Не думаю, чтобы Эвдамид не понимал этого. Нет, клянусь богами, речь идет о долговременном сотрудничестве.

— Хм, резон в этом есть, — Гиперид вздохнул, пожевал тонкими губами. — И все-таки не нравится мне это: жить, надеясь на разум и добрые намерения правящих сопляков.

— Пока ничего другого не остается. Однако, дорогой друг, существует надежда, что скоро все переменится. Как только мы усадим на трон моего племянника, наше положение станет куда более устойчивым.

— Хе, да не допустят боги, чтобы случилось по-другому, — на миг бледное лицо Гиперида разорвала улыбка. — А этот недоношенный стратег, Леотихид, не догадался, какой твой главный интерес в устранении ветви Павсания? Не так уж это и трудно, клянусь бородой Зевса.