Нечаянный колдун - Владимир Петров-Одинец

Откинувшись на спинку стула, генерал смотрел на подсвеченную голубыми фотодиодами стену кабинета и вспоминал разговор с Еленой Кичигиной. Она и Дик Бронсон были спасены Горловым, это — вне всякого сомнения. Кичигину и Горлова связывают личные отношения, иначе она бы его так не искала. Значит, врач может сюда приехать? Тогда надо восстановить за ней наблюдение, дождаться и посмотреть, что это за фрукт.

И запросить, что известно по Ричарду Бронсону.

102

Вечером, когда Матвеич читал очередную страничку из горы методической литературы, в дверь позвонила Полина.

— Посмотреть, как ты. Я рядом живу, в соседнем районе, — Девушка разительно отличалась от пышущей гневом стервы, спровоцировавшей его на убийство.

Врач испытывал множественное чувство. Стыд за хмельную дурь, что обнажила его низость (бахвалился мощью! куражился над Аркадием! считал себя всемогущим! — тьфу, вспоминать тошно!). Неизбытая злость на эту кобылу — а зачем довела его до бешенства? Виноватость — убил, пусть неосторожно, но — убил ведь? Гордость преобладала — пересилил ведьму, победил, а затем спас, вернул к жизни.

Весь этот коктейль плескался, как в коньячном бокале, долетая до краев и создавая интригующую, а тем — весьма приятную ауру встречи. Конечно, главный вопрос ясен — с какой целью заявилась? Дамы к вечеру так просто не приходят! Тем более, что он ее отшил сначала. Задето женское самолюбие, потребна сатисфакция!

Никакой враждебности Полина не излучала, совсем наоборот — от нее шло тепло и доброжелательность:

— Саша, ты на меня не сердишься?

— За что? — Слукавил Матвеич, очищая стул от бумаг и подвигая даме.

— Спасибо. За глупое наставничество. Я же не знала, что ты такой мощный манипулятор…

— Кто?

— Манипулятор — кто воздействует на магическое поле… Ты что, совсем ничего не знаешь? А как же работаешь? — Красивые брови девушки изумленно взмыли, собрав на чистом лбу мгновенные морщинки.

— Полинка, я совершенно случайный человек в вашей колдовской компании. Спроси у Ивлева. Меня черт занес в ту аномальную зону, а дальше все само закрутилось…

Матвеич начал было рассказывать, но в «комке» словно щелкнуло реле, включая тормоз:

— «Зачем ей знать об этом?»

События последних недель убедили врача, что скромно молчать — гораздо безопаснее, чем откровенничать. Не рассказал бы прокурору о шаманских мороках — Ивлев бы не заинтересовался. Не выдал бы Ивлеву невидимость — не сидел бы здесь, за тридевять земель от Лены.

Лена… Образ девушки, уже слегка потускнел, отдалился, стал казаться не вполне реальным, а чем-то былым, уравненным с легендами или сказками… Врач вздохнул, отгоняя воспоминания о сплаве. Сколько всего случилось с тех пор — даже и не верится… Возникшую жалость к себе, невезучему, оборвал окриком:

— «Надо жить здесь и сейчас!»

Вывернулся из начатого некстати рассказа о своих похождениях:

— …спасибо Ивлеву, разъяснил, где я начудесил. Мне еще Азбуку учить…

Полина отвесила комплимент:

— У тебя силища немерянная. Я запись посмотрела — ты меня…

— «Запись?» — ужаснулся Матвеич.

Ему и в голову не пришло! Конечно, эксперименты — под запись… Тогда она все знает? Господи, и после этого пришла? Да она его ненавидеть должна, со страшной силой! Эта мгновенная паника отразилась, наверное, на его лице. Полина положила ладонь поверх широкой лапы врача, успокоила:

— Саша, не переживай так…

— Я чуть не….

— Ты же не нарочно…

— …убил тебя! Мне показалось, что ты… — горячая оправдательная речь Матвеича накладывалась на слова Полины, переплеталась с ними.

— …Аркаша рассказал потом, что ты разрядился…

— … вот я и психанул…

— …на стрелку и рикошетом… Я же напротив, а это опасно, мы так не…

Матвеич резко затормозил, сообразив, что собеседница не помнит собственного нападения, и считает, что «вырубил» он ее раньше, в самом эксперименте!

— …и тебя всерьез не принимали. Так что я сама виновата, — закончила Полина.

— Ну да. Не стой под стрелой! — Подпустил иронии осмелевший врач.

— Сказал бы: Товарищ, там ходи, здесь не ходи — снег башка попадет, совсем плохой будешь! — в тон и очень точно процитировала девушка.

Посмеявшись, сняли груз со своих душ. Беседа пошла живее. Полинка рассказывала о себе, о лаборатории, о Москве, о предстоящем отпуске, о пустяках совершеннейших, пока не исчерпались все темы. Наступившее молчание показало, что пора расставаться.

Полина встала, вскочил и Матвеич. Глядеть в ее глаза, слегка задирая голову, он уже привык, поэтому искал намек на продолжение. Рискнул:

— Я тебе массаж сердца делал, синяки должны остаться. Не проверяла?

Мелькнула понимающая улыбка:

— Так это массаж сердца был? А я, глупенькая, не постигла! Смотрю видео и гадаю — чего ты меня тискаешь, как семиклассник в подъезде? Косточку в лифе сломал, пуговку оторвал. Да еще и обслюнявил. Кто же так целует?

— Это искусственное дыхание. Изо рта в рот, называется…

— Ах, дыхание! Разве так оно делается?

Их губы сошлись, рука Матвеича выключила свет. Скрипнула слабонервная пружинка матраса, зашуршали одежды, отшвыриваемые на пол. В неверном свете фотодиодов-индикаторов модема на стене долго двигались неясные тени…

103

— Сотворили файербол, быстро!

Тренировка проходила в тире, высотой со школьный спортзал. Вел занятие Роберт Овсеенко, самый сильный колдун, самодовольный парень лет тридцати с узкими плечами и округляющимся животиком. Аркадий, Ахат, Рафик и Матвеич стояли в своих секторах для стрельбы. Матвеич с осторожностью «открыл макушку», создал воронку энергии, идущей со второго уровня, судя по серо-стальному цвету. Затопив себя заемной энергией до плеч, быстро скатал тугой шарик, стал баюкать его в ладонях.

Брюзгливо оттопырив нижнюю губу, наставник легким щелчком послал свой огненный шарик в поясную мишень. Бумага в самом центре щита вспыхнула и осыпалась черными лохмотьями.

— Вот так, быстро и метко! Ну, начали, каждый по своей мишени, по очереди, сначала ты, Горлов!

Роберт обращался к Матвеичу только по фамилии, хотя все остальные звали его — кто Сашей, кто Алексом. Первый бросок был неточным, файербол пролетел мимо мишени, разбрызгался искрами по бетону стены.

— Круто, лимита! А прицеливаться не пробовал? — Ехидно поинтересовался Роберт, отворачиваясь к остальным.

Матвеич психанул, разозлился на себя и на этого наглого парня, постоянно подчеркивающего, что Горлов — лапотник сибирский! Не глядя на успехи остальных, снова прицелился в щит, сделал пасс снизу, как в детстве на реке бросались илом. Желтая плюха плавно развернулась на лету и прошибла в толстенной фанере дыру с баскетбольный мяч. Обугленные щепки посыпались на пол.