Том 12. Лорд Дройтвич и другие - Пэлем Вудхауз

— Мамаша все в кино ходит, — пояснил Сид. — По ней, там одни гориллы да гангстеры.

— Ка-ак пальнет! — сердито сообщила гостья. — Я так понимаю, это надо запретить. А Полли прямо говорит, не скрывает, что оттуда, но чтобы кого застрелила… Тихая такая, воспитанная. И работница хорошая. Женись, сынок, женись, бывает и хуже. Никого не застрелила.

— Чего мне жениться, мать? — сурово сказал Сид. — Еле кручусь, работы много. Мне не до баб. Я в свои ножницы влюбленный.

— Меня бы кто любил! — взвыла мамаша.

— Хорошее дело. А то, может, чаю? Оп-ля, пошли!

— Где Тони… ик… его милость? Мы не обнимались!

— Обниметесь, обниметесь, — заверил Слингсби. — Идем! Нет, таких зануд…

Двери закрылись, в комнате воцарился мир.

Глава IV

Мир распростер свои мягкие крылья не только над гостиной. День достиг той точки, когда (если каким-то чудом погода стоит хорошая) все сущее озаряет поистине волшебный свет. Люди, звери, вещи словно заснули. Лужайку покрыла тень. В кустах щебетали птицы. Предвечерние ветерки обещали долгожданную прохладу.

Эту мирную тишину нарушили зловещие звуки. Сами по себе они вполне привычны в наше автомобильное время — гудки, скрип тормозов, сдавленный крик; но сейчас они просто поражали, как какая-нибудь сенсация.

Сменила их тишина, тоже довольно зловещая. Потом заскрипел гравий, и в дом, через окно до полу, вошел лорд Дройтвич без пиджака. Шел он осторожно, поскольку нес девушку. Завидев диван, он прислонил ее к подушкам, отошел немного, отер лоб и вгляделся получше, после чего сказал:

— Ой, Господи!

Девушка лежала на спине, закрыв глаза. Ему она напомнила подбитую птичку, а так, сама по себе, была субтильной, даже хрупкой и очень хорошенькой. Несчастному пэру показалось, что губы у нее как раз такие, которые охотно улыбнутся, если вообще приоткроются.

— Ой, Господи! — повторил он. — Ой, батюшки!

С отчаяния он взял неподвижную ручку и стал ее гладить изо всех сил. Казалось, что бьешь бабочку, но он не сдавался, и, наконец, девушка открыла глаза.

Они были приятные — большие, цвета старого хереса, но даже если бы они оказались рыбьими, он все равно бы обрадовался. Открыла — и на том спасибо.

— Привет! — сказала она.

Голос тоже был приятный — мелодичный, низкий, но Тони плохо разбирался и в голосах. Он молча вытирал лоб. Девушка огляделась и, видимо, что-то вспомнила.

— Знаете, — сказал Тони, с облегчением и даже почтением глядя на нее, — я в жизни не видел такой замечательной девушки.

Она улыбнулась. Да, он был прав. Улыбалась она при малейшей возможности.

— Это вы про меня? Почему?

— Во-первых, — отвечал Тони, — потому что вы улыбаетесь, хотя я вас переехал. Во-вторых, потому что вы не спросили: «Где я?»

— Я и так знаю.

Тони глотнул воздуху.

— Я знаю, где должен быть я, — сказал он. — В суде. Судья надевает шапочку и говорит: «Подсудимый!..»

— Да вы же не виноваты! Я выскочила из кустов прямо под колеса.

— Выскочили?

— Еще как! Надо быть осторожней.

— И мне тоже. Скажите, вы часто сидите в кустах?

— Там была белка. Я хотела ее рассмотреть. Вы их любите?

— Мы редко встречались.

— А я их много видела, в Центральном парке, но издалека.

— В Центральном парке? Это в нью-йоркском?

— Да.

— Значит, вы оттуда?

— Да. Жила там всю жизнь, пока сюда не приехала.

— Почему вы приехали?

— Очень хотела увидеть разные страны. А с Англии начала, потому что язык один.

— Ага, понятно!

— Подкопила денег, и пожалуйста!

— Какая вы смелая!

— Получилось очень хорошо. У меня прекрасная работа.

— А где?

— У мистера Прайса.

— Вон что! Вы у Сида служите?

— Да. Я маникюрша. А вы его знаете?

— Очень давно.

— Ну да, вы же здесь работаете. Наверное, он тут часто бывает.

— Часто. Его мать была здесь няней.

— Да-да. Смешно, правда? Он рос вместе с лордом Дройтвичем. То есть, когда они были совсем маленькие. Наверное, их иногда путали. А теперь мистер Прайс — парикмахер, у лорда Дройтвича — такой замок… Ой, послушайте! Вам не влетит, что вы меня сюда принесли?

— Конечно, нет!

— Что ж, вам виднее. Вообще-то я думала…

— Да, кстати! Как это я не спросил? Вы не ранены? Она подумала.

— Не знаю. Странное такое чувство. Тони поднял и опустил ее руку.

— Больно?

— Н-нет, — неуверенно сказала она. — А вот колено побаливает.

— Можно, я посмотрю? Теперь их не закрывают.

— Да, это верно. Осторожней, пожалуйста!

Она спустила чулок. Он тщательно осмотрел ногу.

— Ссадины есть. Пойду, намочу платок.

Он отошел к чайному столу, вернулся с очень мокрым платком и осторожно приложил его к колену.

— Если надо, кричите, — предложил он.

— Да что вы, совсем не больно. — Она огляделась. — Какая красота! Наверное, хорошо тут работать. Говорят, лорд Дройтвич очень добрый.

— Кто говорит?

— Миссис Прайс. Она его обожает. Ее послушать, он был ужасно красивым младенцем. У нее есть фотография, он в раковине, совсем голый.

— Гадость какая!

— Ну, что вы! Очень хорошенький. Добрый такой. Он женат?

— Вроде бы собирается.

— Конечно, уж кто-нибудь его подцепил. Тони это не понравилось.

— Что с вами? — спросила девушка.

— Да так, ничего. — Он положил мокрый платок в карман. Она натянула чулок, пошевелила коленом и сообщила:

— Гораздо легче.

Тони стоял, немного нахмурив лоб. Ему казалось, что помолвка должна бы вызвать более теплые чувства. То Фредди, а теперь эта барышня с какими-то странными глазами…

— Подцепил? — проверил он.

— Ну, конечно. Из-за титула.

Тони вымученно улыбнулся. Да, как-то все странно.

— А вам не приходило в голову, — осведомился он, — что лорда Дройтвича можно полюбить?

Она покачала головой, и так резко, что каштановые волосы упали на глаза.

— Нет. Светских девушек я знаю. Я им делаю маникюр.

— Они вам что-то рассказывают?

— Они разговаривают друг с другом, словно меня и нет. Да, я-то их знаю. Щучки, вот они кто.

Тони стало еще хуже.

— А как они… подцепляют мужчин?

— Ну, льстят им… воркуют… Много есть способов. Притворяются, что влюблены. Кокетничают с кем-нибудь, чтобы вызвать ревность…

— Берти!

— Что?

— Ничего. Так, междометие. От избытка сердца. Говорите, говорите.

— Я думаю, в таком месте они будут гулять с ним при луне…

Тони потер подбородок.

— А Фредди-то прав.

— Фредди?

— Это мой брат.

— Он тоже тут работает? Тони засмеялся.

— Кто, Фредди? Вы его не знаете. Уж он-то не сеет, не жнет…[62]

Она удивилась.

— Слушайте, — спросила она, — кто вы? Как-то вы говорите… не похоже на шофера.

— Добрый вечер, милорд, — раздался голос матушки Прайс. — А я — ик — вас ищу-ищу!

Девушка вскочила, укоризненно глядя на Тони.

— Милорд?!

— Вы уж простите. Привет, няня.

— Это нечестно!

— Да-да. Простите.

— Нет, так меня провести!

— Полли, — укоризненно сказала миссис Прайс, — что ты говоришь? «Провести», это надо же!

— Няня, — возразил ей лорд, — мне очень стыдно, но это правда. Надо было меня лучше воспитывать.

— Я ли вас не холила, я ли не лелеяла, — запричитала мамаша Прайс.

— А щеткой не били. И что же? Я солгал нашей гостье. Да-да, солгал. Если хотите — наврал. Боже ты мой!

Он закрыл лицо руками. Полли засмеялась. Миссис Прайс стала строже.

— Полли, ты обидела его милость.

— Нет, — сказал Тони, — это я обидел Полли. Наехал на нее. Так мы познакомились.

— Ничего не понимаю, — сказала миссис Прайс— Что-то это все мне не нравится.

Вероятно, она развила бы тему, но дверь открылась, и явился Слингсби.

— Опять она тут! Сколько тебе говорить… — Он заметил Тони. — Прошу прощения, милорд. Я не знал, что здесь ваша милость.

— Ничего, Слингсби, ничего.

— Разрешите заверить, милорд, что эта особа без моего ведома то и дело, pardon, суется сюда, как кролик в норку.

— Да сказано вам, я не против. Мы так мило болтаем.

— Чрезвычайно рад, милорд. Тони обернулся к Полли.

— Кстати, — сказал он, — познакомились ли мы? Я — Дройтвич. Лорд.

— А я — Браун. Полли.

— Очень рад, мисс Браун.

— Я тоже, лорд Дройтвич,

Они пожали друг другу руки. Тут и вошли леди Лидия с сэром Гербертом.

Леди Лидия остановилась, едва переступив порог. Она не любила миссис Прайс и не считала, что место ей в гостиной. Кроме того, ругая беспечную Полли, мамаша Прайс занимала слишком много квадратных футов.

— А, Прайс, — сказала она. — Как поживаете?

Мамаша Прайс сделала книксен.