Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

Пауза оказалась такой долгой, что я, затаив дыхание, вынуждена была тихонько выдохнуть, поскольку больше без воздуха не могла.

– Я думаю, – снова заговорила наконец пациентка, и в голосе ее прозвучала твердость, которой раньше мне не приходилось от нее слышать, – что моя мать на самом деле меня не любит. И, наверное, никогда не любила.

Затем Зара добавила, что ей стыдно говорить такие вещи. Я поинтересовалась, может ли она объяснить почему. Пациентка напомнила о том, что в ее семье и вообще в ее культуре большое значение придается уважению к родителям. Зара, оказывается, всегда думала, что это, должно быть, она сама виновата в том, что мать плохо с ней обращалась. Я вспомнила о том, как к ней пристало клеймо «поздний ребенок», о чем Зара рассказывала, и о ее мыслях по поводу того, что ее появление на свет было ошибкой и она стала нежеланным прибавлением в семье. Во время нашего следующего сеанса мы снова затронули эту тему, и Зара рассказала еще об одном ярлыке, который ей навесили в семье, когда она находилась в подростковом возрасте: ее стали называть дрянной девчонкой. Начав с этого, пациентка поведала мне о своей первой попытке самоубийства путем поджога, которую она предприняла, когда ей было семнадцать.

Как и в двух других аналогичных случаях, эта попытка была спровоцирована негативным отношением со стороны матери. Все опять-таки произошло в конце года, незадолго до праздников. В атмосфере праздничных приготовлений Зара чувствовала себя одиноко, и ей не с кем было поговорить о своей душевной боли. Она сидела у себя в комнате, никем не любимая и никому не нужная, и ей казалось, что единственный выход для нее – это смерть. Я ясно представила ее себе, такую юную, такую уязвимую, со следами порезов на руках. Я словно своими глазами увидела, как она роется в школьном рюкзачке и как пальцы натыкаются на коробок спичек, как она встряхивает его и слышит такой соблазнительный негромкий звук. Ш-ш-ш, ш-ш-ш. Эти коротенькие, тоненькие палочки – в них в самом деле таилась огромная сила. Потом комната наполнилась дымом от тлеющего матраса. Затем Зара начала кашлять, ощутила приступ паники и услышала, как мать визгливо кричит прямо у нее над ухом: «Ты глупая, безмозглая девчонка! Что ты наделала?»

Моя пациентка была шокирована этими воспоминаниями – как и я. Но на этот раз перед окончанием сеанса я постаралась хотя бы немного успокоить пациентку, прежде чем ее вернули в камеру, – чтобы она снова не впала в отчаяние. Перед уходом я предложила ей просто посидеть еще немного в моем обществе и подумать о том, что нам написать в бумагах, лежащих в оранжевой папке, покопаться в ее мыслях и воспоминаниях. Вместе мы выбрали сотрудника персонала тюрьмы, которого я должна была предупредить, что Зара расстроена, чтобы он в случае необходимости мог оказать ей помощь. Кроме того, я заверила ее, что она не первый мой пациент, который рассказал о сложных отношениях с собственной матерью.

В последующие недели мы много говорили об этих явно ненормальных, искаженных отношениях. Зара была удивлена и испытала облегчение, узнав, что она не единственный человек на свете с подобными проблемами и что ее опыт не уникален, о представителях каких бы культур или этнических групп ни шла речь. Я рассказала ей, что множество женщин по самым разным причинам не ладят со своими матерями и сами плохо справляются с материнскими обязанностями, а также о том, что не все женщины по своей природе и характеру имеют такое предназначение: быть матерью, растить и воспитывать детей. Если кто-то из них не справляется с этой ролью, это может быть связано с тем, что они недополучили любви и ласки в детском возрасте, либо с наличием у них какой-то детской травмы. В результате они переносят испытанную боль на собственного ребенка.

По мере того как наша работа с Зарой продвигалась вперед, я стала предлагать ей подумать, что могло случиться с ее матерью, когда она сама была еще ребенком или молодой женщиной. Она приехала в Соединенное Королевство из Индии и вышла замуж за человека намного старше себя, которого практически не знала. Он применял физическое насилие по отношению к ней и детям и отнюдь не был любящим супругом. Разумеется, это не оправдывало ее обращение с собственной дочерью, но могло по крайней мере многое объяснить. Была ли Зара способна простить мать за ту жестокость по отношению к ней? Могла ли она простить саму себя за желание нанести себе физические травмы? Мне также хотелось понять, сможет ли она общаться и получать хоть какие-то позитивные чувства от общения если не со своей матерью, то хотя бы со своими братьями.

Для меня также было очень важно поговорить с Зарой о том, как это тяжело для ребенка и как его пугает, когда кто-то из родителей относится к нему враждебно – даже если он никогда и пальцем его не тронул. Рассерженные, раздраженные родители могут породить у ребенка страх, который, став хроническим, способен лишить его самоуважения, понизить самооценку и способность регулировать собственное настроение. Родители Зары обеспечили удовлетворение всех ее физических и материальных потребностей: дали ей крышу над головой, еду, одежду. Но Зара помнила, что ее постоянно преследовало ощущение, будто она лишняя, все делает не так и что ее не любят. Членовредительство было ответом на боль, которую она испытывала от невнимания к ней близких людей, и в конце концов девушка принялась устраивать поджоги. Ей стало казаться, что будет лучше, если она просто погибнет в огне. Мне пришло в голову, что оставалось лишь удивляться, как Зара смогла выжить в атмосфере родительской нелюбви и неприязни, – это говорило о ее внутренней стойкости. Многие люди в подобной ситуации кончили бы намного хуже.

Мне было очевидно: очень важно, чтобы Зара осознала – поскольку она взрослый человек, это дает ей возможность выбора и накладывает на нее определенную ответственность. Как-то раз, когда она в очередной раз говорила о плохом отношении со стороны близких, я решила, что пришло время спросить: могло ли то, что она делала, живя дома, каким-то образом в той или иной форме нанести ущерб ее родным? Мой вопрос вызвал у Зары приступ праведного гнева. Она вскочила со стула и стала кричать на меня – мол, что мне на самом деле нет до нее дела, что я «гребаная сучка», которая ничего не знает, и она уверена, что то, чем я занимаюсь, я делаю «только ради денег». Эта вспышка гнева возникла, казалось бы, из ничего и была настолько