Корфу - Владимир Виленович Шигин

золотых червонцев. Табакерка была выдана вице-адмиралу перед отплытием из Севастополя для крайнего случая, когда надо будет задобрить и приобрести расположение какого-нибудь полезного союзника. И вот такой крайний случай настал.

Посыльным бригом Метакса прибыл в Превезу. Там было так же, как и в прошлый раз. Только невольников стало меньше (видимо, раскупили), поубавились и пирамиды отрубленных голов у дворца паши (видимо, повыкидывали).

Во дворе под свист камышовой флейты крутились в диком круговом танце дервиши ордена бекташей. В отличие от других мусульман суфийцы-бекташи хлестали вино, редко молились и отличались воинственностью. Орден был традиционно почитаем янычарами, а потому хитрый Али-паша тоже решил привлечь бекташей на свою сторону. Теперь «крутящиеся дервиши» чувствовали себя полными хозяевами при дворе янинского властителя.

Посланца Ушак-паши владыка Янины принял ласково. Как и в прошлый раз, осведомился о здоровье адмирала, посетовал на упрямство французов, милостиво принял богатый подарок.

Начались переговоры. Положение Егора Метаксы было нелегкое. Сильных козырей у нашей стороны не было, заинтересовать Али-пашу воевать за Корфу было невероятно сложно, но сделать это было надо. Вначале Али-паша затребовал за свои услуги один из Ионических островов.

– Этот вопрос могут решить только наши государи! – грустно вздохнул Метакса, показывая всем видом, что ему с адмиралом островов-то нисколько не жалко. Но все упирается в султана Селима. Расчет был верный, уж кто-кто, а Али-паша знал, что Селим скорее удавится, чем позволит увеличиться его пашалыку.

Затем, поразмыслив, янинский владыка затребовал себе в награду за помощь половину французской артиллерии и все французские суда, стоявшие на рейде.

«Много стоило мне труда дать ему уразуметь, – писал в своем дневнике Метакса, – что такового обещания не в силах дать и сам султан Селим, потому что союзники почитают все Ионические острова не покоренною добычею, но землями, исторгнутыми токмо от владений французов и в коих все до последней пушки должно оставаться неприкосновенным. Я Али-паше представил, что бескорыстное содействие даст ему случай обезоружить врагов своих при Порте Оттоманской, а особенно Низед-пашу, бывшего тогда верховным визирем, и утвердить самого султана в хорошем об нем мнении, чем влияние его по всему матерому берегу еще более увеличится, что и высочайший российский двор не оставит, конечно, при случае оказать ему своего благоволения и наградит его щедрыми подарками».

Али-паша долго упирался, никак не желая менять пушки и галеры, в которых ему отказывали, на весьма неопределенные обещания будущих милостей.

«Он (Али-паша. – В.Ш.), – писал Метакса, – казался мне весьма озлобленным на Порту, может быть и притворно».

– Я понимаю вас, о досточтимый! – подыгрывал паше хитрый Метакса. – У храброго и удачливого всегда много завистников!

– О, да! – сразу оживился Али-паша. – Алчные баканы (министры) и девлеты (чиновники) берут с меня огромные взятки, а никакого толку нет, слишком часто им рубят головы в столице! Едва найдешь приятеля, он уже без головы, а ты без денег!

Пожаловавшись на свою нелегкую судьбу, Али-паша подобрел, а подобрев, изрек:

– Я помогу отважному Ушак-паше, и может, моя бескорыстная помощь рассеет темную тучу, собиравшуюся против меня в Стамбуле.

Некоторое время янинский правитель молчал, глядя куда-то мимо сидевшего перед ним в кресле Метаксы. Затем внезапно спросил:

– Скажи мне свое мнение откровенно, думаешь ли ты, что независимость, которую ваш адмирал провозглашает здесь, будет распространена и на греков матерого берега?

К этому вопросу лейтенант был давно готов.

– Конечно, нет, – уверенно отвечал Метакса, – береговые греки не находятся под игом французов, как ионийцы, а есть подданные султана, а потому и дальше останутся под его дланью!

По лицу паши промелькнула улыбка, ведь он услышал то, что так желал услышать. Только что устами русского посланца ему было сообщено, что Превеза останется и дальше в его руках и все греки, живущие на «матером берегу», также остаются при нем.

– Я пошлю семнадцать тысяч лучших воинов, которые разорвут франков на куски! – объявил он в конце беседы.

Когда возвратившийся лейтенант Метакса доложился Ушакову о ходе переговоров и их результате, тот остался доволен.

– Теперь будем ждать обещанных Али-пашой воинов и готовиться к решающему штурму.

А спустя несколько дней у Корфу во главе своей гребной флотилии неожиданно появился и сам Али-паша, решивший навестить союзника, а заодно убедиться, что тот действительно не имеет никаких видов на Привезу. Вместе с владыкой прибыл и его «адмирал» Афанасий Макрис.

Разодетый в золотые одежды в золотой чалме с огромным бриллиантом-солитером, в небрежно накинутой на плечи шали индийского кашемира, с двумя пистолетами и кинжалом за поясом, янинский властитель держался весьма важно. Вокруг него неотступно с ног до головы увешанные оружием верные телохранители-паликары.

У Али-паши отношение к Корфу было особенным. Здесь во время турецкой экспедиции на Корфу в 1716 году погиб его дед Мухтар Тепеленский. Фельдмаршал Шуленбург тогда весьма удачно оборонял остров и нанес туркам тяжелый урон. Дед янинского паши был лазутчиком, и, в конце концов, греки схватили его на вершине горы Пантократор, где Мухтар разжигал сигнальные огни, там же и повесили. В роду Али-паши о деде всегда помнили, как о настоящем герое, а потому вместе с ненавистью к христианам Али-паша с детства относился к Корфу, как к месту подвига своего предка.

Владыку Янины принимали на адмиральском корабле со всей возможной торжественностью: с салютом, музыкой и караулом. Поприветствовав гостя, Ушаков пригласил его к себе в салон. Вначале, как и положено, последовали традиционные восточные угощения: трубка, кофе, варенье с холодной водой и разговоры ни о чем. Затем был накрыт стол. За него отвечал Сарандинаки. Старый капитан изрядно поволновался. Вначале составляя меню званного обеда, потом следя за приготовлением блюд и сервировкой стола. Но все волнения командира «Святого Павла» были напрасны, так как корабельные коки проявили чудеса изобретательности. Для приготовления обязательного в таких случаях плова был взят повар турецкого адмирала, и за это блюдо Сарандианки можно было быть спокойным. К плову прилагалось рагу и куски жареной баранины. На десерт были поданы английское фруктовое желе из вываренных бычьих ног и копыт, а также русская гурьевская каша, над которой коки протрудились почти сутки, снимая с плиты тончайшие манные пенки и пропитывая их миндальным соусом. Так как сам Ушаков всяким напиткам предпочитал хороший чай, лучший кофе тоже был куплен у турок и должным образом приготовлен.

Али-паша, облизывая жирные от плова пальцы, хвастал:

– Меня хотели сделать великим визирем, но что мне в том? Скорее султан будет меня бояться в Стамбуле, чем я его в Янине!

Владетеля Янины волновала будущность Корфу (а вдруг и ему что-то обломится!), Ушакова интересовало обещанное воинство. Мило пообщавшись,