Корфу - Владимир Виленович Шигин

кораблях ровным счетом ничего не изменилось – там все было тихо и безмятежно. Выведенный из себя вице-адмирал послал к союзнику шлюпкой лейтенанта Метаксу. Прибыв, тот потребовал встречи с реал-беем, на что ему, зевая, ответили:

– Добрые мореходы плавают днем, а ночью видят счастливые сны, а потому мудрый Фетих-бей велел ни при каких случаях его не будить, пусть даже сама луна рухнет в море!

Только ближе к утру удалось Метаксе добудиться до Фетих-бея, который столь ранним пробуждением был весьма недоволен.

– Еще мулла не кричал с салинга на молитву, и я не заставлю команду выйти в море, не помолившись.

– Но ведь можно помолиться позднее, когда захватим французов! – не выдержав, почти кричал Метакса.

Фатих-бей зло посмотрел на наглого российского лейтенанта. Жаль, что этот прахоподобный грек состоит на русской службе и его нельзя тронуть, с каким бы удовольствием он отправил бы сейчас предерзкого к палачу-кавасу.

– Мои гелионджи давно не получают ни денег, ни риса. Они очень скучают по луноликим женам и очень раздражаются, когда им велят делать то, что им не нравится! – огрызнулся он.

– Тогда скажите им, что на французском корабле много добычи. Это сразу вразумит ваших матросов! – не отступал Метакса.

– Настоящая добыча в крепости, а не на какой-то ладье! – снисходительно покачал головой Фатих-бей. – К тому же, если корабль франков убежал, тем меньше и забот. Если враг бежит, зачем гнаться за ним, куда лучше дуть ему в паруса!

А вот версия прорыва «Женере» историка В. Овчинникова: «Есть все основания полагать, что турецкий контр-адмирал умышленно выпустил французский линейный корабль. Несколько раз до этого французы обращались к Ушакову с подобной просьбой, но тот решительно отказал им. Тогда они стали склонять к тому турок. Дело дошло до того, что сама Порта обратилась к российскому посланнику, оказать французам благодеяние. Все было гораздо проще. Турецкое министерство, “взирая на французов не яко на порядочных неприятелей, но яко на разбойников, твердо держалось правила не соблюдать никаких заключаемых с ними договоров и капитуляций”. А потому замысел турок состоял в том, чтобы выпустить французский корабль из Корфу и тут же его потопить. Но капитан Лежоаль оказался хитрее реал-бея…»

Все закончилось тем, что «Женере» вместе с бригом, прорвав блокаду, ушли в Анкону. Сейчас судьба улыбнулась храброму Лежоалю. Спустя семь лет она отвернется от него в трагический день Трафальгара, ставший для Лежоаля последним…

Если сказать, что Ушаков был взбешен прорывом французского корабля, это значит не сказать ничего. Академик Е. Тарле писал по этому поводу так: «До нас дошел суровый окрик и выговор Ушакова капитану II ранга Селивачеву, который писал, что “не надеется” эффективно защищать проходы южного пролива Корфу “по малости с ним судов”. Федор Федорович послал грозный ответ: “С вами находится большой российский фрегат, два турецких корабля и фрегат же. Как при таком количестве судов можете вы писать неприличное, чтобы вы не могли защищать и не пропускать судов? Я рекомендую вашему высокоблагородию иметь старание и бдительное смотрение французских кораблей и никаких судов не пропускать, а ловить их, бить, топить или брать в плен и во всем прочем поступать по силе закона”. Ушаков ни за что не хотел допустить повторения случая бегства корабля блокированной при Корфу французской эскадры. “Из кораблей французских, здесь стоящих, приготовляются отсель бежать, будьте осторожны, должны вы быть больше под парусами, а не на якорях, крейсируйте ближе к крепости, чтобы лучше вы могли осмотреться, ежели покусятся они бежать”.

* * *

Было очевидно, что одной блокадой Корфу ни за что не взять. Французские крепости были слишком сильны и имели запасы, что могли продержаться больше года. Флот же столько времени в открытом море находиться явно бы не смог. Слушая ежедневные доклады интендантов о стремительном убывании припасов, Ушаков лишь качал головой:

– Изо всей древней истории я не знаю и не нахожу я примеров, чтобы, когда какой флот мог находиться в отдаленности, без всякого снабжения и в такой крайности, в какой мы теперь нaxoдимcя!

Особенно удручала всех нехватка пороха.

Рвавшийся в бой командир «Святой Троицы» Иван Поскочин почти на каждом совещании донимал Ушакова:

– Ваше превосходительство, как же так, против десяти выстрелов французов я и трех сделать не могу! Всех припасов артиллерийских на бортовой залп не хватит! Как же теперича воевать?

– Знаю, Иван Степанович, все знаю! И у других с порохом не лучше! Ну нет у меня в кармане порохового заводика, нет! Вот каждодневно строчу письма в Константинополь да в Петербург, чтобы нас в бедах наших не забыли. Пороху пока нет, да и скоро не будет, а потому не стреляйте, кроме как при самой важной надобности!

Не отмалчивался и всегда бойкий на язык командир «Святого Петра» Дмитрий Сенявин:

– Ладно, у нас нет ни осадных гаубиц и мортир, и снарядов. Но мы не имеем в достатке даже ружейных пуль, а потому при штурме солдаты могут использовать большинство ружей, только как дубины!

– Да, с дубинами на корфиотские бастионы не больно-то и влезешь! – соглашались с ним остальные командиры. – Надо ждать подкреплений и припасов.

Из Петербурга на эскадру потоком шли «руководящие» рескрипты, повеления и приказы о посылке отрядов кораблей то к Рагузе, то к Бриндизи и к Отранто, то к Мессине и берегам Калабрии и в иные места.

– В столице хотят одним кафтаном полмира одеть! – судачили в кают-компаниях. – От сего и кафтан будет в клочья, и раздетые таковыми и останутся.

Но кто посмеет ослушаться высочайшего указа! А потому суда по всему Средиземноморью и рассылали, от чего осада Корфу затягивалась еще больше.

Не многим лучше было положение на эскадре и с продовольствием. Первое время кое-как перебивались за счет местных жителей, но вскоре припасы кончились и у тех. Теперь не только в матросских артелях, но и в кают-компаниях меню было единым: старая солонина, кислая капуста да вяленая треска с сухарями, источенными долгоносиками.

Молодые мичмана шутили:

– Сии сухари суть еда ночная и со светом несовместима!

– Это еще почему же? – спрашивали их.

– А потому, что пока в темноте сухарик с червяками жуешь, то оных не видя, о мерзости сей и не ведаешь. А стоит свечу зажечь, как отвратин ползучих узришь, да тут же все обратно и отдашь!

При этом распорядок дня оставался на кораблях неизменным и офицеры, как и положено, трижды в день собирались в своих кают-компаниях. Завтрак каждый из них съедал, не дожидаясь прихода старших начальников, однако подача блюд заканчивалась обязательно за полчаса до подъема