Корфу - Владимир Виленович Шигин

потрясены. Уж во французской армии никто никогда и не подумал бы возвратить пленным их деньги, в живых оставили и тому радуйся!

Теперь Ушакову предстояло решить, что делать с пленниками дальше. Расспросив их о том, как воюет с мамлюками генерал Бонапарт и думает ли он идти на Константинополь, вице-адмирал задумался.

– Я отпускаю вас во Францию под честное слово! – объявил он затем пленникам.

Офицеры тут же поклялись, что в нынешней войне не будут больше драться против нас.

– Вы, адмирал, благороднейший человек, и мы никогда не посмеем нарушить слова чести! – заверили они Ушакова.

– Ну и ладно, – согласился тот. – Езжайте себе домой с богом, да не попадайтесь больше!

Из письма Ушакова: «Недостатки (скудость) наши, бывшие при осаде Корфу, во всем были беспредельны, даже выстрелы пушечные, а особо наших корабельных единорогов необходимо должно было беречь на сильнейшие и на генеральные всего производства дела. Со мной комплект только снарядов к орудиям, тотчас можно было бы их расстрелять, и расстреляли бы мы их понапрасну, весьма с малым вредом неприятелю…»

* * *

В декабре в Константинополе неожиданно объявился небезызвестный в России Сидней Смит, тот самый, что столь не-удачно помогал шведскому королю Густаву Третьему в его войне с Россией, а потом и сам едва не попал к нам в плен.

Уильям Сидней-Смит

Теперь коммодор Смит командовал в водах Порты отрядом английских кораблей. На должность эту известный авантюрист попал благодаря протекции своего брата британского посла в Турции Спенсера Смита. В Адмиралтействе поначалу сомневались, справится ли авантюрный коммодор со столь ответственной должностью, но затем решили, что двум братьям всегда проще между собой договориться, и согласились. В Константинополь Смит прибыл на 80-пушечном «Тигре». Там он принял и нашего посла Томару.

– Я скоро отправляюсь к Александрии, чтобы надавать тумаков Бонапарту! – гордо объявил он. – Именно я завершу то, что начал Нельсон!

– Хорошо бы вам установить связь и с эскадрой Ушакова, – подал здравую мысль посол Томара. – Вдвоем всегда легче, чем одному.

– Когда этот один – английский коммодор, то он способен справиться и сам. Впрочем, я готов учредить сообщение с вашим адмиралом!

Смит был как всегда хвастлив и самонадеян. Несмотря на то что старший брат усиленно толкал его ногой под столом, коммодор пустился в откровения, из которых проницательный Томара быстро понял, что англичане намерены требовать от Ушакова действий многотрудных и опасных, но нисколько российским интересам не нужных.

Вежливо простившись, Томара поспешил в свою резиденцию, чтобы немедленно отправить Ушакову услышанные новости. В салоне «Тигра» брат Спенсер тем временем устроил головомойку брату Сиднею.

– Мальчишка! – кричал он, уже без всяких дипломатических политесов. – Ты способен хотя бы о чем-то умолчать, о чем знаешь! У тебя только два врага – твой язык и твоя безмозглая голова!

– Может, русский посол все же не понял моих мыслей? – отвечал пристыженный коммодор.

– В этом я глубоко сомневаюсь! – рявкнул на брата Спенсер Смит и, выходя, что есть силы хлопнул дверью.

Выводы из разговора Томара сделал самые правильные. В своем письме Ушакову он решительно советовал адмиралу не поддаваться на посулы Сиднея Смита и Нельсона и «в удовлетворение требования лорда Нельсона отправя к Анконе по расчислению вашему довольно сильный отряд, самого вам главного пункта предприятий ваших, покорения крепости в острове Корфу, из виду терять не следует».

– То, что я никуда от Корфу не уйду, пока наш флаг не будет поднят над всеми крепостями, это мне и без Томары понятно, но что предупредил о кознях английских, за то спасибо! – высказался адмирал, ознакомившись с письмом посла.

Между тем англичане весьма ревниво следили за успехами русских в Ионии. Вообще, заняв Ионические острова и обложив Корфу, Ушаков буквально опередил Нельсона, который в дни боев на Святой Мавре писал английскому послу в Константинополе: «Я намерен обратиться к Мальте, Корфу и прочим островам этим, почему надеюсь, что русскому флоту назначено будет находиться на востоке; если же допустят их утвердиться в Средиземном море, то Порта будет иметь порядочную занозу в боку… Распорядившись у Мальты и оставивши там надлежащие силы для блокады порта, я после того сам пойду к Занту, Кефалонии и Корфу, желая посмотреть, что можно там сделать».

Пока английский флотоводец думал сделать, российский уже делал…

Именно в это время Федор Федорович Ушаков получает письмо контр-адмирала Нельсона. Из письма Нельсона Ушакову: «Только что пришел из Александрии английский фрегат, и я с истинным сожалением узнал, что… прибыли всего лишь один или два фрегата и десять канонерок (отряд капитана II ранга Сорокина. – В.Ш.), тогда как, конечно, должно было послать не меньше, чем три линейных корабля и четыре фрегата с канонерками и мортирными судами. Египет – первая цель, Корфу – второстепенная».

Чтобы понять всю вопиющую бестактность этого назидательного письма, напомним, что Нельсон являлся всего лишь контр-адмиралом красного флага, а Ушаков к этому времени был вице-адмиралом того же красного флага. В силу этого их разница в служебной иерархии разделялась тремя ступенями! При этом следует вспомнить и что Ушаков, как никто иной, был очень щепетилен в вопросах субординации. Разумеется, что после столь явно проявленного неуважения младшего по чину к старшему, уже ни о каком взаимопонимании, а тем более о дружбе, речи быть не могло.

В ноябре в самом начале блокады Корфу нашей эскадрой Нельсон снова возвращается к теме Ионических островов. Он опять пишет в Константинополь послу Спенсеру Смиту: «Я надеюсь в скором времени иметь возможность показаться перед Корфой, Занте и проч. Посылаю вам прокламацию, написанную мною к жителям тех островов. Порта должна знать, какую большую опасность готовит себе в будущем, позволивши русским занести ногу на Корфу, и я надеюсь, что она будет стараться удерживать их на востоке».

И снова Ушаков опередил Нельсона на целый ход. Прокламации англичан ни на Занте, ни на Корфу уже никому не были нужны, так как повсюду там реяли Андреевские флаги. При всем этом никакой помощи нашим в столь нужных припасах оказано не было. Ревность союзников не была секретом ни для Ушакова, ни для наших офицеров. Мы не знаем, что в точности говорили о них в наших кают-компаниях, но думается, в эпитетах не стеснялись.

Сам же Ушаков писал по этому поводу Томаре: «Требование английских начальников морскими силами в напрасные развлечения нашей эскадры я почитаю – не что иное, как они малую дружбу к нам показывают, желают нас от всех настоящих дел отщепить и, просто сказать, заставить ловить