Соня рапортует - Рут Вернер

У меня здесь еще нет друзей. Правда, я в очень хороших отношениях с соседкой из ближнего коттеджа. Ее муж каменщик. Эта простая, ровная в обращении, дружелюбная женщина обладает той мудростью, которая идет не от ума, а от доброго сердца. Она ждет четвертого ребенка. Как я ей завидую…

Хотя рассказывать, в общем-то, нечего, мне хотелось бы писать тебе каждый день — так много всяких мелочей, о которых ты должен знать… Сегодня, например, прихватив детскую коляску, я бросилась за мешком угля: вовремя услышала, что можно кое-где получить. Это означает первую ванну за несколько недель…

В воскресенье долгая прогулка с детьми. Нина перед цветущим кустом с поющей птицей на нем. Сколько грации в Нининых движениях! Странно, что у одних это от рождения, а другие этого начисто лишены.

У меня новое платье: первое, которого ты не знаешь: красное в мелкий белый горошек, с белым поясом и белым воротником…

Напиши мне длинное письмо. Хочется знать, что ты делаешь. Занимаешься чем-нибудь? Языком, математикой? Хорошо бы тебе знать побольше всяких вещей…

Полночь. Завыли сирены, и через несколько минут люди вроде нас, которые растят своих детей и радуются природе, угодят под бомбы и погибнут».

Лен, должно быть, сообщил мне, что работа задерживает его в Швейцарии и он не может приехать в Англию, Я писала ему:

«…Только теперь, когда уже нечего ждать, я понимаю, как твердо настроилась на твой приезд. Сотни повседневных вещей: «Эту прогулку мы должны совершить вместе». «Эту книгу мы обсудим». «Если я буду тащить что-нибудь тяжелое, встреть меня на автобусной остановке», «Никогда больше не будут мои вечера одинокими». Сейчас мне приходится привыкать к тому, что все это не для нас».

Вскоре после этого я узнала от Лена, что он все-таки пытается приехать в Англию. Подробности стали мне известны лишь позже. Товарищ Радо хотел удержать Лена в Швейцарии. Это вполне понятно, если учесть, сколько донесений нужно было передавать. Товарищ Радо заявил, что Англия не представляет интереса, а вот канал Германия — Швейцария имеет огромное значение.

Лен, как и я, получил от Центра задание переселиться в Англию, но аргументы товарища Радо подействовали на него. Он счел себя обязанным остаться, хотя и его мучила наша долгая разлука. В распоряжении Лена был наш старый код (для передачи собственных донесений, помимо тех, что он передавал от имени Альберта). Он решился и запросил Центр:

«Что мне делать: попытаться попасть в Англию, согласно инструкциям Сони, или остаться в Швейцарии, как хочет Альберт?»

Ответ гласил: «Делай, что приказала Соня».

Лен не больше меня помнит о донесениях, которые он посылал из Швейцарии в Советский Союз. Впрочем, одно сообщение запало ему в память. Мы как-то познакомились с аккредитованным при Лиге Наций китайским журналистом по имени Ван, женатым на голландке. Генерал фон Фалькенхаузен, бывший военный советник Чан Кайши, а во время нацистской войны командующий вооруженными силами в Голландии, часто бывал в Швейцарии. Он был хорошо знаком с Ваном и его женой. Через Вана до Лена время от времени доходили высказывания и мнения генерала.

Лен вновь попытался попасть в Англию с помощью английского консульства, но безуспешно. Там все были сверх головы заняты доставкой на родину — с фальшивыми паспортами и под всевозможными предлогами — англичан призывного возраста, которые уже не могли ездить через оккупированную Францию. В первую очередь речь шла об английских пленных, бежавших из Германии и Италии. Возможно, Лену припомнили жену-немку; его прошлое в Интернациональных бригадах в Испании тоже не было лестной рекомендацией в глазах консульства. Так или иначе, ему, как в Лиссабоне мне, дали понять, что он не бог весть какая важная птица и что прежде, чем заняться им, надо уладить много дел более срочных.

Я тем временем посоветовалась с Гансом Кале и Джеком Брентом из Испанского комитета в Англии. Джек сам сражался в Испании, был там тяжело ранен, но до самой своей ранней кончины не пасовал перед физическими страданиями и много работал. Он и Испанский комитет ничего не знали о деятельности Лена и вступились за него лишь как за одного из тех, кто воевал в Испании. В конце концов я при поддержке комитета обратилась с письмом к Эллен Рэтбоун, левому парламентарию от лейбористской партии. Дело дошло до парламента. Эллен Рэтбоун сделала запрос в нижней палате. Чтобы ознакомиться с его текстом, нужно обратиться к бюллетеню «Хэнсард» за 1942 год, который освещал все парламентские дебаты. Суть его сводилась к следующему: почему английский гражданин и антифашист, приобретший военный опыт во время гражданской войны в Испании, находящийся сейчас за границей и желающий добровольно вступить в армию, не может получить поддержки правительства Его Величества в своих попытках вернуться на родину?

Миссис Рэтбоун было обещано, что этим вопросом займутся. Действительно, постоянный секретарь министерства иностранных дел (в ранге статс-секретаря) связался с генеральным консулом в Женеве, который сразу же пригласил к себе Лена и вообще расшибался в лепешку, чтобы помочь ему. Лен получил от консульства паспорт на имя Джона Миллера, а также заверенное врачом свидетельство, что он болен туберкулезом и, следовательно, «непригоден к военной службе».

Лен приехал в Англию в конце лета 1942 года, спустя двадцать месяцев после моего отъезда из Швейцарии. На первых порах он действительно не годился для службы в армии. На нервной почве у него развилась болезнь желудка, и он страшно похудел.

Однако мы ни в чем не обманули Эллен Рэтбоун: все сказанное ею в полной мере относилось к Лену.

Не успел Лен пробыть на родине и трех дней, как уже получил официальное письмо из министерства финансов, напоминавшее ему о необходимости погасить должок правительству четырехлетней давности (1938 год). Дело касалось оплаты его проезда от испанской границы в Лондон как бойца Интернациональных бригад. В то время созданный западными державами Комитет по невмешательству в испанские дела договорился с Франко и с республиканским правительством о выводе из боев как Интернациональных бригад, так и фашистского легиона «Кондор». Республиканцы сдержали данное ими обещание, в то время как Франко свое нарушил, и легион «Кондор» продолжал активно действовать.

Этот счет свидетельствовал о деловитости и оперативности британского финансового ведомства. И мы теперь знали, что власти — по всей вероятности, не только министерство финансов — не оставили возвращение Лена без внимания.

Армия раскачивалась медленнее, и Лена призвали лишь через год, после того как он сам обратился с просьбой зачислить его на военную службу. Не исключено, что и тут сыграло роль его прошлое как участника испанских событий.