Марсельская сказка - Елена Букреева

наше выстраданное «сейчас», оно было с лёгким привкусом моря, утреннего ветра и табака, оно всецело владело нами, а мы всецело владели им. И лишь самую малость — друг другом.

Но затем его хватка на моей талии вдруг ослабла, как и напор его чувственных губ, и Реми резко отстранился от меня, отворачиваясь. Не готовая к такому, я открыла глаза и растерянно вгляделась в его профиль. Мы оба часто дышали, наши губы, влажные от поцелуя, блестели в свете луны, и я слышала, отчётливо слышала, как колотилось его сердце. Почти в такт моему. Тогда почему же он так хмур? Что-то больно сжалось в груди, когда он снова посмотрел на меня и хриплым голосом пробормотал:

— Нам не стоит этого делать.

Глава 22. Полуночные откровения

«Нам не стоит этого делать».

Горло сдавил тугой ком. Губы, всё ещё пылающие от поцелуя, сжались в тонкую полоску. Я сощурилась, пристально вглядываясь в его лицо.

Он что, черт возьми, только что отверг меня?

Все самые противоречивые эмоции в один миг захлестнули мою душу. Да как он мог? И как могла я?.. Неужели… неужели я совсем лишилась разума, чувства собственного достоинства… да где моя гордость? Сама набросилась на него с поцелуем, сама уселась на его колени… Розалинду хватил бы удар, увидь она нас в таком положении. Чем же я думала, позволяя себе такую вольность? Реми ведь… он ведь даже не волнует меня, не вызывает во мне трепет, я не влюблена в него нет, я нисколько в него не влюблена.

Тогда почему же в глазах так неприятно, так больно жжёт?

Конечно. Ответ на поверхности, не нужно копаться в себе. Он всего лишь задел мою гордость. Позволил себе думать, что что-то для меня значит. Это знание отрезвило меня, стало легче дышать, я словно прозрела. Он всего лишь задел мою гордость…

— Прошу прощения, — придав голосу как можно больше ядовитости, прошипела я. — Это было чудовищной ошибкой. Такого больше не повторится.

Я слезла с его колен и, подняв с земли лоскут, отвернулась, чтобы отойти от него, но Реми вдруг схватил меня за запястье и рывком развернул к себе. Он почти не дышал, волосы упали на его глаза, и он наклонился ближе ко мне. Интуитивное желание оттолкнуть его боролось с желанием снова напасть на него с поцелуем. Идиотка, какая же я идиотка! Очнись уже!

— Эйла, ты не поняла…

Неясная пелена почти мгновенно спала с моих глаз.

— Всё я поняла, — прервала его я, вскинув голову и презрительно сощурившись. — Мы просто поддались моменту. Все эти события… они сделали нас уязвимыми друг перед другом.

— Нет, я…

— Я вовсе не хотела тебя целовать, — разгораясь, как спичка, выплюнула я самую очевидную ложь.

— Мне так не показалось, — Реми понизил голос до насмешливой хрипотцы.

— Какое это теперь имеет значение? Разве я могу позволить себе хоть какую-то вольность в отношении тебя? — эмоции взяли надо мной верх, и я дёрнула рукой, безуспешно пытаясь освободиться от его железной хватки. — Не ты ли твердил мне, что я и вопросы тебе задавать не должна, и говорить с тобой, и касаться, — я вновь потянула руку на себя, но он крепко её держал, — тебя. Я ведь не заслуживаю этого, не заслуживаю даже простого общения. Да отпусти ты! Это был момент слабости, но я больше… больше не буду слабой. Оставь меня, Реми. Мне нужно остыть.

Наконец, он разжал пальцы.

Гнев отчаянно бился где-то меж рёбер. Я одарила Реми полыхающим взглядом, прежде чем броситься в противоположную от него сторону. Рассудок затуманила злость, задетое эго диктовало, куда бежать, на деле же я просто неслась вперёд, в пугающую тьму, туда, где никто не смог бы увидеть то, какая я слабая, какая я никчёмная и жалкая. Сухие ветки больно царапали руки, пытались ударить меня по лицу. Реми что-то кричал мне вслед. Я не слушала и не слышала из-за шума крови в ушах. Лишь когда я споткнулась о торчащий из земли корень дерева, каким-то чудом не упав, то, наконец, позволила себе остановиться и оглядеться по сторонам. Страх охватил мою душу: кругом стояла почти непроглядная тьма, пока луна скрылась за кронами деревьев, окруживших меня со всех сторон. Но ручей по-прежнему шумел достаточно громко, а значит, я не могла далеко убежать. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я опустила взгляд и заметила справа от себя упавший ствол дерева. На него я и опустилась, обхватив колени руками и устроив на них подбородок.

«Дура, какая же ты дура!»

Справившись с дыханием, я прислушалась к окружающим меня звукам. Справа шумел ручей, а где-то в глубине леса ухала сова. И всё равно мысли были громче, они разъедали, разъедали меня изнутри. Но ведь я не сделала ничего предосудительного! «Конечно, ты сделала», — прогремел в голове голос Розалинды. Шарлотт до сих пор краснеет, когда Луи целует её в щеку, а я набросилась на первого встречного, как последняя блудница. Реми давно дал мне понять, что я его не привлекаю, но ведь и он, он тоже не привлекает меня! Грубый, неотёсанный, холодный и молчаливый…

Правда, его поцелуи говорили об обратном…

При одном лишь воспоминании о его горячих чувственных губах по коже расползались колючие мурашки. Если я его не привлекаю, почему же он так пылко целовал меня в ответ? Едва я успела придумать действиям Реми оправдания, как за моей спиной вдруг хрустнула ветка. Я обернулась, испуганно уставившись на нежданного гостя, но сердце, пропустившее удар, вновь забилось в привычном ритме. А вот душа неминуемо вспыхнула обидой.

— Уходи, Реми. Ложись спать в машине. Я разбужу тебя к рассвету, — озвучила я единственную разумную мысль, родившуюся в моей голове, и отвернулась.

Глупо было надеяться на то, что он тотчас послушает меня. Перешагнув через упавший ствол, Реми сел на него на расстоянии вытянутой руки от меня и тяжело вздохнул. Я следила за ним боковым зрением, хмурясь и нервно кусая губы. Загадочные звуки и дурманящие запахи летней ночи нисколько не успокаивали.

— Эйла, ты должна меня выслушать.

— Я же сказала, что всё поняла, — раздражённо фыркнула я.

— Когда началась война, мне было тринадцать, — вдруг сказал Реми — настолько тихо, что сперва я и не поняла, что он обращается ко мне.

Я нахмурилась, не понимая, что происходит, а он медленно продолжил:

— Мы жили в Марселе: я, мама и старшая сестра, Дайон. С нами был ещё отец, но он служил на флоте