Марсельская сказка - Елена Букреева

нахмурилась. Переведя взгляд за его спину и заметив высокий валун позади, я снова посмотрела на Реми.

— Моя царапина ничто против твоих ран, — пробормотала я, чувствуя зарождающееся в душе волнение. — Надеюсь, ты не станешь упрямствовать.

Он удивлённо уставился на меня, когда я наклонилась, чтобы оторвать ткань от подола этого роскошного платья, щедро одолженного мне Луизой. В сердце больно кольнула досада, — материал был чрезвычайно изысканный — но волнение за Реми сейчас перекрывало прочие чувства. Это напомнило мне наш первый день знакомства, когда Реми оторвал край своей рубашки, чтобы перемотать мою раненую ногу. Улыбка невольно коснулась губ. Кажется, это было целую вечность назад. А действительно, сколько прошло дней?

— Что ты делаешь?

Услышав его голос, я вздрогнула, будто только-только проснулась.

— Ты бродил тут, пока я спала, но не удосужился промыть раны, — шикнула я, кивая в сторону валуна. — Тебе стоит присесть.

— Я умылся, — принялся защищаться он.

Я недовольно фыркнула и снова указала рукой в сторону камня. Реми обвёл моё лицо обеспокоенным взглядом, затем нахмурился, и я едва сдержала смешок, заметив борьбу в его глазах. Вскоре, что было совершенно неожиданно для меня, он опустил плечи и выпустил долгий вздох. Это могло значить только одно. Реми сдался. Широкая улыбка украсила мои губы.

— Садись, — важно сказала я, строя из себя медсестру на фронте. Я сама подвела его к камню и надавила на его широкие плечи, облегчённо вздохнув, когда он, наконец, сел на валун. Его ботинки почти касались воды. — У Вернов в машине могла быть аптечка?

— Нет, — отрезал Реми, скептично глядя на лоскут ткани в моей руке. — У меня в сумке тоже нет лекарств. Что ты собираешься с этим делать?

— Хотя бы попытаюсь убрать частички грязи из твоих ран.

Я отвернулась от него и присела на корточки, опуская руки в ледяную воду, переливающуюся бликами лунного серебра. Уголки губ сами дрогнули в улыбке. Отложив лоскут в сторону, я тщательно вымыла руки, а затем, набрав воды в ладони, сделала несколько быстрых глотков и умылась, кривясь от боли при касании к ране. Я вовсе не думала о том, насколько вкусной или чистой окажется вода, впервые меня волновало что-то кроме собственных благ. Взяв лоскут и окунув его в бурлящий ручей, я намотала ткань на пальцы и выпрямилась. Пальцы ног пощекотал холод ночной воды. Я поморщилась, оборачиваясь к высокой сгорбленной фигуре, сидевшей на камне. Лицо Реми осунулось, кровавая дорожка запеклась на виске, чёлка спуталась и упала на его потухшие глаза. Прикусив губу, я подошла ближе и встала между его широко разведенных ног. Дыхание моё почему-то тотчас сбилось, а затем и вовсе замерло, когда Реми поднял голову и, посмотрев мне в глаза, протянул руку к моему лицу. Кончики его пальцев невесомо запорхали возле моей раны.

— Ты ведёшь себя странно, — тихо пробормотал он, не сводя с меня глаз. — Разве ты не должна сейчас беспокоиться о себе? Я готов отражать любые твои удары.

Я едва ли его слушала, сосредоточившись на том, чтобы избавить несколько ран на его лице от частичек грязи. В таком положении это было крайне неудобно — рост Реми и его габариты просто не позволяли мне к нему подступиться. Мне оставалось лишь раздражённо сдуть прядь волос со лба и решительно ответить:

— Готов? Тогда отражай.

Он даже не успел среагировать — я по-хозяйски уселась на его колени и принялась обрабатывать самый глубокий порез на щеке. Реми зашипел от боли, и краем глаза я увидела его руки, свесившиеся по швам. Старательно игнорируя свой участившийся пульс и его каменные мышцы бёдер, я начала извлекать из его раны песок. Пальцы мои дрожали. Его лицо было слишком близко. Его глаза прожигали меня насквозь.

— Ты слишком много себе позволяешь, — вдруг прошептал он, и, посмотрев на него, я не увидела ни следа от былой растерянности.

— Тихо, — я продвинулась глубже в попытках очистить рану.

— Я говорю достаточно тихо.

— Правда? Мне так не кажется.

Осторожно взяв Реми за подбородок, я повернула его лицо вправо, чтобы открыть себе больший доступ к порезу. Мне ещё ни разу не доводилось обрабатывать раны, но я часто болталась рядом с Шарлотт, когда она заучивала университетские лекции.

— Что мы будем делать дальше? — желая отвлечься от лишних мыслей, спросила я.

Реми хмыкнул и поморщился, когда я надавила на рану сильнее.

— Сейчас у нас одна дорога — назад. Знаю, мы не должны останавливаться, но… чёрт, — он снова зашипел от боли, и я виновато поджала губы. — Нам нужно дождаться утра, чтобы увидеть, как выбраться к трассе. И я хотел бы поспать перед долгой дорогой. Как я понимаю, сажать тебя за руль бесполезно?

— Я не умею водить, — призналась я. — И обучению не поддаюсь.

Когда я в очередной раз попыталась вытащить частички земли из пореза на щеке Реми, он вдруг перехватил моё запястье и с молчаливой угрозой взглянул в мои округлившиеся глаза. Я втянула носом наэлектризованный воздух, а кожа запылала в том месте, где он её коснулся. Это было каким-то наваждением. Такая близость к нему. Без криков и упрёков, без ругани и почти без угроз. Всё внутри меня дрожало, и эту дрожь вдруг почему-то отчаянно захотелось назвать трепетом… я жаждала забраться в душу Реми, чтобы узнать, чувствует ли он то же, что и я, проникнуть в голову и растормошить все мысли в поиске единственной папки с моим именем — будет ли она пуста? Моя рука дрогнула над его лицом, когда он разжал пальцы и опустил ладонь на мою талию. Тогда мысли и чувства — мои и его — вмиг перестали иметь значение.

Нами стал править момент.

Я сама припала к его губам с неожиданным и долгожданным поцелуем, и Реми ответил на него со всей отзывчивостью, со всей страстью, прячущейся за толстым слоем показного равнодушия и отчуждения. Его руки крепче сжали мою талию, его губы полностью завладели моими — горячие, властные, они умело вгоняли меня в состояние абсолютной эйфории, они подчиняли меня себе, и я ничего не имела против. Лоскут ткани упал на землю, потеряв всю свою значимость, и я обвила его шею руками, углубляя поцелуй. Душу разрывало от эмоций, я плавилась внутри, плавилась и пылала, отдавая себя этому моменту, этим губам, этим рукам… Удивительный контраст ощущений. Мы целовали друг друга бесконечно долго, не желая разрывать момент, ведь как потом осознавать случившееся, как вести себя друг с другом, что будет дальше? Нет, у нас было это