Собрание стихотворений - Борис Чичибабин

РАЗДЕЛ 2

Стихотворения из книг 1960-х годов

Из сборника «Мороз и солнце» (1963){393}

Жизнь

                    РАБОЧИЕ{394}

Славлю людей, презирающих косность          жизни уютненькой,чьими руками запущены в космос          первые спутники.

Солнце из стали расплавленной светит          в дерзкие очи им.Самые смелые люди на свете          это — рабочие.

Миру как воздух — невысохший пот их,          едкий и каплющий.Нами недаром грядущие годы          подняты на плечи.

В море бросая тяжелые сети,          руды ворочая, —самые сильные люди на свете          это — рабочие.

Вечером выйдем под пенье частушек —          месяц поклонится.В песне лихой раскрываются души,          в меткой пословице.

Любим навеки, смеемся как дети,          шутками потчуя.Самые щедрые люди на свете          это — рабочие.

Дружба у нас никогда не изменит —          самая верная.Смену твою обязательно сменит          смена вечерняя.

Кожа на мускулах разного цвета,          праздники — общие.Самые дружные люди на свете          это — рабочие.

Те, что, вставая с неправдою драться,          падая временно,в битвах ковали могучее братство —          партию Ленина.

Мира и счастья на вольной планете          зоркие зодчие, —самые лучшие люди на свете          это — рабочие.

Не позднее 1962

* * * Только с трусом одним ничего не стрясется{395}.Нет, не зря под ресницами тени легли:было в жизни моей и мороза и солнца,и забот и забав, и вражды и любви.

Я мальчишкой ступал на леса пятилетки,ратный ветер мне в юности космы трепал,и, как солнцу и воздуху отданы ветки,я себя отдавал красоте и Трудам.

Чтоб ни жажда, ни жадность земли не терзали,штопал раны и потные тропы топтал.Если б не было в мире Советской державы,для кого мне и жить и рождаться тогда?

Только ради нее я воюю со снами,и смотрю на зарю, и стою несменен, —и горит надо мной знаменитое знамя,а иных я не знал и не знаю знамен.

Руки могут всю землю ощупать и взвесить,вся вселенная чистому взору видна, —но в груди моей сердце одно, а не десять.Оттого-то и правда на свете одна.

Не позднее 1962

            ЖЕНЫ МОИХ ДРУЗЕЙ{396}

Просто начнись, откровенная здравица,чары на сердце просей.Что-то по-новому стали мне нравиться                  жены моих друзей.

Сердце само попросилось на исповедь,в пальцах запело перо,чтоб рассказать, как светлы и неистовы                  женщины наших пиров.

Жаркое пламя по жилам струится их,красного лета красней, —смехом звенят на площадках строительных                  жены моих друзей.

С детства им пала на плечики хрупкиетрудных годин полоса.Глина с известкой плескалась об руки их,                   ветер им сек волоса.

Легкие ноги о щебень исколоты,юбки намокли в росе, —но, как июньские молнии, молоды                  жены моих друзей.

…К ночи сойдемся — накурим, натопаем, —все приберут поутру.Пусть же хоть солнце прольется на теплые,                  ловкие руки подруг.

Дочери Солнца, вы сами как луч его,что проблистал по грозе.Я вам желаю всего наилучшего,                  жены моих друзей.

Не позднее 1962

     БЕТХОВЕН{397}

Как полюбить бытакого большущего?Нá поле битвыс громами пошучивал.

Графским подлизамколкости буркая,весь он — как вызовснобам и бюргерам.

Буйствуя в стычке,в споре упорствуя,жил на водичкес коркою черствою.

Бешен и чертов,в комнате заперся,в гневе исчеркавчеткие записи.

Там по ночам онв полном безмолвиибредил началомДевятой симфонии,

дерзкие замыслыв нищенстве пестуя.«Делом бы занялся,сволочь плебейская».

Вздутые жилы,волосы на плечи.Так вот и жил он,весь музыкой каплющий.

В дружбе с народом,радуясь с вечера,лоб благородныйсчастьем просвечивал.

Сложный и дюжий, —слыхали такого вот? —мастер был душилюдские выковывать.

Демон крылатый,радость прославивший,львиные лапыбросает на клавиши.

Не позднее 1962

* * * Я жил на комсомольской стройке{398},не наблюдал, а просто жил,дышал, обдумывая строки,и не был праздным и чужим.

Но, резюмируя по пунктам,ходил до полночи по ней,с комсоргом трясся на попутной,в солдаты провожал парней.

Я жил не в позе летописца,мне труд друзей не трын-трава,и для пустого любопытствалюдей от дел не отрывал.

Лишь раз, осмелившись и сунувсвой нос, на вышку приходил,где с толком действовал Изюмов —орденоносный бригадир.

Я жил с дружищем в общежитье,а общежитье — не салон, —но вы, пижоны, не тужите:мы вас с собой не позовем!

Обрызган маслом и подряпан,я жадно слушал пыл и жар,и шел без трепета по трапам,и на площадках не плошал.

Я жил с открытою душою,не погружал ее во зло,и стройки зарево большое,как солнце, в жизнь мою вошло.

Куда б я руль свой ни направил,где б ни задумался о чем,я меньше стать уже не вправе,к ее величью приобщен.

Живу среди огней и шумови жить так — счастья не таю,хотя прославленный Изюмовнам так и не дал интервью.

Не позднее 1962

             РЫБАЦКАЯ ДОЛЯ{399}

Да вправду красна ли, да так уж проста лирыбацкая доля, рыбачья беда?Их лодки веками в раздолье врастали.Их локти разъела морская вода.

Гремучие ветры их кости ковали,плакучее пламя провялило плоть.Им до смерти снятся бычки и кефали.Им ходится трудно, им хочется плыть.

Их вольные души сгорят и простятсяна темной волне, не оставив следа.Недаром в них кротость и крепость крестьянствас рабочей красой необычно слита…

А вы вот бывали в рыбачьем поселке,где воздух, что терен, от зноя иссох,где воздух серебрян и густ от засолки,где сушатся сети и мокнет песок?..

Шальные шаланды штормами зашвыривает.Крикливые чайки тревожно кружат.Крутая волна затекает за шиворот,и весла, как пальцы в суставах, хрустят.

Я меры не знаю ночному старанью —старинные снасти крепить на ходу,чтоб утречком выплеснуть лодки с тараньюи бросить рыбеху рябому коту.

Не позднее 1962

* * * Солнце палит люто{400}.Сердце просит лёта.Сколько зноя лито!Здравствуй, жизни лето!

Отшумели весны.Отгорели годы.Опустились веслав голубые воды.

Стали ночи кратки,стали дни пекучи.На поля, на грядкикаплет пот текучий.

В поле пляшут мошки,небосвод распахнут,и цветы картошкиодуряя пахнут.

О девичьи щеки,что румянец жжет их, —золотые пчелкина колосьях желтых!..

А в ночи ветвямизаколышет ветер,и еще медвянейот полей повеет.

Говоришь, озябла?Ну так ляг же рядом.А с дерев, а с яблоньтак и сыплет градом…

Мы недаром сталии сильней, и зорче,и уста с устамиговорят без желчи.

Солнце палит люто.Сердце просит лёта.Сколько зноя лито!Здравствуй, жизни лето!

Не позднее 1962

    ПАМЯТНИК ИЗ СНЕГА{401}

Я рад, что мною не упущенапростая уличная сценка.Из снега слепленного Пушкинавидали вы в саду Шевченко?

А я видал сию диковину,стоял, глазел с подругой обок.Как бы из мрамора откованный,на нас смотрел любимый облик.

К нему сходилися паломники,и, скрытый плотными плечами,художник, строгий и молоденький,свой труд заканчивал в молчанье.

Кто с нами там сегодня выстоял,в который раз в уме итожил,что молодость и бескорыстие,по существу, одно и то же.

<1957>

* * * Мы с народом родным обменялись сердцами давно{402}.Я доподлинно знаю, какого я роду и племени.Мне с рождения в дар было знойное знамя дано,где и молот, и серп, и звезда над колосьями                                                               хлебными.

Я его, как святыню, с березовым светом берег.Что б ни стало со мной, на какие просторы ни езди я, —буду верен навек — меж дорог, что стучат о порог, —лишь ему одному да еще твоим чарам, поэзия.

Я пророком не слыл, от гражданских страстей                                                                  запершись,не бежал от людей за дверные затворы, засовы,не роптал на ветра, не считал, что не ладится жизнь,и в словах не плутал, и из пальца стихов не высасывал.

Но лукавым глазам попадался в певучий полон,в шелестящих лесах задыхался от щебета пташьего,пропотев домокра, огородное зелье полол,на токарных станках золотистые трубы обтачивал.

Четверть жизни таскал за плечами мешок вещевой.Все, что есть у меня, — заработано мною и добыто.Я не верю стихам, за которыми нет ничего:ни великой души, ни обильного пота, ни опыта.

И не верю браваде, брюзжащей от малой любви,ни плаксивым гитарам, ни фокусам и ни пиликанью. Но чем больше поэт, тем прочнее он связан с людьми,тем он проще душой, тем он преданней делу великому.

Если верить кому — то строителям и мастерам, бескорыстным рукам и биению сердца горячего, тем, кто плавил металл и в домах потолки настилал,кто хлеба убирал и сады молодые выращивал.

Знаешь, как я пишу? Будто черную землю пашу,ни себя самого, ни друзей и ни близких не милуя.А еще я пишу, как любовь в своем сердце ношу:навсегда, навсегда, не забудь, мое солнышко милое!..

И пшеницы шелка, и сполоснутый ливнем асфальт,и народные стройки, и на сердце нежность                                                           незваная, —я еще не могу, я не знаю, как это назвать,я хожу по земле и всему подбираю названия.

Я ведь знаю и сам, что сердца не зажгутся от цифр.Но какие дела возникают за нашими цифрами!За сегодняшний день сединой заплатили отцы.Так прими их наследье и плечи под знаменем                                                               выпрями.

Признаюсь тебе, век: буду счастлив, чтоб стих                                                                 мой гремел,чтобы стих мой сумел все на свете осилить и вынести.У меня на всю жизнь лишь один образец и пример:Это наш Маяковский — в своей непреклонной                                                        партийности.

Не позднее 1962

* * * Как жалость, тот день тяготил, и отнюдь{403}ничто не казалось предвестьем дождя,и к дощатому жались плетнюгорящих ромашек созвездья.

Но туча явилась, длинна и тоща,тащилась и падала навзничь,и брызнули крупные капли дождяна яркую прозелень пастбищ.

Потемками влажными небо свело.Ну, что тут поделаешь, братцы?Такая погодка, а мы, как назло,с утра порешили купаться.

Сам Репин такого вовек не писал,а был до язычества лаком.Снимали штаны мы на срам небесам.Никто не дрожал и не плакал.

Так весело пахла прибитая пыль!А мы разбегались и плылипод ливнем, и были под ним так теплызаливы с лужайками лилий.

Река поднималась, как в страсти душа,и так же дышала влюбленно,и брызгали свежие капли дождяна тихое водное лоно.

Штрихуя простор и листву решетя,Клялись и ручались: «Мы любим».Стучали прозрачные капли дождя,как юности звончатый бубен.

Не позднее 1962

Родина