Судоверфь на Арбате - Владимир Александрович Потресов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Сергеевич закрылся в своей палатке. Он сейчас наверняка заполняет страницы путевого журнала. Такая у него привычка — отмечать все события минувшего дня. А ведь вчера на островке, готовом в любую минуту уйти под воду, такой возможности не было. Значит, надо писать и за тот день.
Вскоре палатка раскрылась, и Александр Сергеевич радостно объявил:
— Друзья, барометр ползет вверх! — и вдруг спохватился: — Только тихо, не спугните…
Тут я должен сказать, что раньше в метеорологии мы разбирались слабо. Нельзя также утверждать, что в экспедиции мы детально изучили причины и характер тонкостей тех или иных атмосферных явлений — этого до сих пор не смог сделать даже Гидрометцентр, однако от интонации, с которой Александр Сергеевич сообщал нам о каком-нибудь изменении в природе, наше настроение опускалось или поднималось, подобно стрелке корабельного барометра-анероида, тускло сиявшего начищенной медью в глубине его палатки.
Вообще любовь Александра Сергеевича к изучению и предсказанию погоды можно считать его второй страстью. Первая — это, конечно, байдарочные походы. Увлечения эти связаны, но погода интересовала Александра Сергеевича в любое время года, выдавая в нем коренного москвича. Впервые такую особенность москвичей подметил и описал абхазский мальчик, приехавший в столицу сдавать экзамены в институт и оставшийся затем в Москве, как он уверяет, для изучения некой странной, необъяснимой тяги москвичей к предсказанию погоды.
Этот мальчик вырос, закончил институт и сделался известным писателем, которого очень любил Александр Сергеевич. Имя его — Фазиль Искандер. Мне кажется, что, если бы им удалось встретиться за чашкой чая, Александр Сергеевич смог бы удовлетворить здоровое любопытство молодого горца. Во всяком случае, за длительную палаточную жизнь мы не раз слышали предсказания погоды, порой даже на несколько суток вперед, зачастую сбывающиеся полностью.
Были у нас и свои приметы: если Александр Сергеевич напевал арию мадам Баттерфляй, то ожидалась хорошая погода. Но нередко Александр Сергеевич зловещим голосом сообщал о наличии, например, конвективной облачности. Мы смотрели наверх: облака как облака. Чаще всего замечания такого рода Александр Сергеевич делал утром, когда необходимо было срочно собраться и выйти на воду:
— Друзья мои, ветер заходит на запад, барометр падает, поэтому надо сегодня пройти побольше.
И мы знали, что завтра утром нос из палатки не высунешь.
Как-то в походе произошел такой случай. Однажды Александр Сергеевич увидел, как он выразился, «два ложных солнца». Впереди райцентр Ляды. Там намечались кино и банька. И вдруг — эти солнца. По мне что — хоть десять, но Александр Сергеевич терпеливо объяснил, что это явление природы — оно называется «гало» — неизбежный предвестник плохой погоды.
Невозможно думать о холоде, дожде, когда перед тобой серебрится на солнце река, а ты лежишь на теплом песочке. Наполовину вытянутая на берег байдарка терпеливо ждет, когда ты твердой рукой направишь ее в струю и замелькают справа и слева рощицы, песчаные отмели, стада коров, мызы…
Действительно, вверх и вниз от солнца шел такой световой столб, который оканчивался яркими пятнами, как будто на небе одно над другим висели три солнечных диска.
В этот день прошли около пятидесяти километров — своеобразный рекорд — и расположились на ночлег немного выше Ляд. На следующий день утром стояла прекрасная погода, лишь горизонт заволокло легкой дымкой. Слава весело поглядывал на Александра Сергеевича и как бы невзначай покашливал. Но тот оставался невозмутимым. Вышли, преодолели небольшой порог перед Лядами и остановились около моста. Дежурные пошли подкупить хлеба. Вот тут-то все и началось. Полило так, что отказались от идеи поставить лагерь на берегу, а послали Костю договариваться с районными властями и в конечном счете провели пару дней в гостеприимном поселке, в помещении местной начальной школы возле круглой голландской печи…
Напряженная работа в экспедиции требовала строгой организации. Поэтому у каждого из нас было свое дело. Кто был физоргом, кто фотографом, кто ремонтным мастером. Слава, например, был командиром группы, а я радистом. Тогда наша промышленность еще не освоила массовый выпуск удобных переносных транзисторных приемников, и приходилось из деталей, в основном приобретаемых возле магазина «Пионер» за сходную цену у сомнительного вида граждан, собирать для похода аппараты по схемам, напечатанным в журнале «Радио». Так вот в мои обязанности входило обеспечивать бесперебойное поступление свежих новостей как о жатве, происходящей, как всегда, в сложных погодных условиях, так и об этих самых условиях.
Нельзя сказать, что мы очень-то доверяли метеосводкам, но на душе все же было спокойнее. Александр Сергеевич относился к нашему «ящику» скептически: как оттого, что он почти не работал, так и оттого, что погода почти всегда отличалась от предсказанной.
С этим приемником прямо беда. Он работал превосходно только в Москве, но стоило ему оказаться на природе, как от него слова не добьешься. Сколько было положено сил, чтобы при колеблющемся свете костра припаять оторвавшийся проводник с помощью нагретого в углях гвоздя. А однажды после такой экзекуции приемник заговорил, только на иностранном языке. Филимон предположил, что причина столь странного поведения нашего радиоаппарата в том, что при его сборке использовались радиодетали, извлеченные из распотрошенного довоенного приемника фирмы «Телефункен». Но зато сколько было радости, когда в лесу, среди непроходимых болот и зарослей, раздавалось тиканье часов, а затем знакомый с детства голос:
— Говорит Москва. Московское время девятнадцать часов. Передаем последние известия.
Тут уж вся группа собиралась у фанерного ящика. Александр Сергеевич слушал сводку погоды, грустно смотрел то на небо, то на говорящий аппарат и недоверчиво качал головой. Коля, сидя на ближней сосне, закреплял провод антенны. В эти счастливые редкие дни слушали всё, даже хор Пятницкого.
После ужина Александр Сергеевич развернул карту, и все желающие смогли убедиться, что мы прошли весьма значительное расстояние вдоль северо-западного берега Ильменя и, подгоняемые шквалом, здорово продвинулись вверх по Шелони.
Потрескивали дрова в костре. Небо почти очистилось от облаков.
— Завтра будет хорошая погода, — сказал Александр Сергеевич.
— Это вам сказал барометр? — спросила Маша.
— Не только.
— А что вы
