Эклиптика - Серж Брусов

– Стоп-стоп-стоп, – я резко его останавливаю. – Это всё – у меня в голове? Или, может быть, я сам – тоже у себя в голове? У себя, лежащего в коме, например? Так ведь бывает?

– Не знаю, как бывает, но предположу, что ты взял этот сюжет из какого-нибудь второсортного художественного фильма. Нет, ты не в коме, не спишь, не в состоянии транса или чем-то подобном. Твой рассудок, осознающий себя здесь и сейчас – единственная форма твоего сознания, существующая на данный момент, в этом можешь не сомневаться. Нет никакого «внешнего» мира, где есть еще один ты. Ты – здесь и сейчас.

Мы пересекаем улицу и направляемся вглубь квартала, мимо покосившихся деревянных домов в два-три этажа и маленьких кирпичных бараков темно-коричневого цвета. Белоснежная гостиница на фоне этих грузных, отживающих свой век построек почти что натурально сияет, символизируя собой светлое будущее, пришедшее на смену темному прошлому. Мы движемся в обход только-только построенного высокого кирпичного дома, стоящего на недавно проложенном Кутузовском проспекте. По сравнению с просевшими столетними избами и неказистым коммунальным жильем постройки нового типа выглядят венцом архитектурного искусства. Стоит признать, что вблизи эти строения действительно смотрятся величественно и внушают священный трепет.

Я обращаю внимание на старую детскую карусель, представляющую собой деревянный диск с осью вращения в центре и соединенными с ней радиальными металлическими перилами, переходящими в стойки, вмонтированные по краю окружности. Карусель располагается неподалеку от двухэтажного дома, когда-то наверняка считавшегося достаточно богатым, и, по всей видимости, принадлежала хозяину особняка. Этот простейший из детских аттракционов сейчас почти полностью заметен снегом. Виднеется лишь рисунок, украшающий центр – плоскую вершину осевого стержня. На небольшом пожелтевшем деревянном кружке изображен бледно-серый полу-месяц на темном фоне в компании нескольких разных по размеру белоснежных пятиконечных звездочек. «Забавно», – думается мне: «Когда-то дети, раз за разом бесконечно обращаясь на этой карусели вокруг „луны“, делали её центром вселенной в своем маленьком мире». Я поднимаю взгляд вверх и нахожу еле заметный растущий полу-месяц на краю небосвода. По странному стечению обстоятельств, он в точности повторяет только что увиденное мною изображение.

– Хм, – я прерываю тишину, – если ты до того момента, как «настроился» на мое видение окружающего пространства, наблюдал что-то другое… Как ты тогда нашел меня?

– Я был рядом. Ты очень шумел, и я довольно быстро обнаружил тебя.

– Но где это «рядом»? Вот здесь? На крыше гостиницы? Где?

– Ты же сам только что сказал, что до тебя я видел что-то другое. О какой гостинице речь?

Мне окончательно надоедают туманные полу-ответы Призрака, из которых ничего не проясняется. Я чувствую, как начинаю злиться.

– Хорошо, – собеседник говорит первым, очевидно, каким-то образом ощутив мой настрой. – Я расскажу тебе о том, что ты наблюдаешь вокруг. Только учти: всё это – лишь моя точка зрения на происходящее, а не описание объективной реальности.

– Учту.

– Мир – такой, каким ты его видишь. – Мой компаньон делает паузу. – Наверняка ты слышал что-то подобное? Какую-нибудь поговорку или пословицу со схожим смыслом? Готов спорить, что прежде ты понимал ее образно, не буквально. Так вот, мой новый друг… тебе следовало делать ровно наоборот, поскольку это именно так. Буквально.

Я ничего не отвечаю, ожидая продолжения. Вместо дальнейшего рассказа Призрак вдруг спрашивает:

– Что, на твой взгляд, есть реальность?

– Место, где я живу. Москва, планета Земля, галактика, Вселенная – всё это и есть реальность… Нет?

– А если мыслить более личностно?

– То, что вижу и слышу вокруг себя.

– Вот. Давай на этом поподробнее. Твое сознание создает вокруг себя картинку на основе твоих органов чувств, которые передают ему некую информацию. И помещает в эту картинку тебя. Но кто сказал, что обработка информации на подсознательном уровне у всех происходит одинаково?

Я задумываюсь, но отвечаю довольно быстро:

– Понимаю, что ты имеешь в виду. Я читал о подобных концепциях мировосприятия, но не могу сказать, что проникся ими. Конечно, физиологически люди не на сто процентов идентичны друг другу, но почти полностью. Отсюда и обработка информации примерно одинаковая.

– Ты видишь вокруг людей? Видишь меня? Как ты можешь это объяснить?

В этот момент я теряюсь и не нахожу, что сказать.

– Мы на земле, – продолжает Призрак. – На планете Земля. Но вот в Москве ли? Это большой вопрос. Я этого не знал, пока ты не показал мне. Утверждать, как ты говоришь, на сто процентов, сейчас можно только одно: ты думаешь, что ты в Москве.

– Притормози немного, – я возвращаюсь к вопросу, волнующему меня больше всего. – Где люди-то?

– А нет больше никаких людей. Остались лишь мысли.

Тем временем мы, наконец, достигаем здания гостиницы «Украина». При взгляде снизу кажется, что шпиль на вершине упирается в небо, словно не очень острая игла давит на натянутую поверхность голубого воздушного шарика. Пока всё остается в равновесии, но еще чуть-чуть – и лопнет.

– Хорошая аналогия, – соглашается Призрак.

– Откуда ты знаешь, о чем я думаю?

– Я же только что сказал.

Мне очень хочется что-нибудь съязвить в ответ, но я сдерживаюсь. В конце концов, думаю я, может быть, он делает это не специально, не с целью нагнать тумана, а просто так привык излагать свои соображения.

– Вот-вот-вот. Именно так. Не специально я. Так получается.

Я делаю вид, что не заметил последней фразы и спрашиваю:

– А почему нельзя летать? В том плане, что если физического тела нет, то почему перемещения только такие, как будто им обладаешь?

– Потому что ты не знаешь, как это – летать. А ходить и бегать – такие понятия в твоей памяти, конечно, имеются. Но это, кстати, несложно. Останови мысли, не думай о гравитации. Подпрыгни, но не рассчитывай после этого снова упасть на землю. На первый взгляд, сложно, но когда поймешь, каково это, будешь удивляться, почему не делал этого и в физическом теле. Но там, всё же, немного другие законы.

Я несколько раз пытаюсь подпрыгнуть, но всё время через долю секунды возвращаюсь в исходное положение. Я изо всех сил стараюсь думать о том, что должен зависнуть в воздухе, а не упасть вниз, но ничего не получается. Всякий раз, немного отрываясь от земли, я падаю обратно.

– Ты не должен концентрироваться на желании взлететь, – подсказывает Призрак. – Это произойдет само собой, просто забудь о том, что существуют законы физики. Ты сейчас в очень странном месте, разве это не повод, чтобы начать мыслить немного иначе?

Действительно, думаю я, ведь в данный момент я нахожусь черт знает где. В каком-то чужом, неизвестном мне мире. Почему я так уверен в действии законов моего мира здесь?

– Да! Ты нащупал нить. Теперь просто пари!

Я едва прикладываю усилия к тому, чтобы слегка оторваться от земли. Ощущение обладания физическим телом вдруг резко пропадает, оставляя вместо себя невероятную легкость и не до конца понятное чувство, напоминающее окрыляющую эйфорию. Я не опускаюсь обратно, испытывая при этом настолько естественные ощущения, что на короткое время действительно становится непонятно, почему я не мог перемещаться в третьем измерении раньше.

– Поздравляю, – голос Призрака звучит искренне-приободряюще. – Ну что, на крышу?

– Полетели.

Воздушное чувство, возникшее при первом перемещении в вертикальной плоскости, довольно быстро улетучивается, и «полет» становится похож на обычное движение по земле. Правда, здесь присутствует одно существенное отличие: если при «скольжении» там, внизу, можно было не направлять обзор строго в сторону движения, то здесь, наверху, необходимо постоянно держать в поле обзора место, куда задумал «перелететь». Я направляю взгляд на стремительно приближающуюся иглу шпиля и из-за этого не вижу уносящуюся вниз землю. Через какое-то время мы достигаем верхушки здания и «зависаем» рядом со звездой, венчающей самый пик строения. Я немного опускаю взгляд и окидываю им Москву, лежащую передо мной как на ладони.

Первым делом в глаза бросается отсутствие правительственного Белого Дома на противоположном берегу реки. Мне неизвестно, откуда я помню этот образ, но он удивительно ясно встает перед глазами, как только мой взгляд обращается на закатанную в бетон набережную и только что достроенный мост. Еще в памяти по какой-то причине всплывают танки, стоящие на мосту. Хм, это ведь 50-е, а битва за Москву имела место в начале 40-х, да и не дошли немцы тогда так далеко…

– Ты помнишь, что армия фашистской Германии не продвинулась до этих мест, помнишь годы битвы, – прерывает мои размышления Призрак. – Но в то же время не знаешь о танках в центре Москвы в конце 20-го века? Как интересно…