Дорога в никуда. Часть вторая. Под чёрными знамёнами - Виктор Дьяков

  Сальников сидел в штабном вагоне, тяжело откинувшись на спинку стула, его стол завален, всевозможными документами, глаза слипались, ничего не хотелось делать. Штабс-капитан тяжело вздохнул, расстегнул карман френча, достал фотокарточку. На ней была запечатлена его жена и две дочери 12-ти и 10-ти лет. Семья Сальникова осталась в Омске. На днях он получил письмо от жены. Та жаловалась, что квартира, которую они снимали, скверная, тесная, холодная, дрова невероятно дороги, дочери так пообносились, что стыдно ходить в гимназию, денег, что он им посылает, совершенно недостаточно, а помощь, которую им оказывает правительство, мизерная... Сальников снова вздохнул и убрал фотографию. Просить помощи у Анненкова? Но штабс-капитан знал насколько чёрств и глух атаман к такого рода просьбам. Сальников сам не раз наблюдал, как тот искренне не мог взять в толк, почему отцы семейств так сильно переживают за своих жён и детей, когда перед ними такая святая цель - восстановление великой России. Атаман не мог терпеть, когда офицеры старались пристроить в обоз дивизии свои семьи, или селили их неподалеку от ее расположения. И этим он тоже снискал любовь многих молодых "партизан", таких же, как и он сам холостяков. Потому Сальников не рисковал выписать к себе семью из Омска. За это атаман, как пить дать, снял бы штабс-капитана с его временной должности и вновь перевел в какое-нибудь строевое подразделение, чего он, человек сугубо "бумажный", интуитивно пригибавшийся от свиста пуль и снарядов, боялся больше всего.

  Сальников сделал волевое усилие и стал просматривать полученные телеграммы. Бланк с пометкой "срочно" содержал текст, в котором военный министр просил представить послужной список атамана на предмет представления его к званию генерал-майора. Штабс-капитан задумался. С одной стороны было довольно обидно, что человек, который моложе тебя на шесть лет уже "метит в генералы", с другой, приходилось признать, кого как не Анненкова делать генералом. До сих пор звания, за полгода аж два, атаману присваивало Временное Сибирское правительство, и с учетом его "легковесности" такова же и цена тех званий. Но сейчас в Омске совсем другой хозяин, Верховный правитель адмирал Колчак. Это, конечно, не государь-император, но фигура значимая, недаром его признали и западные союзники, и что ещё более важно командующие всех антибольшевистских фронтов.

  Телеграмму надо было показать атаману. Тот довольно тщеславен, и, несомненно, будет рад. Идти с благой вестью всего-ничего, до личного вагона атамана, стоявшего рядом со штабным. Когда штабс-капитан, не одевая шинель, бегом по морозу преодолел это расстояние и вошел в атаманский вагон, охрана его предупредила, что у атамана находится бывший отрядный, а теперь дивизионный священник отец Андрей. Пришлось ожидать в приемной. В это время в кабинете атамана происходил довольно резкий, на повышенных тонах разговор. Отец Андрей под стать Анненкову, такой же решительный, бескомпромиссный, но если анненковская решительность была холодной, обдуманной, то у тридцатитрехлетнего отца Андрея она носила порывистый, горячий характер. Во время славгородских событий отрядный священник ходил вместе с казаками в конные атаки, а потом благословлял казни "антихристов". С Анненковым отец Андрей был на "ты":

  - ... Брат-атаман, как ты можешь за такое расстреливать своего брата? Ты что забыл, как он зарекомендовал себя, как прекрасно командовал полусотней, которую ты посылал наводить законность и порядок, как, не дрогнув, казнил врагов наших. Он хоть раз не выполнил какой-нибудь твой приказ, или дал повод заподозрить себя в неверности нашему делу?!- воздев руки к потолку, взывал священник.

  Атаман морщился и, похоже, что с ним случалось крайне редко, колебался:

  - Поймите, батюшка, - Анненков хоть и ввел в дивизии ритуал братского "тыкания", но со священнослужителями, всегда был строго на "вы",- я не могу терпеть в своей дивизии невыдержанных людей, анархистов. Я и так уже несколько раз закрывал глаза на его проступки. Сколько хорунжих у нас? Много, и я их за редким исключением почти никого близко не знаю, а вот этого за его фокусы узнал хорошо. Не слишком ли большая честь для хорунжего, чтобы им лично командир дивизии занимался. Я понимаю, одно дело это расстреливать и рубить большевиков, или им сочувствующих, другое, когда дело касается ни чем не оправданных бесчинств, в чем он уже неоднократно был замечен, или то, что случилось сейчас. Пьянство, буйство... я не допущу этого. Это ведет к подрыву дисциплины, а ради укрепления дисциплины я не остановлюсь ни перед чем...

  Речь шла не об ком ином, как о хорунжем Василии Арапове. Он, будучи изрядно пьяным, застрелил на балу местную барышню, которая по старой доброй привычке отвесила ему пощёчину за откровенно хамское "ухаживание". Анненков был ярым противником всяких увеселительных мероприятий. Но офицеры 2-го Степного корпуса частенько устраивали всевозможные балы, и запретить ходить на них своим офицерам он не мог. Сам он не находил никакого удовольствия ни в спиртном, ни в общении с женщинами, однако понимал, что накапливаемый в боях, походах и карательных экспедициях "пар" необходимо время от времени "стравливать". Но, увы, отдельные господа офицеры чересчур "озверели" и их нужно призвать к порядку. А лучший способ, в этом атаман не сомневался, кого-нибудь расстрелять для острастки. И случай вроде бы подвернулся, тем более, что этого хорунжего вовсе не жаль. Он записался в дивизию недавно, и попал в Атаманский полк, только потому, что имел за спиной среднее образование, окончил кадетский корпус. Но Арапов не был ни фронтовых сотоварищем атамана, не участвовал ни в боях на Урале, ни в славгородском деле. Он "заявил" о себе лишь чудовищной жестокостью во время карательных рейдов по деревням в последние два месяца, да вот ещё на балу "отличился". Сейчас это "герой" сидел под арестом и ждал своей участи, которая и решалась в бурной дискуссии атамана с дивизионным священником.

  Случилось невероятное, Анненков в конце-концов со "скрипом" уступил, согласился заменить расстрел на разжалование провинившегося хорунжего в рядовые, и отчисление из привелигированного Атаманского полка. Он также должен быть немедленно отправлен в подразделение дивизии, которое базировалось в Сергиополе и занималось неблагодарной черновой работой, совершало разведрейды в северное Семиречье, уточняя возможности начала там широкомасштабных боевых действий. Партизанская дивизия со дня на день ждала приказ о наступлении на Семиречье. Недолгий период формирования заканчивался, впереди снова предстояли бои.

  После ухода священника Сальников вошел в кабинет и вручил телеграмму атаману. Прочитав ее, Анненков ненадолго задумался.

  - Как ты думаешь... Колчак - это серьезно?- неожиданно доверительно, по свойски спросил он Сальникова.

  - Думаю, что да, ведь он признан всеми,- с дрожью в голосе отвечал штабс-капитан, не веря в истинность "братского" обращения атамана.

  - Хмммы,- издал неопределенный звук Анненков, и отложив телеграмму, подошел к окну отодвинул шторку, вгляделся в заиндевевшее от изморози стекло. - Мерзкое место, недаром этот город семипроклятьинском прозвали. Не будь здесь столько богачей, никогда бы не согласился тут формировать дивизию. Но деньги, увы, решают всё. Еще Наполеон говорил, для войны нужны три вещи, деньги, деньги и ещё раз деньги. А так я бы лучше в Семиречье базу для дивизии устроил. Я служил там до войны, вот места так места. Только не северное, а южное Семиречье. На севере там также как здесь, тоскливая голая степь. А вот на юге, красота. Горы изумительные, долины рек плодородные, тепло. Снег только к Рождеству выпадает и лежит не больше полутора месяцев. По осени от яблок ветки до земли гнутся, помню, верненским апортом объедались. Яблоки такие, одно в фуражку положишь и все, второе уже не влезает. В Верном, у тамошних офицеров в домах гостил, во дворе беседки, все виноградом увитые. Сидим, ужинаем, а хозяин руку протягивает, гроздь срывает и тут же на стол подает...

  Анненков умолк, видимо в своих мыслях он перенесся в свою офицерскую юность, когда служил в 1-м сибирском казачьем полку на китайской границе.

  - Как вы думаете, наши западные армии смогут в будущем году преодолеть Волгу и выйти к Москве,- совершенно неожиданно атаман отошел от "братского" способа общения и перешел на "вы", задавая "стратегический" вопрос.

  - Думаю да... должны. Иначе, если не удастся в течении года разгромить основные силы большевиков, союзники наверняка сократят помощь, и тогда нам придется очень туго. А вы как думаете Борис Владимирович, так же?- в свою очередь осмелился задать вопрос штабс-капитан.

  - Если бы я думал так же, я бы все сделал, чтобы быть там, на главном фронте, а не сидеть в этом семипроклятьинске,- резко ответил атаман.